16 марта в Мультимедиа Арт Музее в рамках фестиваля «Мода и стиль в фотографии» открылась выставка «Полоний», эхо театрального опуса «Полоний», позабавившего богемную публику «Политеатра» в декабре. Заглавного персонажа сыграл Владислав Мамышев-Монро: шекспировский царедворец продолжил бесконечную череду образов, в которые петербургский артист (в широком, включающем и значение «художник», смысле слова) перевоплощался на протяжении четверти века. Кто бы подумал, что назначенный на начало апреля спектакль будет отменен из-за смерти его главной звезды, а выставка превратится в панихиду — и потому, что Мамышев-Монро казался вечно юным. Даже скромные паспортные 43 года выглядели чистым розыгрышем, на которые были так щедры герои еще ленинградской арт-сцены рубежа 1980–1990-х (вспомните хотя бы самую эпическую из авантюр — выпуск «Тихого дома», в котором два Сергея, Шолохов и Курехин, убеждали телезрителей в том, что Ленин был грибом). И потому, что ассоциировался он исключительно с весельем, нарядной и несерьезной кутерьмой. Веселье вообще очень нестойкая субстанция — все то же ленинградское искусство подбрасывает множество примеров. Курехин — именно на шоу его «Поп-механики» Владислав Мамышев впервые предстал перед широкой публикой в обличье Мэрилин Монро (опыт театральной самодеятельности во время службы на Байконуре не в счет) — незадолго до смерти от саркомы сердца доигрался до вступления в НБП. Тимур Новиков, основатель «Новой академии» и «Пиратского телевидения» — в первой Мамышев-Монро был профессором кафедры оригинального жанра, на втором — главным лицом, — незадолго до смерти от СПИДа перешел к «Новой серьезности». Монро же и серьезность оставались вещами такими же несовместными, как пушкинские гений и злодейство (вот только Пушкиным он, кажется, не побывал — эту роль примерил на себя Новиков, но и Львом Толстым, и Гитлером, и Барби, и Буддой, и Христом, и Мадонной, и Чиччолиной, и еще доброй сотней персонажей Мамышев представал). Серьезность — нонсенс. Сегодня библиографическая редкость — номер альманаха «Дантес», целиком посвященный Мамышеву; там, в разделе «Театр», представлен сценарий «Торжественного концерта в Кремле, посвященного 30-летию Монро», вот его небольшой фрагмент: «Выходит Долина — сиська недоена, Выходит Аллегрова — племя негрово, Выходит Рымбаева Роза — как ядерная угроза, Выходит “На-На” — наступает хана, 
Выходит Алибасов — хозяин этих пидорасов, Выходит С. Пенкин — не поставить ли его к стенке? Выходит ансамбль “Лейся Песня!” — сразу становится намного интересней». В потешном фильме «Красный квадрат, или Золотое сечение» — одном из немногих видеодокументов эпохи, предпочитавшей живые перформансы «здесь и сейчас» строгой документации «на века», — Новиков, изображающий сурового профессора Академии, устраивает порку непослушному ученику Мамышеву-Монро. Та видеошутка Игоря Безрукова (художника, причастного к деятельности ленинградских некрореалистов — но даже смерть у людей с Невы становилась поводом для гран-гиньольного представления) кажется чуть ли не пророческой: в самом деле, Владислав Юрьевич (интересно, кто-то, кроме сотрудников бюрократических учреждений, называл его по отчеству?) за два с лишним десятилетия так и не забронзовел, остался все тем же беспечным и невинным хулиганом, не боявшимся никакой метафорической порки.

К веселому знанию великой перестроечной эпохи (Аркадий Ипполитов назвал ее Бронзовым веком русского искусства) можно было приобщиться на самой радостной выставке прошлого года — в ММСИ, про ленинградских «Новых художников» 1980-х. Есть оно и в любых материализованных — на целлулоиде, фотобумаге или цифре — затеях Мамышева-Монро. Если «Волга-Волга» (1938) Григория Александрова — великая советская комедия, то Volga-Volga (2006) Павла Лабазова и Андрея Сильвестрова, безусловно, великая неосоветская комедия. В ней компьютерные технологии заменяют Любовь Орлову на Мамышева-Монро в образе советской дивы, и это ни разу не глумление или стеб, и не только постмодернистская забава, но еще и веха нового времени и нового режима, реакция на фарсовый виток вечно трагичной российской истории. И не случайностью было то, что Мамышев-Монро, один из «подписантов» обращения «Путин должен уйти», успел примерить на себя и маску Владимира Владимировича, о чем живописно поведал нам в репортаже накануне премьеры «Полония»: «Недавно у меня была фотосессия для журнала “Артхроника” в образе Путина. И когда я был Путиным, я внезапно ощутил себя гигантским опарышем. И это не просто ругательство. Это была моя санитарная миссия. Опарыш — это такая личинка, которая живет в мертвом мясе, и которой нужно поскорее его разложить».

Кто знает, был ли Ленин грибом и нет ли инопланетных корней у Мамышева-Монро — он был слишком прекрасен и фантастичен для обычного, по определению скучного человека. И скорбь по поводу его гибели на Бали (этот остров он в последние годы предпочитал России) хоть и неизбежна, но как-то неуместна. Лучше бы заменить поминки тем самым воображаемым необыкновенным концертом в Кремле: «Выходит Зыкина — поет охуительно, Выходит Орбакайтэ — кричит: “Ласкайтэ меня, ласкайтэ!”»