Сергей Николаевич: Парижские тайны. Путеводитель по мартовскому номеру

Первый раз я оказался в Париже тридцать лет назад. Тогда еще были франки – красивые банкноты с портретами разных выдающихся деятелей французской истории, похожие на старинные русские ассигнации. Они приятно шуршали в портмоне, как осенние листья, о которых пел в моем детстве Ив Монтан. Шуршание, надо признать, было недолгим. Вообще от той первой встречи, довольно натянутой и формальной, осталось какое-то ощущение очень быстро, прямо перед носом захлопнувшейся двери. Париж поманил, но так и не распахнул свои объятия. Вообще, Париж и объятия – это из области туристических аттракционов и ностальгических картинок. Тут принято обмениваться при встрече невесомыми поцелуями, но за кофе каждый попросит принести себе отдельный счет. Здесь не полагается платить по чужим счетам, так же как без особой надобности звонить по выходным или приходить в дорогой ресторан без предварительной записи. То есть, может быть, вам и найдется столик где-нибудь в углу под лестницей, но это будет скорее исключение, высшая милость небес, на которую обычные французские граждане совсем не рассчитывают. Они вообще не склонны рассчитывать на какие-то подарки судьбы, как и на благодеяния власти. Они знают, что в этой жизни надо всего добиваться самим, вкалывая, требуя, протестуя… Все-таки не стоит забывать, что в большинстве своем это правнуки парижских коммунаров или тех, кто кричал на Гревской площади: «Смерть тирану!» Сегодня пепел предков начинает усиленно стучать им в сердце при одном только упоминании о пенсионной реформе или об очередном повышении налогов. «Марсельеза» – это не просто национальный гимн, это суть французского мироустройства, которое нельзя свести только к одним тихим буржуазным радостям. В январе мы снова убедились, как ведет себя Франция, когда покушаются на ее свободу.

Собственно, мое давнее, сохранившееся еще от первой поездки желание заглянуть внутрь наглухо запертых дверей французской политики и истории, понять, какая жизнь происходит за неприступными османовскими фасадами, заполучить код доступа хотя бы в один из частных парижских домов – все это привело к мысли о специальном номере, посвященном Франции. Тут много всего сошлось. И наш главный герой – Жерар Депардье, у которого не без участия «Сноба» нынешней весной в издательстве «Эксмо» выходит автобиографическая книга «Вот такие дела» на русском языке. Книга совершенно потрясающая по искренности, смелости, страстности, открывающая нам заново этого невероятного человека и артиста. Выход мартовского номера должен совпасть и с парижской премьерой книги Nostalgia – сборника русской прозы, переведенной на французский язык. Cостоит он из произведений, впервые увидевших свет в журнале «Сноб». Это знаковое событие для нашего проекта. Причем происходит оно как раз в тот момент, когда официальные культурные контакты с Францией замораживаются, многие совместные проекты сворачиваются, а ледяные сквозняки ощущаются на всех уровнях. Собственно, инициатива и главная заслуга тут принадлежит Наталье Тюриной, нашей «русской парижанке», журналисту, фотографу, давнему автору «Сноба». Чтобы упростить выход французской «Ностальгии», ей пришлось открыть собственное издательство, пройдя через все испытания, полагающиеся начинающему издателю, о которых она поведала в своем эссе.

Один нетривиальный опыт неизбежно влечет за собой другой. И вот еще два «французских сюжета» открывает «Сноб». Имя Андрея Деллоса, ресторатора, коллекционера и франкофила, хорошо известно всем завсегдатаям московских ресторанов «Пушкинъ» и «Турандот». С недавних пор филиал Pouchkine стал значиться сразу по двум парижским адресам: в знаменитом универмаге Printemps и на бульваре Сен-Жермен. То, что русский ресторан попал в список самых модных парижских мест, – обнадеживающий знак нынешней весны. Недавно я стал свидетелем длинной очереди к стойке с десертами Pouchkine, которые парижане сметали так, как если бы это были последние эклеры в их жизни. Что-то такое Деллос угадал в новых настроениях и вкусах, наглядно убеждая, что Европе без России будет несладко.

Имя петербурженки Ларисы Штейнман пока вряд ли что-то скажет широкому читателю. Но ее драматический опыт «русской матери-одиночки» в Париже послужил основой и для успешного фильма «Маруся», и для захватывающей документальной повести. Без претензий на большую литературу Лариса раскрывает тайну особой притягательности русской женщины для французских мужчин, исследуя природу их безумной любви и трагической несовместимости.

…А еще в этом номере много Парижа, его воздуха, запахов, ароматов и света. Все проходит, а он остается. Все меняется, а он все так же прекрасен. И мысль о нем, как и надежда на новую встречу, заставляет совсем по-другому относиться к собственным горестям и потерям. Поэтому скажем ему, как говорят парижане друг другу: A demain! И пусть это завтра уже скорее наступит.С