Отель «Спасибо»

Проезжая по улице Большая Якиманка, невозможно не заметить довольно помпезное четырнадцатиэтажное здание из красного кирпича с не требующей никаких комментариев вывеской – «Президент-отель». Но эта надпись появилась на фасаде лишь в 1992 году. До этого дом был безымянным, но всем, кому надо, было известно: это гостиница «Октябрьская», принадлежащая Управлению делами ЦК КПСС. Построено чудо советского гостиничного хозяйства было в 1983 году для приема дружественных партийных деятелей и делегаций из социалистических, братских и даже капиталистических стран. Ранее их размещали в небольшом отеле в Плотниковом переулке и частично в нынешнем «Марко Поло Пресня», тогда «Краснопресненской», но мест вечно не хватало, да и уровень комфорта там явно не соответствовал амбициям страны, декларирующей себя сверхдержавой. И в этом оазисе я, можно сказать, не преувеличивая, прожил семь лет…

В начале восьмидесятых затейливый пируэт судьбы забросил меня, преподавателя русского для иностранцев в МИСИ, в партийный санаторий ЦК КПСС города Железноводска в качестве сопровождающего переводчика генсека сальвадорской партии Шафика Хандаля. Санаторий был полон мелкой партийной номенклатурой, которую повседневные тяжелые условия работы на местах вынудили отправиться пить минералку. Но кроме них там оказался и Матвей Кондратьевич Крепостной – директор гостиницы в Плотниковом со своей женой. Он тоже утомился, так как несколько лет контролировал стройку нового отеля. Поскольку его позиция в партийной бытовой иерархии просто зашкаливала (еще бы, главные коммунисты со всей страны, приезжая в столицу, останавливались именно в его гостинице), то, естественно, он питался в отдельном зале. Ну а мой был генеральным секретарем, то есть и ему полагалось. Так что вчетвером мы целую неделю вместе завтракали, обедали и ужинали. И если партийцы принимали в номерах, а официально в столовой – только кефир с нарзаном, то наш ликеро-водочный ассортимент был весьма широк и не ограничен. Короче, с директором и его женой мы уже на второй день сидели за одним столом, а потом вместе ездили на «Чайке» по прилегающим окрестностям на шашлыки и другую экзотику. Даже в бассейне нам выделили отдельное время. Там-то Директор (с большой буквы, потому что, помимо хозяйственной власти, он был под два метра ростом и весом килограмм сто пятнадцать) и сделал мне предложение: «Ты ведь иностранцам русский преподаешь?» – «Ну да». – «Рублей сто двадцать получаешь?» – «Сто десять». – «И не надоело тебе?» – «Да нет пока», – соврал я. «А ты знаешь, что я скоро новую гостиницу открываю, каких во всей Европе нет? Хочешь пойти ко мне администратором? Зарплата в три раза больше, садик, поликлиника, дома отдыха, продовольственные заказы?» – «Хм! Администратор – это тот, кто ключи проживающим выдает?!» – «Дурак ты! Ладно, плыви к своему чегеваре, вернемся к разговору в Москве».

Спустя пару месяцев, когда, как пишут в романах, герой и думать забыл про предложение, мне позвонили и отвратительно наглым голосом сказали, что я обязан быть завтра в девять на улице Димитрова, 24. Я, конечно, не более вежливо поинтересовался, кому обязан, после чего трубка замолчала и продолжила, удивленная, что, мол, на собеседование в гостиницу ЦК УД КПСС, расшифровав для важности аббревиатуру в полном виде. Я, как упертый осел Шурика из «Кавказской пленницы», сказал, что завтра занят, а вот послезавтра в одиннадцать – пожалуй. Трубка снова замолкла и с очевидным усилием, едва сдерживая себя, сказала «хорошо» и велела не забыть паспорт.

Через день я оказался в самой удивительной гостинице, которая когда-либо существовала в СССР. Один чилийский журналист, работавший в Москве и приходивший в отель, когда приезжали его земляки-социалисты, сбежавшие от Пиночета и осевшие по всей Европе, назвал гостиницу «Отель Эспасибо» (фонетика испанского языка не подразумевает подобных сочетаний согласных в начале слова, поэтому произнести просто «Спасибо» для них, если трезвые, практически невозможно). Это действительно было то место, где сбылась вековая мечта основоположников, – коммунистический рай в отдельно взятом, одном-единственном на весь мир здании! Здесь «за спасибо», даже не произнося этого слова,  можно было получить все, о чем тысячелетиями мечтало человечество: комфортабельные номера, чудесную пищу, неограниченные по количеству напитки от «Боржома» до пяти звездочек (но исключительно от отечественного производителя), стирку, глажку, стрижку, бритье и даже одежду. Последнее, правда, по другому адресу – в двухсотой секции ГУМа. Сейчас, после дубайских гостиничных чудес, трудно уже кого-то удивить, но в 1983 году вестибюль, где я оказался, потряс неимоверно: огромный объем с естественным освещением, мрамор, мебель, гигантские люстры. Директор провел меня по двум ресторанам, нескольким банкетным залам, сауне, кегельбану, кинотеатру, бару, двум магазинам, парикмахерской, бытовым услугам, показал четыре вида номеров, где их suite, а наш – люкс отключал сознание. Я обалдел от роскоши и от того, что Директор возился со мной целый час, – я сам видел, как его обхаживали в Железноводске и на Чегете просто потому, что он Директор гостиницы «Спасибо», что он на этой земле Бог, который действительно может ВСЁ!

В конце путешествия Матвей Кондратьевич показал мне мое рабочее место – большущую стойку справа от главной лестницы, сбоку вестибюля – практически позиция артиллерийского расчета, из которой открывался вид на весь холл. Сразу впечатлила телефония. Как любого советского гражданина, почитавшего за великое счастье иметь домашний телефон и млеющего от вида двух аппаратов у кого-либо на рабочем столе, меня напрочь сразили: коммутатор – блок на сорок номеров (кнопки прямой связи с руководством, этажами, ресторанами, кухней и т. д.), четыре аппарата с городскими линиями, телефон с гербом АТС-1 – внутренняя закрытая связь с отделами ЦК и приемными министерств, включая КГБ и МВД, и АТС-2 – прямой контакт с обкомами и всякими другими важными учреждениями страны. «А ты говоришь “портье”! – не преминул поддеть меня Директор. – Запомни, в отсутствие меня и зама администратор – главный человек в гостинице, понял ты наконец?!»

В общем, я согласился. До официального открытия было еще почти три месяца, так что все это время я ездил с главным администратором по мастерским художников, вывозя картины для номеров и других представительских помещений. Картины были кем-то выбраны и отложены задолго до нас, а видя радость, с которой художники расставались со своими блеклыми творениями в стиле соцреализма, я понимал, что «золота» у партии хватает. Еще больше времени ушло на тестирование некоего подобия компьютера, куда мы должны были заносить сведения о будущих проживающих. Представители одного «ящика» или «института», по двое-трое, сутки напролет проводили в специально выделенной комнате, куда завезли кучу шкафов с загадочным словом «сервера», где все мигало, шумело и постоянно перегревалось, отчего работало чрезвычайно хреново. За пару недель до открытия Директор, наблюдавший за этой технологической эпопеей, принял мудрое решение завести обыкновенный журнал приездов / отъездов, а техникой пользоваться по мере возможностей. Установленными ящиками-компьютерами в высоких кабинетах, естественно, тоже никто никогда не пользовался.

Аналогичная история произошла и с эскалаторами, которые установили по обеим сторонам центральной лестницы, ведущей от входа в гостиницу в главный вестибюль. Цель подразумевалась благородная – среди борцов за идеалы было много преклонных ветеранов, плюс те, которые любили хорошо «посидеть», обсуждая перспективы победы наших светлых идей на всех континентах, а потом едва стояли на ногах. Поэтому с утра до вечера две бригады «Спецмонтажтехники» колдовали над механизмами, чтобы справа эскалатор поднимал, а тот, что слева, опускал. Чего уж, казалось бы, проще – в метро их сотни, да и по высоте не сравнить. Однако позолоченные ступеньки движущейся ленты издавали такой лязг, визг, грохот и вибрацию светильников по всему периметру холла, что в итоге, после приезда главного из Хозяйственного отдела ЦК, всю эту эпопею прекратили, а на застывших ступеньках разместили целую батарею цветочных емкостей.

Хуже всего было с мебелью. Похоже, что вся Европа, причем капиталистическая, работала на отель. Слава Богу, с номерами задача была решена – мебельные артикулы утверждены заранее, и оснащение осуществлялось целенаправленно. Но были открытые пространства холла внизу, на втором этаже и кое-где по мелочам. Как только приезжала очередная комиссия, ее главному не нравился цвет кресел, диванов, форма столиков, собственно расстановка именно в этом месте, и всех, кто был под рукой, немедленно отправляли на передвижку. А поскольку администраторы всегда маячили на своем наблюдательном посту и особо ничем вроде не занимались, кроме как разработкой Памятки поведения персонала и переводчиков на объекте, то нам доставалось больше всего.

Но вот пришло и время открытия: 29 апреля 1983 года гостиницу, ближе к вечеру, открыл генсек Народной партии Панамы Рубен Дарио Соуза, старенький невысокий дяденька, избранный у себя начальником еще в 1951 году! Перевезли его из старой гостиницы, где он спокойно жил уже почти месяц и на встречу которого в пустой огромной гостинице вышла чуть ли не сотня человек – от людей из ЦК до сотрудников отеля. Предусмотрели все, кроме фотографа. Поэтому торжественный момент перерезания ленточки был запечатлен на какой-то любительский артефакт. Гостя быстро напоили и отправили в люкс обалдевать от роскоши. Фантастический банкет в честь открытия продолжался до утра.

Говоря же о том, что, собственно, представлял собой наш рабочий день, то вот, например, пятиминутный срез обычного дежурства:

• заезжает делегация в четырнадцать человек из Португалии – нужно всех записать в журнал (компьютер ведь мебель), заполнить карту-пропуск проживающего и выдать вместе с ключом, убедить переводчика, что список номеров с телефонами он получит позже, зато передать его сразу помощнику для разноса багажа;
• в этот же момент звонит референт по Финляндии с просьбой срочно найти переводчика или гостя, якобы по срочному вопросу – на самом деле согласовать время очередной попойки;
• тут из своего кабинета выходит Директор или его зам и просит предупредить метрдотеля, что он идет на обед;
• завфинхоз из Архангельска терпеливо нависает над стойкой с просьбой рассчитать за проживание, а пока соединить по администраторскому телефону с домом, чтобы сэкономить и не звонить за свой счет из номера;
• заспанный по жизни формой глаз монгол пытается что-то бырдылкылкэкдэн – видимо, ищет переводчика, который принимает в баре уже третий мартини с сопровождающей делегацию из Аргентины по линии Минкульта;
• звонит дежурная с одиннадцатого этажа, просит принять меры к розыску чемодана поляка, который в трусах пшекает, что ему не во что переодеться с дороги после душа;
• палестинец из постоянных пришел заказать пропуск на тринадцать гостей.

Ну это так, кургузая хронология. Поэтому логично, что к ночи, когда отель более или менее замирал, наступало наше время! Были, конечно, жуткие проблемы с помощниками – в смене он был один – для разноса чемоданов и как посыльный. Все как на подбор – жилистые ветераны, бывшие охранники, вохровцы и т. д. Телефоны и стойку оставлять им по инструкции категорически запрещалось, но приходилось рисковать. «Чемоданщикам» (так их называли между собой) это безумно льстило, еще бы – поруководить всем отелем, при этом если что взятки с них не просто гладки, а вообще никаких, а так им еще и какой-то подарочек за труды!

Отдельная тема – переводчики. Поскольку я сам здесь оказался, будучи одним из них, то это была моя абсолютная френдзона, в то время как для других администраторов они представляли собой неиссякаемый предмет беспокойства, раздражения и зависти из-за своей «свободы» пользования благами человечества – бесплатным питанием с гостями, посещением двухсотой секции, постоянным сидением в баре и т. д. Естественно, соответствующее отношение подспудно распространялось и на меня. Переводчиками же в «Октябрьской» начинали карьеру Михаил Маргелов, сын выдающегося командующего ВДВ, всем известный Александр Любимов и многие другие. Любимов работал с датчанами, и когда в очередной раз приехал самый известный датский коммунист – карикатурист Херлуф Бидструп, я притащил из дому толстенный том с его рисунками, которые часами рассматривал еще в детстве, и попросил автограф. Он на первой полосе этого журнала. Там же – еще один, нарисованный им в следующий приезд.

Перечислить всех великих личностей, которых я видел живьем, а с некоторыми и общался – Фидель Кастро, например, хотя он жил в особняке, но пару раз приезжал в гостиницу, – понадобилась бы не одна пара страниц. Большинство из них сейчас забыты, но кто-то еще у руля. Тот же Даниэль Ортега. Он приезжал часто, всегда с кучей соратников-головорезов. После первого визита им стали отводить целый этаж, чтобы обезопасить других постояльцев. Оказавшись после джунглей в коммунистическом раю, Никарагуа гулял вовсю. Бедные дежурные с горничными отказывались работать в эти дни или брали больничный. После долгожданного отбытия делегации номера тут же закрывали на ремонт. С этим героем Латинской Америки я тоже достаточно общался, и не раз. Как-то знакомые из Спорткомитета, которые вечно кого-то размещали в отеле по своей линии, предложили мне съездить в Мексику на чемпионат мира по стрельбе переводчиком сборной СССР. Ну, раз попросили – не отказываться же?! На обратном пути мы летели через Никарагуа, где, проведя ночь в отеле у аэропорта, на следующий день должны были вылететь в Москву. Когда после душа мы собрались на ужин, то увидели, что сам Ортега дает здесь пресс-конференцию для иностранных журналистов. Люди из его свиты узнали меня и допустили до команданте. Когда мы с ним обнялись, надо было видеть физиономии главы нашей делегации и сопровождающего сборную кагэбэшника…

Четыре Пленума ЦК КПСС, XXVII съезд КПСС, несколько совещаний СЭВ, визит Сайруса Вэнса, многочисленные встречи с официальными недружественными делегациями, когда дня за два до того гостиница заполнялась агентами известной спецслужбы, и тысячи других разных гостей… От такой хронологии заснет любой читатель, но каждый день этой работы был хождением по лезвию, о чем когда-то сочинял писатель Ефремов. За любую мелочь тебя могли выгнать не просто с работы, а вообще – без права устройства куда-либо, кроме как дворником. И как же при этом не благодарить судьбу в лице милого жулика-референта, который разместил в гостинице испанских бизнесменов под видом социалистических активистов! Когда они заехали (была моя смена), сразу было видно, что это не партийцы. Ну это как если бы среди пигмеев вдруг оказалась американская Dream Team по баскетболу. Так и эти отличались от всех покроем костюма, прической, манерами и испанским произношением, как наши дикторши «Первого канала». Вечерами, когда они оставались одни, мы болтали и, если у меня получалось, выпивали пару рюмочек в баре. От них я узнал, что цены в нашем отеле, конечно, гораздо выше, чем в интуристовских, зато здесь как-то тише и спокойнее. При этом, по заявке ЦК, они числились как партийные гости, то есть с бесплатным проживанием!.. От души порадовавшись коммерческим способностям коллег-референтов, я понял, что перестройка, о которой так часто вещал ставропольский генсек, действительно началась…

Через год эти самые испанцы, которых здесь экономически окучивали со своим загребущим интересом энергичные чилийцы во главе с референтом по этой стране, решили открыть собственное представительство, поскольку поняли, что часть их доходов куда-то улетучивается. Получив их приглашение сменить род деятельности, я ни секунды не сомневался, хотя после этого со мной трижды встречались некоторые персонажи из международного отдела, сначала намекая, а затем уже открыто угрожая всевозможными последствиями. Слава Богу, девяностые еще не начались, поэтому пока постреливали редко.

Перевод оформили быстро. Управление по делам дипломатического корпуса договорилось с Управлением делами ЦК достаточно мирно, а спустя несколько лет меня даже пригласили на десятилетие отеля. Как это обычно случается, чем больше проходит времени, тем меньше остается тех, с кем был рядом. Появляются новые лица, и понимаешь, что твое ощущение некой причастности ушло. А тут и ее не осталось. Отель стал нормальным коммерческим предприятием, где просто считают деньги. Жалеть об этом бесполезно, но время от времени, даже спустя столько лет, эти невероятные годы, вместившие в себя такую массу ощущений, вспоминаются, и отель «Спасибо» периодически снится…Ɔ.