Как Федор Конюхов трижды потрогал мою голову

Пресс-конференция перед очередной кругосветкой главного российского путешественника Федора Конюхова больше всего похожа на шоу «Поле чудес». Ювелирный завод «при содействии» фирмы, производящей колбасу, дарит путешественнику крест с мощами святых. Представитель Федерального агентства по туризму вручает космический скафандр «Сокол», а Союз патриотических сил презентует икону архангела Михаила, привезенную с Афона. Предполагается, что все эти дары Конюхов возьмет с собой в крошечную гондолу воздушного шара, на котором он собирается облететь вокруг земли летом 2016 года. «Покусай их там всех!» — напутствует кто-то из зала.

Оборудование для этого путешествия готовили два года. Автопилот делали в Голландии, газовые горелки — в Италии. Во время полета Конюхов будет каждые 4 часа связываться с бельгийским метеобюро, которое будет предоставлять ему погодные сводки. Но, как считает заместитель директора Федерального агентства по туризму Роман Скорый, очередной подвиг российского путешественника — это «лучшее доказательство того, что мы — лучшие на планете».

— Россия сегодня, Россия в подвигах, Россия в достижениях. Это — лучшее продвижение национального продукта, — говорит Скорый. — Для нас очень важно, чтобы весь остальной мир увидел российского путешественника, достигшего очередных рекордов. Через такое хорошее и правильное позиционирование, находящееся вне политики, мы добьемся того, чтобы к нам приезжало больше людей и чтобы они понимали, что мы — самая мирная и гостеприимная нация на планете.

Слово берет журналистка с телеканала «Русский Флаг ТВ». Она напоминает Конюхову, что недавно тот приходил в гости к кадетам Суворовского училища и они подарили ему куклу в виде кадета, которую он обещал тоже взять с собой в полет, и спрашивает, помнит ли он об этом обещании. Путешественник заверяет, что игрушечный кадет готов отправиться в путь, и журналистка продолжает: «Мы на нашем телеканале знаем, что в дорогу вы берете с собой песни Олега Митяева. Мы дерзнули подарить вам свою песню, от "Русского Флага ТВ”, и к ней видеоряд с рассветами и закатами Крыма и России».

Песня так и не звучит, но гости все равно аплодируют.

На многие вопросы журналистов Конюхов предпочитает не отвечать — говорит, что ничего не понимает в финансовых и рекламных вопросах и передает слово сыну Оскару или кому-то из сотрудников своего штаба. Оживляется он только когда речь идет непосредственно о самом путешествии — как он будет спать в крошечной гондоле и что будет пролетать («Надо мной будут две недели только звезды»).

Один из главных экспортных продуктов России, Федор Конюхов любит представлять себе, как он однажды попадает в рай. Как-то раз он рассказывал про тот случай, когда его вызвали к Черномырдину, чтобы сделать героем России, и он сказал ему: «Виктор Степанович, я когда буду стучаться в райские ворота, чтобы хоть посмотреть на райские кущи, апостол Петр выйдет, увидит, что Федор Конюхов стоит весь в звездах и наградах, — и тут же захлопнет передо мной ворота». Из похожих соображений он не покупает себе автомобиль: «Апостол Петр откроет, я встану перед ним, как и все мы, и буду проситься в рай. Хоть и грешен. И скажу лишь одно: я по своей воле не загрязнял воздух». Из слов путешественника более-менее понятно, как выглядят райские ворота, но о том, как он представляет себе сам рай, он никогда не говорит. Но, судя по тому, как сильно он стремится остаться один, рай для Федора Конюхова — это место, где совсем нет людей.

Федор Конюхов говорит быстро и неразборчиво. Борода у него почти седая, но длинные волосы на голове остаются подозрительно каштановыми. Профессиональный резчик-инкрустатор, выпускник одесского мореходного училища и Санкт-Петербургской духовной семинарии, дипломированный судовой механик, писатель, художник, заслуженный мастер спорта СССР по спортивному туризму, член союзов писателей, художников и журналистов. За свою жизнь он побывал на самых высоких точках всех семи континентов, в одиночку пересек Атлантический и Тихий океаны на гребной лодке и совершил первое в истории России одиночное кругосветное плавание на яхте без остановок: 159 дней 16 часов 58 минут плавания. В лодке, специально сконструированной для того похода, Конюхов почти не спал в своей кормовой каюте, предпочитая отдыхать сидя, в навигационной рубке. За первую неделю плавания он ни разу не выпрямился в полный рост и ждал, когда океан успокоится, чтобы можно было просушить одежду и навести порядок на борту. Лодку так сильно шатало, что не всегда получалось запускать опреснитель воды, а ел он разведенные кипятком растворимые супы и сухари. Конюхову 64 года, и он не намерен останавливаться.

Первого июня он вылетел в Австралию, откуда в конце месяца отправится в следующее путешествие — теперь уже по воздуху. На пресс-конференцию, посвященную отлету, Конюхов пришел в куртке с надписью «Мортон» — это название фирмы-спонсора, строительной компании, разбогатевшей на военном строительстве и когда-то финансировавшей издание «Русская Планета». Впрочем, как утверждает сам путешественник, как таковых спонсоров у него нет: все, кто помогает с путешествиями, — это его друзья. При этом на конференции он повторяет название компании при каждом удобном случае.

Федор Конюхов в своих интервью любит повторять, что на земном шаре нет одиночества — океан полон рыб и растений, в воздухе парят птицы. А уж верующий человек точно знает, что рядом с ним всегда кто-то есть. Но иногда он все-таки почти признается, что сознательно бежит от людей: «Космос меня никогда не привлекал. В нем нет авантюры и одиночества — того, что я люблю». Или объясняет: «В экипаже самые большие проблемы с чем? Там борьба не за скорость, борьба не со стихией, а все время напряженка в борьбе самих с собой: один не так курс проложил, другой кушать плохо приготовил, третий генератор не отладил как надо. А у меня снимаются все эти вопросы. Конечно, одному все делать сложно, ты должен быть и штурманом, и навигатором, и коком, и компьютерщиком, и механиком, и врачом — и все в одном человеке! Но вокруг света яхты с экипажем в 14 человек идут 120 дней, а одиночка на той же яхте — 96. Сам с собой если и захочешь поссориться, не сможешь. Когда ты двести дней в океане на веслах, то одному легче. Физически сложнее, а морально легче».

В 1988 году газета «Комсомольская правда» организовала международную лыжную экспедицию: путешественники из СССР и Канады по дрейфующему льду пересекли Ледовитый океан. Это путешествие должно было укрепить международные отношения и стать одним из символов готовящейся перестройки. В 2013 году один из участников — журналист и путешественник Владимир Снегирев — рассказал, как проходила подготовка к этой экспедиции. По его словам, в маршрутную группу не могли взять всех желающих, и Конюхов — тогда еще молодой путешественник — не попал в состав команды и «устроил самую настоящую истерику»: он пообещал уничтожить экспедицию, разбил дорогой измерительный прибор, принадлежавший канадским путешественникам, угрожал товарищам, что подожжет их дома и убьет родственников.

«Утром, после бессонной для всех нас ночи, он попросил, чтобы мы заказали ему разговор с КГБ города Находки, откуда Конюхов был родом.

— Алло, — сказал он, когда соединили. — Это КГБ? У меня есть для вас очень важная информация. Встречайте меня в Москве прямо у трапа самолета, иначе они меня убьют. — И повесил трубку.

По существу, Федя Конюхов — еще вчера наш общий любимец, художник, добряк, славный малый — тогда совершил по отношению к товарищам настоящий террористический акт. Захват заложников», — вспоминает Снегирев. В итоге его пришлось взять с собой, заплатив канадской части экспедиции за расширение квоты. «Федор Конюхов теперь знаменитый путешественник, но почти всегда он отправляется в путь в одиночку. И, кажется, я понимаю, почему», — написал Снегирев в своих воспоминаниях.

Когда конференция в МИА «Россия сегодня» заканчивается, Федора Конюхова обступают со всех сторон: поклонники хотят, чтобы он подписал им книжки, а тележурналисты просят ответить на вопросы. Пробиться через толпу почти невозможно, каждому собеседнику путешественник уделяет не больше двух минут. Моя задача сегодня — взять у него блиц-интервью, поговорить, как выражается мой редактор, «о жизни», и двух минут на это явно не хватит. Пытаясь на ходу придумать план, я пробиваю себе дорогу к Конюхову. В это время несколько девушек подходят к путешественнику и просят, чтобы он их благословил — ведь он состоит в сане протоиерея Русской православной церкви. Отец Федор на несколько секунд кладет им руки на головы. Наконец я пролезаю перед кем-то и обращаюсь к нему: «Федор Филиппович!» Он заносит руку, чтобы положить ее и на мою голову, но не успевает, я продолжаю говорить:

— Здравствуйте. Меня зовут Юлия Дудкина, я работаю в журнале «Сноб». Мы очень хотели бы до вашего отлета успеть взять у вас небольшое интервью, это займет буквально…

Не дослушав, путешественник отвечает:

— Ах, да. Давайте поедем ко мне в мастерскую. То есть в штаб. Вы же знаете, где он находится?

— Нет.

— Садовническая набережная… А вот ребята тоже туда едут, вы можете с ними, — он неопределенно показывает куда-то рукой и отворачивается.

Пока Конюхов будет ставить новый мировой рекорд по воздухоплаванию, в Тульской области построят часовню в честь его предка — священномученика Николая Конюхова. Там же будут возводить и «Деревню Федора Конюхова». Как говорится на сайте путешественника, однажды он оказался в Заокском районе, увидел красивую поляну и сказал: «Я хочу здесь жить». Теперь там проектируют место «для жизни и общения единомышленников», то есть друзей Конюхова. На пресс-конференции я познакомилась с Надеждой Ереминой, которая занимается строительством часовни и деревни, и Феликсом Антоновым, руководителем спецпроектов штаба. Все вместе мы отправляемся в штаб Конюхова; по дороге мои спутники обсуждают, как сделать дома в деревне Конюхова необычными и красивыми и нужно ли вообще спрашивать у него самого, как они должны выглядеть.

Во дворе штаба мы встречаем огромный внедорожник с наклейками «Трофей из США», «Русский путь», «Крым» и так далее, который принадлежит кому-то из друзей путешественника. Сам штаб оказывается чем-то средним между дачным домиком и часовней. Он огорожен небольшим забором, повсюду — памятные доски в честь путешественников-предков Конюхова, к каждой двери прибит деревянный крест. В помещении повсюду стоят и висят иконы, по второму этажу бродят двое священников в рясах. Я начинаю чувствовать себя не ко двору в майке с открытыми плечами. Здесь много и других людей: две пожилые женщины, мать с двумя мальчиками-подростками — они похожи друг на друга как близнецы, но, кажется, все-таки немного разные. Откуда-то слышен непередаваемо сильный запах колбасы: я иду на него и попадаю на кухню. Двое мужчин в костюмах режут бутерброды:

— Эх, вина не купили.

— Да здесь же магазин есть, можно сбегать.

Все эти люди явно чувствуют себя здесь как дома: кажется, что это какая-то православная пародия на мастерскую Энди Уорхолла «Фабрика», где собиралась творческая элита Нью-Йорка и каждый занимался своими делами. В столовой женщины обсуждают происходящее:

— А тут какое-то мероприятие сегодня будет?

— Да нет, просто друзья Федора Филипповича собрались его проводить.

На верхнем этаже художник Олег Молчанов, который сегодня презентовал крест с мощами, рассказывает журналистам о своем произведении. Священники пытаются усадить всех за стол пить чай, но гостям не сидится. Я пытаюсь найти самого Конюхова, чтобы наконец уже взять у него интервью — пару минут назад я слышала где-то поблизости его голос, но мне говорят, что он ушел в неизвестном направлении и, наверное, скоро вернется. Кроме меня, его отсутствие никого не беспокоит. Зато несколько человек спрашивают у меня, не видела ли я Феликса Антонова.

Создается впечатление, что Федору Конюхову вообще не очень-то нравятся люди. Сам он напрямую в этом никогда не признается, но даже здесь, в собственном штабе, он вдруг, никому ничего не объяснив, постоянно куда-то пропадает. И никто не придает этому значения — все привыкли. Я пытаюсь найти путешественника во дворе, но там только Надежда Еремина. Ей тоже нужен Конюхов — она собирается вручить ему огромные рекламные наклейки для воздушного шара.

— Бедные священники, — улыбается она. — Им, наверное, так хочется колбасы, а за стол никто не садится.

В гостиной один из гостей наливает мне чай и усаживает на диван. И тут, когда Конюхова никто не видел уже 40 минут, я слышу со двора его голос — он ходил в банк. Пока никто из журналистов, фотографов и поклонников не успел его перехватить, я выбегаю на улицу и перегораживаю путешественнику дорогу: «Федор Филиппович!» Он непонимающе смотрит на меня, а потом, словно догадавшись, зачем я тут, поднимает руку и кладет мне на голову.

— Федор Филиппович, интервью!

— Ах, точно, интервью! Напомните, как вас зовут? Юля? Юля, а вы уже пили чай? Пойдемте скорее пить чай, — Конюхов почти насильно уводит меня в гостиную и усаживает на диван. — Пейте, а потом поговорим.

Дальше он снова исчезает. Допив чай, я какое-то время рассматриваю книги на стеллажах: тут есть и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, и альбомы Караваджо, и «Сумеречный дозор» Лукьяненко. Устав ждать, я опять отправляюсь на поиски — оказывается, путешественник наверху: раздает автографы. Я снова напоминаю ему, что приехала сюда за интервью. Он говорит: «Сейчас!» — и скрывается за какой-то дверью. К ней, как и ко всем остальным дверям в этом помещении, прибит крест. Я уже начинаю терять надежду, но отец Федор уже через 10 минут возвращается. Оказывается, он уходил переодеваться — теперь вместо куртки «Мортон» на нем церковная ряса. «Вот теперь я готов!»

Он уводит меня в маленькую часовенку. Всю дорогу за нами идет женщина, которая просит отца Федора, чтобы он подписал книги. Он отвечает: «После интервью!» Женщина продолжает следовать за нами, с надеждой спрашивая: «А может, я нужна вам там в качестве публики?» Путешественник не обращает на нее внимания. Он пропускает меня в крошечное прямоугольное помещение, больше всего похожее на исповедальню, встает напротив и вздыхает: «Давайте разговаривать». От ужаса, что меня сейчас заставят исповедоваться, я теряюсь и судорожно вспоминаю, какие вопросы мне поручали задать коллеги:

— Федор Филиппович, а что вы вообще делаете между путешествиями?

— Готовлюсь к новым путешествиям. Вот, например, после полета на воздушном шаре я собираюсь погрузиться в Марианскую впадину, а вы представляете, как долго к этому надо готовиться? Да и это путешествие — в 2006 году американец Стив Фоссет совершил самый быстрый одиночный перелет вокруг света, и я уже тогда начал готовиться к своему полету. А чтобы погрузиться в Марианскую впадину, я еще в 1997 году подписал контракт, где говорится, что я это сделаю. Но в итоге случится это не раньше, чем в 2019. Хотя я думаю, что на самом деле в 2021. Для каждой экспедиции нужно очень много всего построить, застраховать, получить разрешения — вот сейчас, например, я полечу и над Австралией, и над Чили, и над Аргентиной. Гелий нам сейчас везут американцы, за автопилоты отвечают голландцы, а за погоду — бельгийцы. Со всеми надо договориться, все собрать вместе… А еще ведь все надо уладить со страховыми компаниями. Вот сейчас я не имею права прикасаться к воздушному шару, на котором полечу — иначе, если что случится, платить за него будет наша страховая компания, а не американская. А еще они, хоть и делают оборудование, держат в секрете всю информацию — американцам же вообще невыгодно, чтобы я полетел.

— Почему это?

— Потому что небо сейчас за американцами, ведь прошлый рекорд принадлежит им. Так же, как до 2014 года Тихий океан был за англичанами, а мы у них этот рекорд забрали.

— Вы побывали в стольких странах, и продолжаете делить людей на русских, американцев, англичан… Разве мы все разные?

— Человечество — одно, но психология у нас разная. Ведь разные у нас экономические системы, политические… Вообще-то изначально Господь создал всех по образу и подобию своему, и у него нет любимчиков. И сомалийцев, и эфиопов, и язычников он любит. Ну и что, что они еще не созрели — мы тысячу лет назад тоже были язычниками.

— А почему же тогда все спорят и воюют?

— Бог тут ни при чем, это мы сами. Нет некрасивых мест на земном шаре: и поля, и пустыни, и озера, и реки… Господь просто не мог создать что-то некрасивое. Вот в Сомали я был два раза — красивое место, но среди людей много бандитов и пиратов. Это их политическая система такими сделала. Так и Украина: красивый народ и земля, а становятся даже хуже, чем сомалийцы — те-то хоть войн не развязывают, у себя там бандитизмом занимаются. А вообще-то цивилизация держится на авантюристах и романтиках: художники, поэты, писатели — без них бы ничего просто не двигалось, был бы обывательский мир… Сегодня нас, людей, хотят принизить, чтобы не было рабочего класса, ведь он может поднять революцию, создать профсоюзы. А вот фермеры ничего не могут сделать.

Я безуспешно пытаюсь уследить за логикой Конюхова, но тут он резко заканчивает говорить и кладет руку мне на голову — видимо, дает мне прощальное благословение. Я говорю: «Подождите, Федор Филппович. А вот вы всегда путешествуете один...». Убрав руку, он меня перебивает: «Вы почитайте мои книжечки. Я 17 штук написал, а их никто не читает. Ставят на полку, и все. Вот последняя вышла тиражом четыре тысячи экземпляров, столько человек, бывает, в одном поселке живет, а у нас страна большая, и четыре тысячи ничего не значат. Почитайте и сделайте выдержки оттуда». На этих словах он в третий — последний — раз кладет руку мне на голову и удаляется.

Хоть Конюхов и говорит, что украинцы — бандиты, на самом деле его политические взгляды — загадка. На его загородном доме висят Российский и Андреевский флаги, и сам он называет себя патриотом. Но при этом в своих интервью рассказывает: «Люди меня спрашивают: “Ты что, поддерживаешь нынешнюю власть?” А при чем здесь правители? Россия была, есть и будет. Флаг не имеет отношения к конкретным правителям, хорошим или плохим, добрым или жестоким — флаг к народу, к стране, к истории имеет отношение». Но этот непонятный, собирательный образ России, кажется, имеет для него огромное значение. По его собственным словам, он считает, что, если не осилит какое-то из своих путешествий, про него скажут не «Конюхов сошел с дистанции», а «русский тоже не смог».

По пути к выходу из штаб-квартиры Конюхова я нос к носу сталкиваюсь с картонным Конюховым в полный рост — его привезли с пресс-конференции. В первую секунду я думаю: «Когда это он успел переодеться из рясы обратно в куртку?» Осознав свою ошибку, я наконец покидаю часовню-штаб. Картонный путешественник осуждающе смотрит мне вслед. Над штабом на ярком солнце блестят купола. По дороге я читаю надписи на памятных табличках в честь предков Конюхова — путешественников и священников. Может быть, рай — если он есть — для каждого свой, и для кого-то это — экспортная, как сам Конюхов, лубочная картинка России: кресты, купола, триколор, весельная лодка и ни души вокруг. Но я точно знаю, что мой будет выглядеть по-другому — по крайней мере, там будут живые люди.