25 октября в Риме завершился IX Международный кинофестиваль, последний фестиваль, ведомый куратором Марко Мюллером. Косность городской администрации не помешала Мюллеру собрать напоследок великолепную программу и вручить почетные награды любимым режиссерам. Maverick Director Award досталась 54-летнему Такаши Миике, автору «Урока зла» и «Харакири», «Человека-зебры» и «Счастья семьи Катакури», «Ичи-киллера» и «Сукияки Вестерн Джанго» — мы, увы, не можем перечислить даже малую толику шедевров Миике, потому что в его фильмографии уже без малого 100 фильмов. И останавливаться он не собирается: в Риме мэтр представил новейшую работу «По воле богов», удивительную инкарнацию подросткового слэшера, где юнцы становятся мишенью для злобных старинных игрушек.

СДля меня всегда было большим парадоксом: вот вы снимаете свое кино как на конвейере, по два-три фильма в год, всегда играете с жанрами и расхожими сюжетами, всегда работаете по большей части для зрителя и на него, но при этом вас любят почти все главные фестивали в мире.

И для меня это парадокс. Каждый раз, когда мои фильмы куда-то зовут, — это как чудо, знаете. Но фестивали тоже бывают разные. Есть такие, как Каннский, куда для обычной публики вход закрыт. А есть такие, как Римский кинофестиваль, который является особенным для меня местом, где фестивальная публика перемешивается с рядовыми зрителями. Но вы вот еще сказали, что я делаю кино для зрителей — это тоже парадокс для меня. Я сам никогда об этом не думал. Ведь невозможно просчитать, как зритель увидит ваш фильм.

СКстати, ваше участие в основном конкурсе Каннского кинофестиваля прошлого года стало для меня еще большим сюрпризом.

И для меня. И не только для меня. Все, кто меня знал, все время переспрашивали: «Это правда? Ты в Каннах?» «Соломенный щит» — это же японский экшн-фильм, жанр, даже у нас на родине почти забытый. С какими странами сейчас ассоциируется экшн? Голливуд, Корея. Но Канны в этом смысле охватывают очень разное кино. Это одна из сильных сторон фестиваля. Но даже в случае меня, человека, для которого экшн играет важную роль, «Щит» не только на экшне замыкается.

СА что вы думаете про мнение, что кино по-настоящему рождается на своем первом фестивальном показе?

Да, примерно так я это и вижу. Зрители на фестивалях обладают какой-то особенной энергией, которой они обмениваются с происходящим на экране и с автором фильма, зачастую находящимся в этот момент в зале. Наблюдая за этим магическим процессом, я обычно понимаю, что вот теперь кино точно закончено, финальная точка поставлена, можно наконец выдохнуть. Когда фильм сразу выходит в прокат, такого ощущения не возникает, нет контакта.

СКак ваши фильмы в родной Японии воспринимают? За что вас там любят?

Без какой-либо оценки, точно могу сказать, что это кровь, убийства. Вот что японцы хотят видеть в моем кино и что от него всегда ожидают. Мне так это видится. Но если бы я снимал только хорроры или только комедии, то, наверное, начал бы повторяться. Чередование жанров помогает не только оставаться оригинальным, но и позволяет их смешивать, использовать составляющие комедии в хорроре, и наоборот. Вот это мне интересно.

СНо ведь есть какой-то один, излюбленный вами?

Больше всего я на хоррорах руку набил. Но они жестковатыми всегда выходят. В работе над фильмом ужасов надо постоянно думать, как напугать или шокировать зрителя, и чтобы лучше это понять, приходится все пропускать через себя. В этом есть свое удовольствие. Но сложнее всего мне даются комедии. В нормальной жизни комичное происходит по воле случая, а в кино это дело техники. Еще про гангстеров кино мне тоже близко. Интересно снимать про якудза. Они недолго живут, но живут и умирают только по своим собственным правилам — изучать это интересно. В кино герои должны подвергаться трансформации по ходу действия. Но в моих фильмах герои обычно вообще не меняются. Они никогда не учатся на своих ошибках. Что бы ни случилось, жизнь их ничему не учит. Они просто являются такими, какие они есть. И это органично, это то, что является натуралистичным для меня. Может, я просто пытаюсь так намекнуть, что я сам тоже не меняюсь.  

СДва-три фильма в год — адский темп. С вами разве что Майкл Уинтерботтом на этом поле может сравниться. Как вы этого достигаете?

Если мое расписание позволяет снять кино, я не вижу причин, чтобы этого не сделать. Конечно, есть режиссеры, которые отказываются от предложений, есть очень избирательные люди, и они имеют на это право. Они пытаются таким образом оградить себя от ошибок. Что касается меня — мне нравится находиться на съемочной площадке, мне нравится решать там проблемы, это то, без чего я не могу жить. Я нуждаюсь в этом каждый день. Особенно интересно в тех случаях, когда тебе кажется, что задача невыполнима, но пока не попробуешь проверить те или иные вещи на практике, никогда не узнаешь, как на самом деле. Вообще, зрительский отклик — это наркотик. Получая его регулярно, я могу абстрагироваться от всего и концентрироваться только на своей работе. Кинопроцесс может занимать все мое время и внимание. Ну, и в какой-то момент уже просто сложно остановиться. Выключиться из этого.

СУ вас необычный собственный киномир, поэтому интересно вас спросить про ваш любимый фильм. Наверняка, это тоже что-то особенное должно быть.

Я бы назвал фильм «Зардоз» Джона Бурмена. Штамп, конечно, но фильм очень отличался и до сих пор отличается от того, что делают в Голливуде. Это кино настолько здорово придумано, насколько и безумно. Уникальное, революционное по-своему произведение. Вот что такое энтертейнмент для меня. То есть настоящим энтертейнментом может быть все что угодно, главное — мысль и воплощение.

СА вот Брюс Ли? Читал, что он как-то особенно повлиял на вас с самого раннего возраста.

Он не был просто звездой фильмов кунг-фу. Он был личностью. На него не просто хотелось походить в детстве, хотелось расти над собой. Ли всегда в кино выглядел как Божество. Однажды я решил посетить могилу Брюса Ли в Сиэтле. Его сын Брэндон похоронен там же, и когда я увидел их вместе, потерял дар речи. Фильмы в стиле кунг-фу тоже ведь считаются развлечением. Для меня же это больше документ того времени — на что способен кинематограф. И вот почему Ли оказал такое большое влияние на меня.

СВозвращаясь к фильмам ужасов или кино про якудза — вы мастер того, чтобы показывать в кадре жестокость или гротеск. Что думаете об эффекте, который ваши фильмы производят на зрителей?

Для этого существуют возрастные рейтинги. Есть свобода в том, чтобы снимать любое кино, и есть свобода в том, чтобы выбирать — смотреть его или нет. Не бывает так, чтобы я брал свое кино и нес его на показ к школьникам. Как в «Заводном апельсине», я насильно никого не заставляю смотреть свои фильмы. Вообще, в Японии сейчас кино стало очень стерильным. Вот когда я был маленьким, тогда в старых кинотеатрах возникало чувство чего-то запретного, взрослого. Мы чувствовали это уже по запаху. Ты сидел в зале и думал: а что, если фильм окажется еще страшнее, чем ты предположил? Сейчас зал кинотеатра — это зона безопасности. Это хорошо для бизнеса, но не для кинематографа. Но у меня есть в голове черта, которую я сам не решился бы переступить. Не смог бы переступить некую грань жестокости. Но я не думаю, что хотя бы одно доброе кино на свете когда-либо изменило общество к лучшему.С