Три причины бояться кризиса

Сырьевая игла — это не приговор. Сырьевая игла — это даже не преступление. Любая экспортоориентированная экономика, а в России она именно такая, зависит от внешней конъюнктуры. Предложение определяет спрос.

Экономика Германии, первая в своем регионе, тоже экспортоориентированная. Ее устойчивый внешний рынок — ею же созданный для этих целей Евросоюз.

В то же время в Германии сильный внутренний рынок: он влияет на производство, участвует в формировании спроса, а значит, создает и внешнюю конъюнктуру. В России внутренний рынок слабый и ни на что не влияет.

Итак, сырьевая игла — не приговор, не преступление и даже не единственная наша проблема. Вот вам еще три.

Вместо охраны своих нефтерынков мы ссорились со всеми, с кем могли

Проблема первая. Мы — высокомерная нефтяная сверхдержава. По крайней мере, хотим таковой казаться. Мы могли бы, как Саудовская Аравия, быть устойчивей к кризисам даже при отсутствии внутреннего рынка.

Но нет. Вместо охраны своих нефтерынков мы ссорились со всеми, с кем могли. Пытались поставить жесткие условия потребителям газа и нефти — нашим покупателям. Мы сделали все, чтобы предотвратить интеграцию с ними. Даже в середине двухтысячных, в эпоху медового месяца с Европой и худого мира с Америкой, мы устраивали скандалы вокруг собственных производителей (дело ЮКОСа) и вели первые нефтегазовые конфликты с Украиной.

Проблема вторая, философская. Веками Россия строит себя как охранительная система. Но с точки зрения экономики мы защищаем незащитимое. Сто сорок пять миллионов сторожат одну девятую часть суши. С точки зрения инфраструктуры — от погранзастав до вооружений — выходит дико тягостно. Александр II сформулировал это так: «Наши расстояния — наши проклятия».

Каждый экономический шок ведет к тому, что осажденная крепость укрепляется изнутри за счет повышения налогов или дальнейшей концентрации трудовых ресурсов. Выход из кризисной ситуации происходит не за счет обращения внешнего шока обратно, как в дзюдо, а за счет поглощения его и переживания всех своих трудностей заново. Таковы минусы нашей защитной модели по сравнению с моделью открытости.

Спорадические явления вроде Сколково — это витрина. Базовых вложений в фундаментальные научные исследования как не было, так и нет

Третья проблема. Единственный раз в новейшей истории наша страна работала на человеческий капитал — при Сталине. После Великой Отечественной войны он пробовал создать из науки фетиш. Академики были белой костью, зарабатывали в пятьсот раз больше, а институты были оборудованы по последнему слову техники.

Сегодня спорадические явления вроде Сколково — это витрина. Базовых вложений в фундаментальные научные исследования как не было, так и нет. Разгром высшей школы продолжается. Вот мы и бежим позади всех.

Все эти три проблемы связаны больше с политикой. Но экономика есть отражение политики, отражение жизни. Получается замкнутый круг. Экономика влияет на жизнь, жизнь — на экономику.

Выйти из этого круга можно с помощью интеграции. Нужно делать экономику открытой и искать место в мировой семье. Но тогда пришлось бы забыть о национальной гордости великороссов. Интеграция с Европой требовала бы признать нашу вторичность. Интеграция с сегодняшним Китаем — тоже. А интеграция с казахами и киргизами нас не спасет.

Мы знаем несколько примеров в истории, когда от интеграции отказывались. Самость, лишенная прагматики, заставляет работать экономику только по идеологическим принципам. А там — недалеко до идей чучхе.

Так что пока, как говорил Александр III, только армия и флот.