- Можешь меня убить, – с надрывом сказал мой любимый, - но я возвращаюсь в семью!

- Да, пожалуйста! - я отложила сковородку в сторону. - Тефаль еще об тебя марать!

Я легко бы придушила его накаченными в Ворлд Классе руками, если бы не ребенок в той самой семье, которую он бросил месяц назад. Кстати, это уже третья его перебежка. Первая была величественная, словно исход иудеев из Египта. Всполошились обе стороны. Жене он сообщил, что не вернется никогда, а меня заверил, что пришел навсегда. Но как выяснилось позже, категории вечности в его трактовке имеют водевильный характер. Два последующих «никогда» и «навсегда» произвели на нас меньшее впечатление.

Вы заметили, что в последнее время роковые мужчины встречаются гораздо чаще роковых женщин? В моих любовных отношениях, которые длятся уже пару лет, я чувствую себя андалусским бандитом Хосе из «Кармен», а мой мужчина ведет себя, как капризная, блудливая Карменсита. Причем мой «homme fatale» взял худшие черты от «femme fatale». Он, как полагается, бессовестный, вероломный, негодяй и лгун, а вот магнетизм и роковая красота ему не присущи. Вечерами хлещет пиво и ест курочку-гриль, отращивая брюхо, и в Ворлд Класс его не загонишь. Просто он знает секрет: мужчин в Москве мало, они в цене, и за них сражаются.

Пару недель назад я праздновала повышение по службе. Начальница «ресепшен» Ритуся (коротко - Туся)  поднялась в отдел продаж поздравить меня с «заместителем директора». На ее шее красовался внушительный бант кота Леопольда. Туся выпила полбутылки красненького и, развязав бант, гордо продемонстрировала мне синяки.

- Это из-за косметолога, - заговорщицки подмигнула она. – Слишком долго делала мне эпиляцию.

- Шеи? – поразилась я.

- Да нет, зоны бикини... А муж потом меня душил, - она захохотала. – Ревнует, пакость такая...

Тусин муж волочится за каждой юбкой, при этом подозревает жену в связях с отельными гостями, таксистами, официантами и даже бабушкой-соседкой. Он частенько поднимает на нее руку, оставляя «метки любви». При этом Туся дико боится, что ее «убивца» умыкнут соперницы. Каждое утро вместо поцелуя он, как Чикатило, твердит: «Помни! Ежедневно на рынок выбрасываются тысячи и тысячи молодых женских тел!» И она готова зубами рвать тела за свое право быть жертвой собственного мужа.

К сожалению, московский рынок и правда переполнен. Девушки на любой вкус и цвет поставляются со всех уголков России. В нашем отельном бизнесе демографическая трагедия налицо. В отличии от западных гостиниц у нас на десять девчонок по статистике - от силы один. Если сотрудник в штанах, то построить карьеру хотельера ему гораздо проще. Хуже обстоят дела только в туристических агентствах - там тридцать к одному.  И еще хуже - в ночных клубах, где невесты маются тучными стадами, а редкие кавалеры смотрят поверх голов, боясь опустить взгляд, чтобы не разорвали на куски. Перевес женщин деструктивно влияет на мою психику, и по клубам я давно не хожу. К счастью, мой суженый тоже - иначе вместо одной курочки поглощал бы две. У него свой маршрут. Как у троллейбуса. От жены ко мне и от меня к жене.

После третьей ходки мы с его Леной подружились. Иногда я ей звоню:

- Дорогая, может, заберешь сегодня нашего?

- Извини, дорогая, меня пригласили в театр.

- Ну, хорошо. Положи ему в следующий раз побольше сменных носков.

Его мама на моей стороне:

- Знаешь, я выбираю тебя. Ленка никогда мне не нравилась.

А его дочь-подросток на маминой:

- Где ты найдешь другого? Держись двумя руками за нашего дурацкого папочку!

Своим цепким юным умом девочка понимает, что мужчины нынче – товар дефицитный и не залеживается.

Наш финансовый директор Викуся (коротко – Куся), в свои тридцать пять до сих пор незамужем. Самодостаточная, умная и симпатичная, Куся выслеживает будущего мужа в московских кущах, словно охотник антилопу. Ее тонконогие бойфренды чуть что шарахаются в кусты: игнорируют звонки, забывают явиться на свидание или вовсе пропадают. Но она не сдается и упорно добивается их благосклонности. Еще немного, и цветы им понесет. А чем еще завлечь робких парнокопытных?

Когда мне не удается пообедать с клиентом в отельном ресторане, я иду в столовку вместе с Кусей и Тусей. Сотрудников в нашей роскошной гостинице кормят так, будто проверяют на живучесть. Две дюжих поварихи, по локоть в супе, притаскивают адские котлы и с дьявольской ухмылкой плюхают в тарелки разваренные пельмени или истекающие жиром куриные ноги с картошкой из порошка. Иногда к нам за столик подсаживается консъерж Алексей (коротко - Люся) и каждый раз вздыхает: «Эх, девчонки, мужичка бы мне хорошего!» И я с ужасом понимаю, что конкуренция ужесточается день ото дня.

Лично я не удивляюсь росту гомосексуализма. Чем крепче мы и решительней, тем мужчины наши слабее. Раньше слабость была главным оружием женщин, и плакали они слезами бессилия. Теперь же наше кредо - сила, и плачем мы слезами ненависти. Правда, наш постоянный гость, шаман из Гималаев (задорого сбывающий истину в московском центре «Пранамания» и живущий исключительно в люксе) советует только слезы отчаяния о собственном несовершенстве. «Чем охотиться за мужками, лучше чисти карму!» Он забывает об одном: пока я буду надраивать карму, какая-нибудь менее чистоплотная отхватит последнего, неразобранного задохлика.

Четвертый занос чемодана в мой дом пришелся на конец октября. Я давно перестала ждать моего рокового сеньора, но, как писал Мериме, рок всегда следует обычаю женщин и кошек, которые не идут, когда зовут, и приходят, когда не звали.

- В этот раз точно навсегда! – обрадовал «рок» и деловито вкатил гроб на колесиках в мою жизнь.

- «Навсегда» каждый раз приходится на последнюю пятницу месяца, - едко сказала я. - У тебя абонемент что ли?

- Я все придумал! Ты бросаешь работу, и мы отбываем на райский остров. Представь - только ты и я! Год дауншифтинга пойдет нашим отношениям на пользу.

- Райский остров, конечно, здорово, - неуверенно пробормотала я. – Но меня только что повысили... И деньги хорошие...

- Я только что оставил ради тебя семью! А ты цепляешься за какую-то работенку?!

Куся и Туся были в шоке.

- Как увольняешься?! Сдурела?!

- Цыгане говорят: «того, кто наслаждается, чесотка не грызет»... Понимаете, любимый пригласил меня в рай... После той нехорошей библейской истории с Евой я не могу отказать... Я теперь этот, дауншифтер...

- Дауншифтер, видимо, от слова даун, – пророчески усмехнулась Куся.

События развивались стремительно. Мы рубили все канаты и паковали вещи. Остров Бали в сказочной дымке лежал где-то за горизонтом.

- Слушай, а давай сдадим твою хату? – выступил с предложением любимый. - Что ей год пустой стоять?

Я присела перед дальней дорогой на чемодан. Счастливые новые жильцы заносили в мою квартиру вещи. Мой суженый задерживался.

- Ты где?! Мы же опоздаем в аэропорт!

- Я не еду, - как ни в чем не бывало, заявил мой ряженый. – Я вернулся к жене.

«Разве я не обещала, что приведу тебя на виселицу? – подбоченясь, сказала Кармен и дьявольски захохотала Хосе в лицо».

Не буду долго рассказывать, что я пережила. В отличии от жены Лены, отель меня назад не принял. Жильцов я сама трогать не стала. Пришлось поселиться у Куси дожидаться окончания договора аренды. Но если вы думаете, что я, безработная и бездомная, не открыла дверь нарисовавшемуся через месяц ренегату, то вы ошибаетесь. На то он и «homme fatale», чтобы водить меня за кончик носа и завести в такое место, откуда уже не выбраться. Приперся домой к Кусе на голубом глазу. Молча вкатил свой траурный чемодан и принялся его распаковывать.

- Ты навсегда? – поинтересовалась я.

- Не уверен. Но поживу пока.

Кровь бросилась мне в голову.

- Карменсита, детка, - злобно сказала я, поставив ногу на черную крышку, - давай на этом юбилейном пятом исходе мы и остановимся. Ты сейчас вернешься домой и больше не придешь.

Он посмотрел на меня с глубокой обидой в глазах. Раньше оружием мужчин был гнев, а теперь – обида. Я гневаюсь, а он обижается. Честно, уж лучше бы бил, как Тусин муж!

Закалывать кривым ножом, как это сделали с Кармен, я его не стала. Под нашим с Кусей нажимом, он исчез из ее дома и моей жизни. Правда, не бесследно. Через несколько дней мне принялись названивать незнакомые мужчины. Они спрашивали, когда я могу приехать, чтобы сделать им какой-то фистинг с петтингом. Оказывается, любимый не поленился и всюду дал откровенное объявление с моим телефоном о бесплатных секс услугах. И его крепко спящая совесть даже не перевернулась на другой бок.

Думаете, я сержусь? Нет, скорее удивляюсь формулировке звонящих. Они хотят, чтобы я приехала и сделала это с ними! Но природа скорее поручила мужчинам сделать это со мной!.. Мы окончательно поменялись ролями. Афроамериканская феминистка Глория Уоткинс вряд ли задумывалась о последствиях своей подрывной деятельности. Ее черные и белые сестры напоролись на то, за что боролись. Но я не хочу, не хочу, не хочу быть статуей свободы, сжимающей в беспощадной руке фаллический символ!

Каждый день, пока я бегаю по отельным собеседованиям, мне звонит, как минимум, сотня страждущих фистинга. Тут два варианта: либо выручать их всех, либо, наконец, поменять телефон.

Вчера я надела юбку до пят, скорбный платок на голову и пошла в храм на Таганке. Встав на колени, жалобно, по-бабьи завыла:

- Матронушка, матушка, родненькая, я не хочу больше «homme fatale»! Пошли мне нормального, сильного мужика! Чтобы я могла снова стать слабой женщиной!

Теперь жду со дня на день...

 

"Русская Ривьера" июнь 2013 г.