Фото: Lobostudio Hamburg/Unsplash
Фото: Lobostudio Hamburg/Unsplash

Что такое смерть и почему мы ее боимся? 

Возле банка все разрыли неизвестно зачем да и бросили. Яркие глиняные кучи, размокшие под снегом и дождем, выглядели так, будто кто-то щедро разбросал по улице несколько тонн пасты «Болоньезе». Клиенты семенили на цыпочках по набросанным в грязь мосткам, стараясь не замарать обувь, но маленький сумрачный зал на первом этаже, где стояли банкоматы, а из окошек касс смотрели на всех умными глазами вежливые сотрудники, выглядел так, словно по нему сырыми ногами потоптался голем. (А затем насыпал на пол длинных чеков и потоптался еще раз.) (А вежливость сотрудников была сродни учтивости, какой был полон персонаж Тима Рота в фильме «Роб Рой».) 

Не то творилось на втором этаже, где оформляли одобренные крупные кредиты: тепло, сухо, чисто — некоторым образом, нега. Приходилось щуриться: лампы на потолке светили, как солнце, отражались в кафеле, как в воде. Стены были до невозможности белые. Создавалось впечатление, что второй этаж не строили, а установили поверх первого какую-то меловую глыбу и прорубили в ней коридоры и кабинеты. В кабинете ждала Ютакуроновых сотрудница кредитного отдела, такая вся милая и молодая, что ее хотелось удочерить. Взгляд у нее был наивный, как у голого дошкольника, который, уложенный спать, вошел в гостиную посреди затянувшегося из вечера в ночь праздника.

А тут еще год был такой, когда семейным парам, состоящим из каменщика, которым являлся Ютакуронов, и маникюрщицы, которой являлась Ютакуронова, будь они полностью честны, вряд ли что-нибудь дали. Поморщились бы: кризис в строительстве, кризис в сфере услуг с не совсем подтвержденным доходом, ну что это такое? В тот год котировались офисные работники — тогда и сериалы про них снимали, и книги писали. 

Ютакуроновы чувствовали себя настырными обманщиками. Они и сами не верили, что смогут выплатить ипотеку, зарабатывая деньги руками, но нужно было уже увеличить жилплощадь с однокомнатной на двухкомнатную, потому что начало появляться в их совместной жизни некое напряжение. Ютакуронов уже увлекся пивом после работы: ни одного вечера не мог провести, чтобы не зависнуть где-нибудь с друзьями или соседями. Ютакуронова на почве тесноты, обилия вещей, что лезли из дверок чешской стенки, из встроенного в прихожую шкафа, из- под кровати, замутила с бывшим одноклассником с большой квартирой и дачей, но он совсем не хотел детей, тем более чужих. А у Ютакуроновых был сын Саша с креслом-кроватью. Сын в общем-то не чудил, но домра в комнате, где и все, но скрипичные ключи в нотной тетради, выводимые с такой силой, что их можно было нащупать на обратной стороне страницы.

Сначала работники банка действительно артачились, не без сомнения смотрели на обветренное лицо Ютакуронова, на его обветренные руки. Но тут же была его безработная жена, безупречная внешне. Тысяч сорок в месяц угадывалось в ее прическе, маникюре, педикюре, депиляции, загаре, коже. Все это, конечно, являлось следствием самостоятельной работы и бесплатного обмена услугами с другими работницами косметической индустрии, но клерки об этом не догадывались, ведь кроме всего вот этого, одна из клиенток Ютакуроновой — владелица какого-то холдинга — беззаботно махнув рукой, соорудила маникюрщице справку о долгой продуктивной работе на ниве рекламы, задним числом сделала из нее начальницу отдела с пятилетним стажем. И вот под такое банк согласился отстегнуть немного денег. Еще выяснилось, что супруги попадают под программу «Молодая семья», что уменьшало ежемесячные выплаты на полтора процента, на триста семьдесят пять рублей. Эта небольшая сумма, изъятая из обязательных выплат, каким-то загадочным образом укрепила позицию Ютакуроновых.

И вот немного беготни, риелтор, и они оказались на светлом втором этаже, а сотрудница банка спрашивала, насколько внимательно они ознакомились с кредитным договором и графиком выплат.

А они ознакомились с договором, да, и поняли уже, что ближайшие двадцать лет никуда от этого не деться, и пункты, напечатанные мелким шрифтом, почитали, где имелось про штрафы за досрочное погашение. Но что они могли ответить? «Извините, мы передумали, пойдем-ка в другое заведение, где условия получше»? Им, разумеется, хотелось так ответить, останавливало только одно: банков лучше, чем этот, в городе не было, а хуже — были. Завистливо вздыхать, глядя на смешные проценты за границей, можно было хоть до старости, квартира из этих вздохов появиться все равно не могла. 

Купили, конечно, подешевле. Сразу же поссорились, когда переехали, благо, было, где развернуться, чтобы ходить и хлопать дверями. Поцапались не без причины, даже не без нескольких. Квартира была больше прежней, но аховая, вся оклеенная обоями цвета арбузной мякоти, по этим обоям, как живые арбузные семечки, то и дело пробегали тараканы, причем не по одному, что случается обычно, а как-то больше стаями. Саша обнаружил мышеловку под раковиной на кухне, сунул туда руку и тем самым на пару недель выпал из образовательного процесса обеих школ, в которых учился. Чугунная ванна была такая шершавая, будто ее сделали из пемзы. Краска и плесень на стенах ванной держались друг за друга, и невозможно было разобрать, где плесень, где краска, где кладка. Кстати, Ютакуронов подглядел у других людей идею лофта, кухню ему захотелось оформить под лофт, но когда он ковырнул штукатурку, то обнаружил, что кирпичи несущей стены лежат буквально волнами, такими же, какие были когда-то на флаге Латвийской ССР. Ему стало страшно, он сунулся в туалет, а в унитазе была такая ржавая полоса, словно все время до Ютакуроновых бывшие хозяева смывали за собой кровью. На различных трубах там и сям попадались вместо привычного герметика обмотки из тряпочек, пропитанных масляной краской. Почему-то когда они смотрели квартиру и все было декорировано мебелью и людьми, выглядело это не так жутко. 

Но скандал развернулся пусть и на этой почве, но не по этому поводу. Контраст между тем, что они смотрели, и тем, что получили, конечно, вызвал в душе Ютакуроновой чувство безысходности, она отчетливо поняла, что для ремонта понадобится еще один кредит, сравнимый с ипотекой, а его не из чего было брать, но она зачем-то вспомнила, что муж ничего не подарил ей на годовщину знакомства, которая состоялась на днях, муж припомнил ей одноклассника — и понеслось. Впрочем, они уже столько прожили вместе, что скандал протекал уже по определенной программе, состоял из устоявшихся пунктов, где Ютакуронову припоминали, что у него было несколько девушек, у Ютакуроновой — бывшие друзья, затем обсуждалось, что Ютакуронов опоздал в ЗАГС, опоздал в роддом, Ютакуронов отвечал чем-то похожим, но все равно оказывался более виноват, в какой-то момент супруги уставали, но продолжали не слишком сильно переругиваться, и все переходило в какие-то шутки. Так и вышло. 

— Зато здесь ламинат и теплый пол, — сказал Ютакуронов.

— Теплый пол? Вот нас и нагрели, — заметила Ютакуронова, и они рассмеялись. 

Так и зажили, постепенно приводя жилище в порядок.

Не очень и трудно оказалось все это. Несколько раз только лет за семь они попадали в такие ситуации, что чем-то пришлось пожертвовать ради выплаты, однажды сына огорчили, потому что не смогли отметить его день рождения достойным образом. Единожды Ютакуронов оказался в подвешенном состоянии между двумя работами — той, которая внезапно отвалилась по случаю банкротства строительной компании, и той, на которую он еще не устроился, сунулся было халтурить в окрестностях города, но чуть не огреб от конкурентов и решил, что здоровье дороже. 

Страшнее всего из этого оказалось затопить соседей. Вот уж где были расходы, но ничего — справились. 

Постепенно все менялось. Банк внезапно сбросил пару процентов годовой ставки по кредиту, сын вырос. Стало возможным платить за кредит по телефону, там же, в телефоне, можно было посмотреть, что называется, на тело кредита, которое постепенно уменьшалось. Ютакуроновы даже отпраздновали тот день, когда долг стал не миллион с чем-то, а девятьсот девяносто три тысячи.

Еще удобных беспроводных наушников развелось, и пусть их запрещали на работе, однако Ютакуронов пользовался капельками, прятал уши под вязаную шапочку, включал музыку не на полную громкость, чтобы реагировать на слова коллег. Уютные песни советских времен значительно сокращали рабочий день и дорогу до дома, а еще, сложись все иначе, они бы и жизнь Ютакуронова сократили до тридцати с небольшим лет, потому что в один прекрасный день по пути на обед он заслушался песней «Приходит день, приходит час, приходит миг, приходит срок» из «Обыкновенного чуда», в очередной раз думал, насколько все же эта мелодия схожа с основной темой фильмов про агента 007, не расслышал предупреждающих окриков и гудков и угодил под бетономешалку, которая спешила в очередной рейс. 

Выбитый из ботинок, Ютакуронов пролетел несколько метров и попал в груду строительного мусора, где, разок кашлянув кровью, на всякий случай затих, опасаясь вставать, поскольку не знал, какие у него могут быть ужасающие травмы, какой орган он может повредить себе любым неосторожным шевелением. Больше всего Ютакуронова беспокоил позвоночник, Ютакуронов не представлял себе, как можно работать на стройке в кресле-коляске. Набежали всякие люди, стали щупать пульс и вызывать скорую. Тут же стоял рыдающий водитель бетономешалки, держал в кулаке такую же, как у Ютакуронова, вязаную шапочку и, полный отчаяния, жевал ее золотыми и обычными зубами. Все это сопровождалось для Ютакуронова песней «Вжик- вжик- вжик, уноси готовенького», так что было в некоторой степени кинематографично и потому неправдоподобно. 

— Ты как? — спросил бригадир, нависнув над навзничь лежавшем работником. — Ничего не болит?

— Вроде нормально, — отвечал Ютакуронов.

— У него шок! — выкрикнул кто-то из собравшихся, и все хмуро закивали.

Вокруг поверженного каменщика распространилась атмосфера скорбного соучастия, подкрепляемая соответствующим саундтреком. Пока не приехали врачи, Ютакуронов успел прослушать «Бери шинель, пошли домой», «От героев былых времен не осталось порой имен», «Служили два товарища», «На поле танки грохотали».

Накрапывал мелкий дождик, непрерывный ветер трепал синие спецовки строителей. Все было медленно и печально ровно до того момента, пока не появилась скорая. Белая машина, полная бешеной оптимистичной энергии, похожей на диковатое веселье тройки с бубенцами, влетела на строительную площадку, не сбавляя скорости, картинно развернулась на двух колесах, качнувшись, встала, и оттуда неспешно выступил, руки в карманы, врач неотложной помощи с улыбкой на лице. 

— Че у вас тут приключилось? — спросил он, слегка расталкивая плечами толпу, которая не успела разойтись с его появлением.

— Так вот, — показали ему. — Человека задавило. Лежит вот, смотрите.

— Прямо и задавило? — добрым голосом удивлялся доктор, тыча пальцем в разные части Ютакуронова, щупая ему ребра, светя в глаза фонариком.

— Да, да, — подтверждали все вокруг. — Аж из ботинок выкинуло. Вон где ботинки, — а вон где он.

— Ну да, ну да, впечатляет… — Врач задумчиво оценил картинку происшествия, а затем внезапно рявкнул на Ютакуронова. — Ипотечник?! Че ты мне голову морочишь? Вставай давай, хорош филонить! 

— То есть как? — изумился и возмутился Ютакуронов, но принялся подниматься. — Причем тут это вообще? 

— Давай, вставай, вставай! — поторопил его врач. — Читать надо внимательно, что подписываешь. Надоели уже. Вчера вон такая же окошко мыла, вывалилась с восьмого этажа, устроила цирк.

Дома Ютакуронов, разумеется, кинулся перечитывать ипотечные бумажки, еще раз ужасаясь всяким карам, которые грозили семье так и сяк, если возникнут финансовые трудности. Имелось там, между прочим, три абзаца, бросавшие в холодный пот почище любого кошмара: про то, что банк в любой момент имеет право разорвать договор в одностороннем порядке. Но вот нашлось и то, чем попрекнул Ютакуронова врач скорой помощи, этот пункт и раньше попадался на глаза, но, что уж тут, терялся на общем фоне иезуитской речи, равномерно натянутой на страницы документа: 

«На время действия данного договора клиент прекращает совершать в отношении себя, намеренно или ненамеренно, любые летальные действия, как с применением самого клиента, так и третьих лиц, а также природных или рукотворных объектов и явлений, как отдельно друг от друга, так и в любой совокупности, любом количестве и любом сочетании. В исключительных случаях банк не несет ответственности за нарушение данного пункта договора, не обязан уведомлять о любых изменениях данного пункта и его подпунктов, если таковые появятся в силу каких-либо причин. Клиент обязуется не использовать свою нелетальность в целях, которые противоречат действующему законодательству Российской Федерации и Конституции Российской Федерации, налоговому, имущественному и другим кодексам Российской Федерации. Клиент обязуется не использовать свою нелетальность в целях, выходящих за пределы выполнения пунктов данного договора»

— Так, выходит, мы с тобой бессмертные, пока платим, — сказала жена, когда Ютакуронов поделился с ней своей находкой. — Удобно, слушай. Хоть какая-то польза. Можно некипяченую воду из-под крана пить.

— Много что можно делать, — заметил Ютакуронов. — В какой-нибудь вредный цех устроиться, в каскадеры уйти, не знаю, канал на «Ютьюбе» открыть со всякими трюками.

— Ага, а когда закроем ипотеку, это все разом и вылезет, и тут же ты протянешь ласты, спасибо. Что-то меня не радует молодой вдовой оставаться. Уже надо думать, что делать, когда с нынешним кредитом покончим. Ты ведь сразу можешь умереть, потому что тебя бетономешалка сбила. Кстати, ну тебя в баню, спрячу от тебя эти долбаные наушники, говорила же, что добром это не кончится, вот и не кончилось. Сколько народу под поезда и трамваи прыгают, пока у них музычка играет на всю катушку. 

— А сама-то. Мало на красный, так тоже ведь, сколько раз тебя на этом ловил. 

— Я по сторонам смотрю, в отличие от некоторых. 

Словом, стали жить, как и прежде. Разве что чуть смелее вышагивали из ванны на кафельный пол, Ютакуронов решительнее лез в электроприборы, спокойно ковырялся в электрощите, если была такая надобность; впрыгивал на табурет, когда требовалось поменять лампочку; не так нервничал, если клал кирпич, а где-нибудь неподалеку кто-нибудь ворочал баллоны с кислородом. 

С того случая прошло несколько лет, и постепенно наступила эпоха обзвона, когда на каждого человека приходилось в день несколько входящих со всякими выгодными предложениями. Волнами накатывали фирмы по установке пластиковых окон и остеклению балконов, соцопросы, уникальные дебетовые и кредитные карты со сказочными программами кешбэка, интернет-провайдеры. Родной телефонный оператор не оказался исключением, позвонил в виде юного девического голоса, стал интересоваться у Ютакуронова, устраивает ли его ценовая политика, не желает ли он еще больше гигабайт и минут за чуть большую цену, да еще роуминг, да еще бесплатное сидение в соцсетях, да и старый его тариф все равно скоро закрывают. 

Когда предложили новый пакет услуг, Ютакуронов вынужден был ответить: «Бог с вами, подключайте», — и буквально через неделю ушел на работу и не вернулся, а нашелся только в палате интенсивной терапии. 

Оказалось, что он некрасиво отрубился прямо в трамвае, в толпе вечерних пассажиров. Врачи разводили руками на вопросы, как так случилось, что Ютакуронов грустно лежит, встроенный в ослепительную медицинскую машинерию, по какой причине? Пожимали плечами на вопросы «Что дальше?» — они сами не понимали, что происходит: анализы говорили о том, что Ютакуронов абсолютно здоров. 

В отчаянии Ютакуронова позвонила в банк. Там ей ответили, что подобное невозможно, если ее муж не нарушал условия договора. Сказали, чтобы приехала, заполнила несколько заявлений, в течение полугода проверят, что как, и положили трубку. Тогда, роняя слезы, Ютакуронова посоветовалась со знакомой юристкой, пока делала ей ногти. 

— Ну это уж ни в какие ворота, — возмутилась юристка. — Можно на них кого-нибудь натравить. Но лучше по-хорошему договориться, а то все это затянется лет на пять,будете зря по судам таскаться, а муж у вас будет лежать. Никому от этого никакой пользы, одни расходы. У меня там есть несколько знакомых, авось по старой памяти побыстрее разберутся. 

Буквально на следующий день к Ютакуроновой подъехал юрист из банка. Все время, пока они добирались по пробкам до больницы, пока шли разговаривать с врачами, юрист был какой-то дерганый: перебирал радиостанции в машине, все время спрашивал о чем-то постороннем, цокал языком; на улице нервно переступал, будто ему приспичило. При виде больного он наконец озадаченно замер и набрал кого-то, какого-то Мишу: 

— Миша, — сказал он. — Тут клиент реально лежит в отключке, и все говорят, что он просто ни с того, ни с сего (юрист задушенно крякнул)... Да, да, ехал в маршрутке, а, нет, в трамвае, говорят, ехал — и того…Нет, айболиты как бы отмели уже наркоту, ну и все остальное отмели до кучи, да. Ага, ага, сейчас спрошу.

Прикрыв телефон рукой, юрист шепотом спросил:

— Какой оператор у вашего мужа?

— В смысле — оператор ? — не поняла Ютакуронова.

— Ну, телефон. Кто там у него? 

— «Лепрекон», — ответила Ютакуронова. — А какое это имеет ?..

— «Лепрекон», говорит, — не дослушал ее юрист. — А че там у них?

Он некоторое время кивал и внимал собеседнику, после чего воскликнул со смесью ужаса и восторга:

— Да? Серьезно? Ни хрена себе они! Они ведь и мне подкузьмили отчасти, потом расскажу… Ну понятно, из каких-то денег нужно оплачивать все эти рекламные каверы, но я всегда думал, что они не прочь, наоборот, вытащить кого-нибудь из могилы. Типа Летова. Чтобы он им спел: «Оо, тариф “Лепрекона”». Или Юру Хоя, «Вы слыхали как дают призы?»… А с другой стороны, да, да…

Со вздохом сожаления юрист убрал смартфон в карман пиджака и обернулся к Ютакуроновой:

— Надеюсь, сейчас мы поможем вашему мужу. Это буквально воскрешение будет.

— А в чем дело?

Прежде чем ответить, юрист сделал глотательное движение, словно таблетку принимал, а запить было нечем, сочувственно посмотрел на Ютакуронову: 

— Да они, телефонисты эти, не знаю даже, как и сказать. Они тариф ввели — «Общайся! Живи!». Там весь фокус в том, что, пока на счету есть деньги, ты живешь, и шанс, что с тобой что-то произойдет: несчастный случай, все такое — минимальный. Но у этого и обратная сторона есть. 

Видимо, изображая обратную сторону, он сделал жест, будто арбуз в руках покрутил: 

— Если, короче, деньги на счету заканчиваются, тогда все — кранты. Их там уже потихоньку грызут за это. Они тридцать рублей в день дерут по этому тарифу. Человек двести уже на этом подорвалось по всей стране. У вас муж тоже бы умер, но тут их договор вступил в противоречие с нашим. 

(На слове «противоречие» он перестал держать в руках воображаемый арбуз и показал руками что-то вроде вразнобой колышущихся дверок салуна.)

— Так что вот, — заключил юрист. — Киньте супругу деньги на телефон. Он и проснется, как от поцелуя любви.

Покуда Ютакуронова возилась с паролем от телефона, ПИН-кодом от мобильного банка, а трудно было попадать в нарисованные на экране кнопки дрожащими пальцами, юрист поделился своими неприятностями:

— Ладно вот такое! У меня они дочку подписали на свой онлайн-кинотеатр! Просто, хоп! Они же, твари, эсэмэски шлют, которые не такие, как у других. Где у всех нормальных «Закрыть», у них согласие там какое-то. Крысы, по-другому и не скажешь! 

Он продолжал болтать, а Ютакуронов меж тем очнулся и недоуменно приходил в себя в объятиях счастливой жены.

Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь