Заложница. Жизнь после Беслана
Туристка из прошлого
В последний раз дети учились в этой школе двенадцать лет назад, теперь она заброшена. Через выбитые окна видно железную дорогу, кирпичные дома и пасущихся коз. Видно, как проезжает тепловоз и гудит, словно иерихонская труба.
– Что здесь было? – спрашивает Амина. На ней непроницаемые зеленые очки, я смотрю ей в глаза, а вижу свой лоб. – Что здесь случилось?
– Наверное, землетрясение, – говорю я, – что-то вроде этого.
– Надеюсь, это было ночью, – говорит Амина, – и дети не пострадали?
У нее пунцовый комбинезон и губы, как большие пунцовые слизни.
– Может, хватит, Амина?
– Что?
– Может, хватит придуриваться?
Амине Качмазовой было семь лет, когда она пошла в школу, но оказалась в заложниках. Больше тысячи человек находились в крошечном спортзале средней школы в городе Беслане. Им не давали пить. Они пили мочу и ели цветы. Дети плакали. Кто-то сходил с ума. Амина Качмазова два дня просидела у сейфа, в котором хранили взрывчатку. На третий день она куда-то уползла. Когда спортзал взлетел на воздух, все, кто сидел у сейфа, погибли.
«Зачем это здесь? – говорит Амина и берет со стола книгу Ника Вуйчича. – Можно я заберу ее себе?» Амина ходит по спортивному залу, будто гуляет у себя на заднем дворе. У Амины видок, как будто она не знает, что происходило в этой школе. Она спрашивает: «А эти батареи, они с того момента здесь?» Это – ролевая игра, сегодня Амина играет туристку.
Двенадцать лет назад она стояла на том же месте. Но ростом была не выше комода. Она тыкала пальцем в ногу террориста. «Можно я наберу воды?» – «Нет». – «Пожалуйста, можно набрать воды?» – «Нет». – «Пожалуйста, мне нужно выпить воды». – «Уйди, девочка. Мне придется тебя застрелить».
«А это – Фара, – говорит Амина. – Я ее люблю».
Она разворачивается и шлепает на своих высоких босоножках к выходу. Амина Качмазова яркая, как фейерверк. Она проходит мимо сотен фотографий мертвых детей и взрослых. Она перепрыгивает ямы от бомб на старом паркете. У входа в саркофаг ее ждет другая девочка.
Школа в аварийном состоянии. Фаризе с Аминой срочно понадобилось что-то там посмотреть. У Фаризы светлая, почти прозрачная кожа и большие серые глаза. Она говорит: «Давайте залезем так, как я залезала, когда нас загоняли в спортзал?» Она ходит вдоль красной ленты у школы и пытается найти окно, в которое прыгала девятилетней девочкой. Все окна выше ее груди. «Как я туда могла залезть?» – спрашивает Фариза и залипает в телефоне.
«Давайте через столовую, – говорит Амина. – Я все делаю через столовую».
Двенадцать лет назад в столовой ее нашли военные и вынесли в полевой госпиталь за школой. Говорят, когда ее нашли, она все время смеялась, как сумасшедшая. Говорят, она твердила, что потеряла в столовой что-то важное. Повар, которая была в столовой вместе с Аминой, так и сказала ее матери: «Рита, осторожно, твоя Амина сошла с ума».
Фариза стоит в коридоре школы и снимает что-то на телефон. Там – пустая рамка, а вместо фотографии ободранная стенка и следы от пуль. Если приглядеться, можно увидеть лицо.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Это Иисус, – говорит Амина и перелезает через стенку. – Фарь, иди, залезай. – Чтобы подойти к рамке, нужно проскочить через окна и обвалившийся потолок.
– Мне нормально, я его и тут вижу, – отвечает Фариза и убирает телефон в карман. – Амина! Если ты упадешь, можно я заберу твой телефон?
– Да. Вы пойдете сюда?
– Нет, я не пойду, – говорит Фариза и оборачивается ко мне: – Она очень, очень верит в Бога. Она любит Бога. Она все за него сделает. Она может убить человека за него. Мне кажется, это глупо, – Фариза вздыхает. – Мне вообще кажется, что, когда появилась церковь на Руси, это просто еще один способ управлять людьми. «Бог хочет, чтобы вы дали нам дань». «Бог хочет, чтобы вы убрали эти листья!» Это что, не так? Это новый способ управлять… Вот если нет у нас… Ладно. Проехали. – Она почти никогда не заканчивает предложения.
Амина прыгает по обломкам стен и опускается на кафельный пол. Всюду вокруг нее надписи и дыры от пуль. «Сынок, я тебя люблю. Лаура», – читает Амина. За окном дети проезжают на осле. Фариза кричит им из школы: «Уоу! Осторожнее, без шлема нельзя!» Дети смотрят на заброшенную школу и еще сильнее бьют осла палкой. «Сильно не бей его, придурок!» – кричит Амина и прыгает на окно. За ослом к школе подъезжает белая маршрутка, из которой играет Felicità.
– Туристы! – визжит Фариза и просит Амину притвориться призраком. Амина отказывается, и тогда Фариза предлагает найти кабинет, где подорвалась смертница.
Случайное спасение
Когда спортивный зал превратился в бойню, Фариза с Аминой плохо знали друг друга. Фариза была в школе с мамой, старшим братом и бабушкой. Амина была одна. Фариза помнит первый взрыв, помнит, как притворялась мертвой, потому что по залу ходил террорист и расстреливал всех, чьи тела вздымались от дыхания. Еще она помнит, как кто-то пел.
– Если бы я сейчас, в этом состоянии туда попала, – говорит Фариза, – я бы, наверное, умерла. Вот я вижу фотографии, там тела сгорели. Мне как-то не по себе становится. А тогда, наверное, спокойно могла на это смотреть. Я же говорю, я ползла, там части тела вот… Девочка умирала у меня на глазах, и нормально я проползла мимо. Не знаю. Мне стыдно сейчас.
– Ты винишь себя?
– Я понимаю то, что я была ребенком. Но как-то… Не знаю… Могла бы сказать кому-нибудь, – Фариза говорит, будто задыхается от своих слов. – «Вон, помогите!» Если бы я не была в теракте, но как-то со стороны на это все смотрела, я бы не смогла жалеть людей. Мне кажется, им это не нужно. Наоборот, это как-то больнее делает. Всегда об этом напоминало… Вот если бы ты сейчас не пришел, я бы об этом не вспомнила и спокойно бы сидела и смотрела свой сериал.
Мы стоим в классе русского языка и литературы на втором этаже школы. Тут до сих пор висит портрет Маяковского над доской. Когда из спортивного зала выводили взрослых мужчин, их вели в эту комнату, ставили у стены и расстреливали. Затем трупы выбрасывали в окно. Амина стоит около стенки с дырками от пуль и ковыряет их тонким пальцем.
– Интересно, у меня и дальше будет такая жизнь? – говорит она.
– Какая?
– Лишенная цели, – говорит Амина. – Может, мне переехать в Азию? Хочется уехать, но каждый год тут корни пускаешь… Корни! Как будто я детей рожаю!
– Открой тут кинотеатр! – говорит Фариза.
– Фи, как глупо. Лучше открыть кальянную.
– Все же в город едут в кино!
– Фариз, ну потому что в городе потом… Я люблю город. В городе после кино можно еще погулять.
– Если б и тут было где погулять… – вздыхает Фариза. – А то они же строят эти стоматологии и магазины одежды, куда никто не ходит.
– Нет, салоны красоты, стоматологии и аптеки.
– Или роддом! Вот на фига нам такой большой роддом? Вот объясни! Он больше, чем вся наша больница! Тут что, каждый второй рожает? Лучше бы ремонт сделали в нашей поликлинике. Я хожу, там проваливается нога – я чуть не упала на ровном месте!
Амина берет Фаризу за руку, и они спускаются по лестнице на первый этаж. Мы вылезаем из школы через окно. «Голуби такие тупые, ты посмотри на них», – говорит Амина и приземляется на старые кирпичи. Стаи птиц кружатся над золотым саркофагом, которым накрыли спортзал. Кажется, что они кружатся над воронкой.
У Амины темная кожа и большие карие глаза. Локоны ее волос всегда спадают на правую сторону. Если присмотреться, можно подумать, что у Амины врожденный дефект зрения: ее правый глаз не поспевает за левым. Она не может закатывать глаза. Она не может быстро оглянуться вправо, когда переходит дорогу. Так было не всегда.
Амина не помнит, как неподалеку взорвалась бомба. В спортзале стоял туман. Это кружила в воздухе штукатурка. Амина не может вспомнить, чувствовала ли она, как в ее правый глаз залетел осколок. Она стояла в коридоре, пока какая-то женщина не сказала: «Доченька!», нежно взяла ее за лицо и повела за собой в столовую. Всю дорогу Амина смеялась. Потом она подбежала к чану с водой и стала хлебать грязную жидкость. Тогда ее глаз вытек в чан.
– Да достали вы со своим глазом! – говорит Амина, когда Фариза прикрывает левый глаз рукой и пробует походить по спортивному залу.
– Я что? Я тебе никогда про него не говорю, – отвечает Фариза. – Я сказала только, что один раз вот так ходила, – она прикрывает ладонью глаз, – мне было интересно. Я ходила, у меня закружилась голова. У тебя не кружится голова?
– Нет, Фариза, у меня не кружится голова, – говорит Амина и проскальзывает к выходу в город. – Если бы не Лиза, я бы умерла, – говорит она ветрено, будто речь идет о шампуне. В школе туристы – они стоят у фотографий погибших детей и записывают соболезнования в тетрадь. Еще они приносят чистую воду и плюшевые игрушки. Кто-то приносит флаги независимых государств.
– Ты видел Лизу? – спрашивает меня Фариза. – Если честно… Она была глухой. Ты знал? У нее какой-то аппарат был. Она, по-моему, не разговаривала так особо.
– Они с Аминой были похожи?
– Я не думаю, что… Нет, они не похожи. Лиза была более светлая.
На фотографии – девочка со стрижкой каре. Она родилась в 1996 году, а умерла от осколочного ранения в голову в 2004-м. Затем ее тело сгорело при пожаре. Эту девочку зовут Лиза Цирихова. Женщину, которая вывела Амину Качмазову из спортзала, зовут Жанна Цирихова. Ей казалось, она спасает дочь.
Маньяк и случайность
Фариза листает фотографии в своем телефоне. Мы сидим в парке у Вечного огня. Амина, как обычно, лежит на лавочке.
– Это мой друг в Warface, – говорит Фариза. – Это мой парень.
– Покажи парня, – оживляется Амина. – Поцелуйчики? Охренеть…
– Что? Я ему просто этала… Такой он урод, если честно. Он толстый. Зачем он мне нужен? Он такой зануда, он только про Warface говорит.
– Почему ты ищешь друзей в компьютерных играх? – спрашивает Амина.
– А где мне их искать? Вот тут, среди хачей?
– Фара! – вскрикивает Амина.
– Что! Представь, она не смотрела «Гарри Поттера». Как ей повезло! Она может сесть и провести с ним эти двенадцать незабываемых часов.
– Да запросто, – отвечает Амина. – Мне два часа жалко на «Лолиту», о чем вы говорите? «Лолита» – моя любовь.
– Какая «Лолита»!? Когда есть «Гарри Поттер»!
– Фари-и-иза… Ты не понимаешь, что такое «Лолита»…
– Я понимаю! Это какой-то педофил, который влюбился в малолетку, которая была шлюхой. Она шлюха!
– Она не шлю-юха!
– Шлюха!
– Называя ее шлюхой, ты называешь меня шлюхой.
– Знаешь что?.. – говорит Фариза и снова не заканчивает предложение. Она заходит в Facebook, чтобы поиграть в серфера.
Тогда Амина рассказывает, как недавно за ней стал ухаживать подозрительный тип. Она называет его маньяком. Она говорит: «Он подсел ко мне в маршрутке, когда я ехала с учебы и учила экономику. Он начал интересоваться моим вузом и факультетом, а потом спросил, где я живу. Он спутал якобы меня с девочкой с БМК, у которой такая же проблема с глазом, и сказал, что ее, эту девочку, очень жаль». После этого Амина демонстративно встала с сиденья и всю дорогу до Беслана проехала стоя. Потом она добавляет: «Он правда маньяк. Я узнала, что он женился на девушке, которая неполноценна физически и на грани смерти, а еще бесплодна!»
Я говорю, может быть, он не думал тебя оскорбить, может, он, наоборот, хотел оказать какую-то поддержку.
– Я могу вот так ходить! – Амина вскакивает с лавки и убирает волосы за уши. – Могу кричать на улице, что у меня нет глаза!
– Кричи, – говорю я.
– У меня нет глаза.
– Громче, – говорю я.
– У меня нет глаза!
– Громче! – говорю я.
– Не буду.
«Ненавижу мусульман», – говорит Амина. Мы вдвоем гуляем в городе. Через час у нее лекция известного автостопера. Я говорю, что безнравственно ненавидеть столько миллионов людей одновременно. Я спрашиваю, почему она их ненавидит.
«Плевать, мне плевать на все, что ты сейчас сказал, – говорит Амина и перебегает через дорогу к мечети. – Потому что. Потому что они захватили школу в 2004 году. Потому что они убивают людей. Потому что они хотят отмыть все кровью».
Амина не замечает машину, которая несется ей в спину. «Отойди с дороги», – кричу я. Она останавливается у столика с эфирными маслами и медом. Потом она листает Коран. «Я была в Грозном в мечети, там очень красиво и мягкие ковры, – говорит Амина. – Зато я люблю узкоглазых. Да, люди с не очень красивыми глазами – они очень милые». Она переходит по мосту в парк, и ее больше не видно за кедрами.
Когда я ее догоняю, она сидит на лавочке и вертит в руках рекламные буклеты.
– А ты знаешь, как быть счастливым под знаком Водолея? – спрашивает она и тянет мне приглашение на семинар по маникюру. А потом начинает сама:
– Если бы Лиза не умерла, я бы умерла.
– Это – случайность, – говорю я.
– Это – не случайность.
– Ты можешь воспринимать это как случайность и жить дальше.
– И что, «жить дальше»? И что?
Она вскакивает с лавки на своих гигантских босоножках и идет вперед. Я еле за ней успеваю. Эти босоножки на толстой подошве, как будто Амина нацепила хозяйственное мыло.
«Почему жирухи носят шорты?» – спрашивает она, не оглядываясь. А потом оборачивается и говорит: «Я раньше хотела тату, чтобы быть уникальной. А теперь у всех тату… Ну и бред, Амина… Вот бы сейчас помидоров поесть, а?»
Город ангелов
Детское кладбище – это главная достопримечательность Беслана. По дороге из аэропорта в города Осетии тут останавливаются туристы. Таксисты привстают здесь, как привстают обычно у святых мест. Амина лежит на гранитной могиле сестер Алины и Ляли Тетовых. Только что она вымыла их надгробную плиту.
«Знаешь, что страшно? – спрашивает она. – Что у всех людей что-нибудь случается. Мне кажется, Бог забрал лучших, а нас оставил тут».
Двенадцать лет назад Амина Качмазова надела школьный костюм, мама собрала ей букет в огороде, и все утро Амина показывала родственникам свои трусики: ее веселило, что все удивляются, когда она резко поднимает юбку кверху. Потом она пошла за подружкой Лялей и ее сестрой. Тетовы опаздывали или совсем не собирались в школу, никто уже и не вспомнит. Амина уговорила сестер идти скорее. А через три дня девочки погибли.
После теракта Амина уехала в Германию, чтобы пройти курс лечения. Ей зашивали глаза. Ей восстанавливали веко. В пустой глаз ей просунули имплантат. Она бродила по городу с мамой и покупала подарки Алине и Ляле: магниты, заколки, жвачки. А потом мама завела ее в круглую комнату с круглым столом, в которой сидели психологи. Они посадили Амину перед собой и сказали: «Амина, не нужно плакать. Твои подруги погибли в теракте. Их больше нет». У Амины началась истерика. Она не плакала. Она кричала. Как чайка.
Амина говорит: «Не ропщи, идиотка…» Она часто обращается сама к себе. Она часто восклицает: «Господи, Амина, ну и бред». Она говорит: «Амина, тебе двадцать, что за чушь ты несешь?»
Я сижу рядом с могилой. Тут тихо. Звенят маленькие колокольчики. Это кладбище называют «Городом ангелов». Тут есть памятник «Древо скорби»: три женщины выпускают в небо птиц с детскими лицами и плачут. Тут на каждой могиле игрушки и фарфоровые статуэтки.
А потом Амина Качмазова говорит:
«Какое-то время назад я думала: убью себя, не надо оставаться дома одной, я возьму нож, – могила Ляли делит лицо Амины пополам: на одну сторону светит солнце, и ее кожа кажется бархатной, как кашемир; другой стороны почти не разобрать в тени. – У меня пару раз правда так было, – говорит Амина, – я уже его брала. А потом я думала: если я себя убью, я не попаду никуда. Я точно не попаду в рай. А там – все мои друзья. Поэтому мне нужно в рай. Поэтому я остаюсь жить».Ɔ.