Мне с Асей нелегко. Асин облик, он словно через кальку - матовый, пепельный, бледный, фарфоровый. И еще мраморный, если мрамор бывает горячим, и сразу таким, что уже отсекли все ненужное.
Ася - акварель, которую нарисовала английская барышня, героиня Джейн Остин. А вокруг газон, много простора и воздуха.
Асины глаза – это то, что в литературе называют «цвета дождя», иногда полупрозрачные, иногда темные и мокрые, как дождевая вода в старой бочке.
Все это совсем не похоже на меня, и мне кажется, я высидела в своем гнезде яйцо каких-то чужих птиц. Инопланетных – в палевом оперении.
Когда она была маленькая, я смотрела в её глаза и думала «потемнеют», но надеялась, что нет. И они остались светлыми.
Когда она была маленькая, было сразу видно, что это девочка: по локотку, показавшемуся из пеленки – абсолютно женскому круглому локотку с ямочкой. А сейчас и коленки – круглые.
Асины волосы – это то, что в литературе называют – цвета опавших листьев. Цвета шкурки пумы, цвета речного песка…Темные, но все-таки русые волосы, сливающиеся с ландшафтом.
И вся она с рождения – это ровное и неясное свечение, то проступающее в воздухе, то растворяющееся в нем. И самое яркое в этом свечении - медный отсвет ресниц. Его видно только на солнце, или когда она молчит, или спит…
Асин облик – он весь округлый, и младенческий и женский одновременно, ангельский в общем… Артикуляция неправильная, артикуляция с характером, прихотливая и волевая. А эти маленькие ушки-ракушки, эти ямочки на щеках, эти легкие родинки, изгиб шеи и колечки волос – как небо на картине Ван Гога. И пухлые пальчики, как у нимф на сервизах «Мадонна»! И тут тебя эта Мадонна трясёт и орет в лицо: «Мама! У меня дырка на колготках! У меня прыщик подмышкой! У меня ожог облееез! Что будем делать? Ты вообще меня видишь?» И чихает.
У нее стальной, железобетонный характер. Характер – кремень из разряда «уж если я чего решил»… Ей нужно много внимания, много подчиненных, много информации о происходящем, вообще много всего. У нее в голове командный пункт, у нее в руках по пульту управления, в ее встроенных колонках звучит марш и трубит горн. Перед ее мысленным взором цифры, факты и особенно чады и домочадцы выстраиваются в шеренги и бодро маршируют в указанном ею направлении.
Она обожает планирование на год вперед, гугл-карты и знать точное время – периодически уточняет диспозицию. «Что будешь делать? Какие планы?» и если планы не совпадают с ее собственными, она уже 10 лет недоумевает, как такое могло случиться?
Чуть зазеваешься – и вот тебе уже дадено задание, назначен срок выполнения, оговорены санкции в случае нарушения. Вот что значит засмотреться на ресницы, перестать слушать и промычать невпопад. Мычание принимается за согласие, и через неделю на совещании за завтраком раздается: «Как? Не идем менять стекло на моем телефоне? Мы же договаривались!»
Все карманы забиты фантиками, где ни сядет – вокруг сразу кучки из мандариновых корок, огрызков, блокнотиков с распорядками дня («завтрак – омлет, хлопья, сырок. Свободное время. Сон.»), носками, моим лаком для блеска ногтей – я так и не собралась им воспользоваться, а она - да! и всем прочим, присыпанным стружкой из точилки для карандашей…
Уроки делает мгновенно, пока я задумчиво полощу чашку. Скучное, типа уборки, не делает вообще. И страстно борется за то, что больше никого не интересует: «я сама буду катить тележку в Ашане», «я сама наберу код подъезда», «чур, я расставляю все красиво в холодильнике», «и баночки с шампунем в ванной!».
А вот сделает уроки, расставит баночки, запишет в блокнотик меню завтрашнего завтрака и уже стоит, фыркает, бьет копытом, хочет в атаку. Божемой, где я и где атаки? А стараюсь не попадаться на глаза – сразу настигает.
Когда, намереваясь передохнуть, я пробираюсь на кухню с книжечкой и, стараясь особо не шуршать, пытаюсь сварить себе кофе, она уже тут – в наушниках, с телефоном в кармане, с болячкой под носом, роняет стул, откусывает мой тост, крошит половину на пол, включает телек – канал «Пятница» и спрашивает: «Что ешь? Я хочу жареной картошки… С мясом».
С Асей нелегко. Слишком большая разница между ее рафаэлевым обликом и начинкой железного дровосека. И то и другое досталось мне в готовом, совершенно законченном виде и в том твердом состоянии, из которого лепить невозможно.
Откуда взялась, куда направится? Что победит, что выстрелит – внешность, воля, характер? Что в конце концов имеет значение?
Только любовь.
И что я могу ей дать? То же самое.
Но вдруг этого мало.
Фото Имама Гусейнова
