Не люблю беспокоить людей за обедом. И дело не в том, что блюда остывают или говорить с набитым ртом неудобно. В еде есть что-то интимное, не все умеют выглядеть достойно за столом.

Мой клиент умел. Как и большинство сидящих в ресторане, он был в костюме и при галстуке, выйдя на свой бизнес-ланч из офиса. Но остальные сидели группами и что-то обсуждали за едой, а он занимал маленький столик в одиночку и ел с таким видом, будто соизволил посетить прием у английской королевы. Второй стул был глубоко задвинут под стол, намекая, что гости здесь не приветствуются. Но я подошел, выдвинул стул и сел напротив клиента. Тот равнодушно посмотрел на меня, едва заметно пожал плечами и продолжил разламывать вилкой котлету.

— Здравствуйте, Олег Владимирович, — сказал я. — Меня зовут Николай, я из компании «Генотек».
— Я догадался, — ответил клиент. — Вы мне писали.
Ни раздражения, ни любопытства. Ответа на письма, кстати, тоже не было.
— Позвольте занять пять минут вашего времени, — сказал я.
Он посмотрел на часы — массивные, механические. Ответил:
— У вас есть даже десять. Кстати, можете пообедать. Здесь хорошо кормят.
Я кивнул. Есть мне не хотелось.
— Речь пойдет о вашем сыне.
— Догадался, — так же спокойно ответил клиент. — Позвольте для начала поставить все точки над i.

Он даже «и» произнес так, что сразу было понятно — речь о латинице, и точка над i большая, жирная, окончательная.

— Я не отрицаю, что вы говорите о моем сыне, — сказал Олег Владимирович. — Биологически. Но я был совсем молод, мне не было и двадцати. От ребенка я никогда не отказывался, отцовство признал, честно выплачиваю алименты. И оставшиеся три года и… — вот тут он на мгновение запнулся, — нет, ровно три года, тоже буду выплачивать. На чем считаю свой моральный и социальный долг полностью завершенным. Мой роман с его матерью был случайным и кратким, своего биологического сына я не видел никогда. Теперь вы можете продолжать.

Примерно этого я и ожидал, когда просматривал документы. У меня была в телефоне фотография парнишки, но я понял, что предлагать на нее посмотреть бесполезно.

Он снова глянул на часы.

— Четыре минуты.
— Вы не совсем меня поняли, — сказал я. Поставил на стол портфель, открыл. Достал из него продолговатый белый пластиковый контейнер. Сбоку на контейнере помаргивал зеленый огонек, металлический радиатор рядом с ним был горячим. Мне хотелось быстрее закончить разговор и уйти отсюда.
— Что это? — спросил Олег Владимирович брезгливо. — Контейнер для биоматериалов? Вы хотите получить образцы моей ДНК для своего чуда-лекарства? Я отказываю вам на основании закона о генетической безопасности.
— Нет, — сказал я. — Вы все-таки не поняли.

Я открыл контейнер, показал заполненный прозрачной жидкостью шприц, лежащий в гнезде. Закрыл контейнер. Пояснил:
— Это транспортировочный холодильник, зарядка от обычного ю-эс-би. Но лучше храните в холодильнике, только не замораживайте. На дверце есть полочка, сверху, там обычно все хранят лекарства…
— Что это? — спросил Олег Владимирович, помедлив.
— Лекарство. Любой врач-генетик справится с введением. Мать мальчика не тратила ваши деньги, копила на обучение сына. А еще им помог благотворительный фонд, и государство оплатило часть расходов… В общем, вот оно — лекарство.
— Зачем?
— Это генетическая болезнь, — я достал стопку распечатанных листов и положил рядом с контейнером. — Все тут, прочтете на досуге. У матери нет генетического сбоя, мальчик унаследовал его от вас. Вы проскочили, ваш ген спит. У вашего следующего сына… а вы же говорили, что ждете именно мальчика, болезнь тоже проявится. Может быть, в подростковом возрасте, а может быть, в младенчестве. Берите, это подарок.
— Но… — Он явно растерялся. — А как же… э…
— Роман, — сказал я. — Вашего сына звали Роман, вы забыли?
— Звали?
— Он умер неделю назад. К сожалению, мы не успели. Мы спешили, правда. Но не успели, слишком уж долго собирали деньги. Мальчик попросил передать лекарство вам, он как-то узнал, что у него будет брат. Вы, конечно, все проверьте. Но почти наверняка болезнь проявится и у вашего второго ребенка, и это лекарство должно сработать… Извините, кажется я отнял пару лишних минут.

Я встал и вышел не прощаясь, оставив его наедине с лекарством и остывшим чаем.

Некоторых людей мы успеваем спасти. Некоторых, увы, нет. Но хуже всего то, что некоторых не спасет никакая наука.