Вначале появилась черная кошка. О ней потом, правда, ни разу не вспомнят. Тем не менее это хорошая примета: запустить кошку в дом. Потом выпорхнули белые голуби. Почтовые голуби, которые так никуда и не улетели. Потому что некуда, да и зачем? 

В московском театре «Школа современной пьесы» Дмитрий Крымов — гость, приглашенный режиссер. Впрочем, за столько лет все успели привыкнуть, что свой Театр он способен творить на любых подмостках. Так детям более или менее все равно, в какой песочнице играть или в каком углу раскладывать свои игрушки. Полагаю, эта способность всегда спасала Крымова от жестокой театральной прозы. Но ужасно обидно, что до сих пор у него нет собственного театра. И надо скитаться с одной сцены на другую. В качестве иллюстрации моих наблюдений в спектакле мелькнет фибровый чемодан, где, по признанию Димы, он в детстве держал свои игрушки. Теперь чемодан пуст. 

Фото: Александр Иванишин/Пресс-служба театра «Школа современной пьесы»
Фото: Александр Иванишин/Пресс-служба театра «Школа современной пьесы»

Я более или менее представляю ассортимент детских игрушек мальчика 1955 года рождения. У меня когда-то был такой же чемодан со всеми неваляшками, мишками, котами в сапогах и игрушечными моделями машинок. Однажды я этот чемодан поджег. Дело было так: в доме отключили электричество, и мама принесла мне в комнату свечу, поставив ее на круглый стол. «Свеча горела на столе, свеча горела». Недолго думая, я сунул в огонь свою пластмассовую машинку, которая, конечно, мгновенно вспыхнула. Чтобы скрыть следы преступления, я, обжигая пальцы, бросил ее в чемодан с игрушками, а сам нырнул в постель, спрятавшись под одеяло.  

— Кажется, дали свет, — флегматично заметил папа из кухни. 

Но это был не свет. Это полыхал мой чемодан в детской. 

Когда кое-как погасили пожар, все мои игрушки и книжки долго были в саже и пепле. Меня не слишком ругали, но в наказание целый месяц я играл со своими погорельцами. 

Почему-то этот пепел и обгорелые края моих детских книжек вспомнились мне с какой-то пугающей отчетливостью на спектакле «Все тут». У Крымова все как будто подернуто пеплом, который стучит в сердце, оборачиваясь то поминальным золотым дождем, то белой клоунской пудрой. Этот спектакль весь соткан из воздуха детства, из обрывков воспоминаний, из юношеских слез. Крымов просто берет пластмассовое ведро и выплескивает воду на подмостки, а потом пускает по мокрой поверхности цветные машинки. И вот это уже поздний вечер, улица Горького, залитая дождем и светом, а по ней шагает Дима и плачет от счастья. Он только что посмотрел «Наш городок» в постановке американского театра «Арена стейдж». Спектакль произвел на него совершенно оглушительное впечатление, так что он не мог сдержать слез. А ведь он уже был вполне себе взрослый парень. И этот мокрый ночной асфальт, и цветные детские машинки, несущиеся туда-сюда, и эти слезы, которых хватило на целое ведро, — в этом и заключается магия Театра Дмитрия Крымова. Возникнуть из ничего и исчезнуть тут же в никуда. 

Что его тогда восхитило больше всего? Трудно сказать. Наверное, зыбкость существования на грани по ту и другую сторону бытия, по ту и другую сторону зеркала сцены, тревожное и опасное мерцание, как огонь, рвущийся из-под крышки фибрового чемодана с детскими игрушками. 

Фото: Фонд Музея МХАТ
Фото: Фонд Музея МХАТ

Он попросит своего папу и маму пойти на спектакль. И они будут смотреть его уже втроем. Папа у Димы, если кто не в курсе, был великий режиссер Анатолий Эфрос, а мама — лучший театральный критик своего времени Наталья Крымова. Сейчас в спектакле это просто красивая безмолвная молодая пара: она в красной беретке (Светлана Кузянина), он в фетровой шляпе (Павел Дроздов). А между ними в партере будет сидеть немолодой господин — их сын Дима, который в программке обозначен как «Ведущий».

Мы все дети своих родителей. Но дети великих — особый и опасный сюжет. Сколько тут комплексов, обид, претензий! И бремя знаменитой фамилии, полученной при рождении, как генеральские эполеты, которые ты должен нести всю жизнь, оправдываясь, объясняясь, что-то постоянно кому-то доказывая. Как будто у тебя есть выбор!

Спектакль «Все тут» о том, что никакого выбора на самом деле нет. Все предопределено. Но есть короткая передышка, совсем маленькая пауза между мгновением твоего рождения и вечностью, которую надо максимально заполнить любовью, радостью, игрой, объятиями, добрыми словами. Иначе к чему все эти страдания, слезы и неизбежность разлуки?

А когда папа махнет на прощание своей фетровой шляпой с другого конца партера и мама рванет к нему — это и станет тем мгновением, ради которого, наверное, существует Театр. Вызывать слезы, заставлять прожить чужую жизнь как свою, не побояться включать собственную память, как пыльную люстру в давно заброшенной квартире. Уход мамы под песню Бреля Ne me quitte pas («Не покидай меня») — пластический шедевр. Она держит в руках искусственную ногу, обутую в модный ботинок на белой «каше», — «одной ногой я все равно там, с ними», — и эта нога на наших глазах становится то зонтиком, то маленьким ребенком, а потом тростью, на которую, сгибаясь, она тяжело опирается, чтобы сделать свои последние шаги. 

«Меня в загробном мире знают / Там много близких, там я — свой! / Они, я знаю, ожидают… / А ты и здесь, и там — чужой». 

Строки полузабытого поэта Константина Случевского странным образом рифмуются с текстом пьесы Торнтона Уайлдера «Наш городок» и со спектаклем Крымова. Загробный мир у него какой-то удивительно человечный, уютный, обжитой и совсем нестрашный. Кстати, у Случевского был еще роман, который назывался «Профессор Бессмертия». Впервые Дмитрий Крымов примеряет на себя эту роль. Он и есть профессор нашего театрального бессмертия. Ему дан редкий, единственный в своем роде дар воскрешать чужие голоса, возвращать забытые тени, превращать полустертые воспоминания в ярчайший театральный хеппенинг. И здесь ему помогает замечательный сценограф Мария Трегубова, превратившая длинную и неглубокую сцену «Школы современной пьесы» в идеальное пространство для дефиле воспоминаний, цирковых номеров и разных забавных трюков. 

Поначалу мне было удивительно, что из многочисленного и довольно пестрого окружения своих родителей Крымов выбрал фигуру безусловно примечательную, но, как мне всегда казалось, не самую важную, — бывшего завлита Театра на Малой Бронной Нонну Михайловну Скегину. Мы были с ней хорошо знакомы. Впрочем, ее знала вся театральная Москва. Невысокого роста, коротко стриженная, седоватая, ироничная, колючая. С этим своим прокуренным контральто, который был слышен за километр. Артикулировала идеально, как актеры в «Комеди Франсез». Все про всех понимала и не особенно выбирала выражения, чтобы сформулировать самую суть. Преданно служила Эфросу и при его жизни, и после смерти, став ответственным секретарем по его творческому наследию при СТД РФ. Он был для нее и главный режиссер, и главный человек, и вообще самый Главный! «Твой отец занимался живым театром, а ты — этой пластмассовой ******», — скажет она Диме, когда тот попытается выстроить что-то вроде алтаря из старинного кресла и электрических свечек.

Фото: Александр Иванишин/Пресс-служба театра «Школа современной пьесы»
Фото: Александр Иванишин/Пресс-служба театра «Школа современной пьесы»

В спектакле Нонну Михайловну играет Мария Смольникова, любимая и главная актриса Дмитрия Крымова. По-моему, у нее получился совершенно гениальный этюд на тему Homo ludens, человека играющего, человека Великого Театра, которого нет и уже больше никогда не будет. Отсюда и этот ее сверкающий, будто осыпанный золотым дождем, вечерний пиджак. И артистичный, совсем не пошлый матерок, которым Нонна время от времени обкладывает Диму. И скупая жестикуляция Эдит Пиаф, когда та пела Non, je ne regrette rien. Настоящие женщины никогда ни в чем не раскаиваются и ни о чем не жалеют. Да и с какой стати Нонна должна была о чем-то жалеть! Она не жалела, но она желала

Во-первых, ей было важно, даже необходимо, чтобы люди знали правду об Эфросе. В любое время дня и ночи для любой аудитории она готова была часами напролет читать лекции про его жизнь и творчество. В эти моменты в ней просыпался лектор из общества «Знание», и остановить ее было невозможно. Во-вторых, она мечтала и после своей смерти быть рядом с Эфросом и Крымовой на Кунцевском кладбище. Собственно, это и было ее последнее желание, чтобы после кремации ее прах высыпали на их могилу. Все! Никаких мраморных досок или траурных знаков. Кто знает, тот знает! Кто не знает, пройдет мимо или полюбуется летом на могильные цветочки. Но, конечно, Нонна не была бы театральным человеком, если не устроила бы из этой скорбной процедуры one lady show. 

Когда немногочисленная похоронная процессия, возглавляемая председателем Союза театральных деятелей РФ народным артистом А. Калягиным и главным режиссером РАМТа народным артистом А. Бородиным, встала кружком у могилы, а Дима приготовился исполнить волю покойной, выяснилось, что урна так просто не открывается. Он сам признался, что о процедуре развеивания праха имел довольно смутное представление, почерпнутое в основном из фильма Ф. Феллини «И корабль плывет», и никак не ожидал, что столкнется с таким «сопротивлением материала». Пришлось звать на помощь персонального водителя Калягина, у которого, к счастью, в машине нашлись необходимые инструменты. 

В спектакле этот вполне реальный похоронный макабр оборачивается пронзительным эпизодом прощания с Театром и его верной служительницей. Только золотой дождь, медленно осыпающийся на головы и плечи артистов. Только красивый женский голос, поющий а капелла Miserere в сгущающихся театральных сумерках. Думаю, Нонна Михайловна была бы довольна. 

Что еще сказать о спектакле «Все тут»? Он наивен, он прекрасен и чист. Он сделан любящими и нежными руками. Его надо обязательно посмотреть, кто любит настоящий театр. Кроме этого, там есть удивительные актерские работы. Например, у Александра Феклистова в роли Помощника режиссера, играющего размашисто и вальяжно. То, как он представляет персонажей «Городка», можно слушать бесконечно. Или Александр Овчинников, который в роли Ведущего одновременно похож и не похож на самого Дмитрия Крымова. Интеллигент в очках и растянутом свитере.

Тут много всего: и смешные фокусы, и уморительная грузинская свадьба, и мгновенные актерские преображения, но все это согрето изнутри каким-то очень теплым, почти родственным чувством. И даже когда спектакль показался мне немного избыточным, как в сцене грузинской версии «Нашего городка», или чуть затянутым, как в сцене Соньки Золотой Ручки и Чехова, мне сразу вспоминался чемодан с игрушками из нашего детства. Много счастья не бывает. А спектакль «Все тут» если и не сделает вас бессмертными, то наверняка сделает счастливыми. Хотя бы на один вечер.

Вам может быть интересно:

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь