Черное проклятие

«Нефтяная игла» и другие образы из мира наркологии употребляются в российской прессе так часто, что из ярких метафор они фактически превратились в строгие экономические термины. Но чем так плоха зависимость от нефти и других ресурсов? В первую очередь тем, что они не бесконечны. Даже Минэнерго признается, что запасы иссякают: уже к 2035 году добыча нефти может рухнуть вдвое. Кроме того, вся экономика и, в частности, курс рубля оказываются в зависимости от одного — нестабильного и непредсказуемого — фактора: цены на нефть.

Это опасно, потому что, как только цена на нефть совершает кульбит, то же происходит и с рублем. А значит, не могут планировать свои финансы ни люди, ни бизнесы. Кредиты в валюте — один из множества примеров этого: при обвалившемся рубле многие не могли по ним расплатиться. «Для бизнеса главное — возможность прогнозировать: ему не так важен сильный рубль, как стабильный курс», — говорит директор Центра конъюнктурных исследований ВШЭ Георгий Остапкович. По его словам, это принципиальный момент для производства: у него цикл 4–6 лет, и, если невозможно строить планы на это время, не получается договориться с поставщиками и покупателями, то вся цепочка рассыпается.

При этом сырьевые экспортеры от скачков курса выигрывают — или хотя бы проигрывают меньше других. Низкую стоимость нефти компенсирует то, что все расходы у них — в рублях, а доходы от экспорта — в долларах или евро. Несырьевой же сектор в заметной степени ориентирован на внутренний спрос. И тут тоже проблема: в кризис у людей становится меньше денег, и этот спрос падает. Сравнение с «иглой» и аналогии с наркотической зависимостью не случайны. Сырьевой сектор позволяет пополнять бюджет гораздо быстрее, чем несырьевой, говорит председатель комитета по экономике и науке организации «Опора России» Алексей Каневский, и поэтому государство испытывает огромный соблазн поддержать его.

Каково это — развивать несырьевой бизнес в России

Несмотря на все это, несырьевой сектор в России умудряется развиваться, в основном благодаря частным инвесторам. В 2017 году неуглеродного экспорта стало больше на 16,1% по сравнению с предыдущим годом. При этом его доля в общем объеме экспорта все равно уменьшилась — просто потому, что и сырья стали продавать за границу больше. Надо признать и то, что почти все лидеры «несырьевого» экспорта в большей или меньшей степени привязаны к сырью — скажем, среди них практически нет высокотехнологичных компаний, за исключением отчасти машиностроения (в числе прочего — это ОПК, оборудование для ядерных реакторов и спецоптика) и химической промышленности. Зато 30% всего несырьевого экспорта приходится на металлопродукцию.

Тем не менее отдельным компаниям все-таки удается дышать в спину сырьевикам. Так, если в рейтинге самых крупных российских компаний RAEX-600 (его считают по объему продукции) первые строчки традиционно занимают сырьевые гиганты «Газпром», «Лукойл», «Роснефть» вместе с госкорпорациями (РЖД, Ростех, Росатом) и банками с госучастием (Сбербанк и ВТБ), а также частные ретейлеры «Магнит» и X5 Retail Group (это «Пятерочка» и «Перекресток»), единственный диверсифицированный бизнес в ТОП-15 этого списка — АФК «Система», которая по набору активов представляет собой образцовую модель новой экономики. На долю корпорации, объединяющей десятки компаний из разных несырьевых отраслей, приходится около 1% ВВП. Среди них, например, крупнейший розничный продавец детских товаров «Детский мир» и частная сеть клиник МЕДСИ.

Предприниматели действительно пытаются переориентироваться на несырьевой сектор, но процесс идет медленно и бессистемно, говорит Алексей Каневский из «Опоры России». С этим соглашается и Георгий Остапкович из ВШЭ: положительные примеры есть, но лишь в отдельных отраслях. Так, месяцев девять-десять назад удалось выйти из рецессии обрабатывающей промышленности. Остапкович подчеркивает, что это — заслуга самих предпринимателей. Они вели бесконечные переговоры с поставщиками, покупателями и в итоге как-то научились выживать в условиях нестабильности.

Тем не менее у производственных отраслей множество проблем. Одна из них — очень низкая производительность труда. Это не вина «ленивых» сотрудников: одна из главных трудностей — изношенное оборудование. Вообще-то, и в сырьевом секторе та же беда: треть машин уже давно должны были списать, но огромные объемы добычи позволяют нефтяному сектору прекрасно себя чувствовать даже в таких условиях, считает Остапкович. Один из успешных примеров того, как справиться с этой проблемой, — лесопромышленный холдинг Segezha Group, который входит в группу АФК «Система». Группа производит все: от бумаги до деревянных домокомплектов. Сейчас это самый крупный производитель бумажной упаковки в России и второй в Европе, входящий в список 200 крупнейших экспортеров. До конца 2018 года холдинг намерен вложить свыше 14 млн рублей только в модернизацию Сегежского ЦБК, где была установлена новая машина для производства бумаги. За последние 25 лет это первый подобный проект в отрасли.

Идет в гору и продовольственный сектор, которому дали толчок российские контрсанкции. При этом сказать, что они сработали только на благо, нельзя: качество продуктов упало. Одно из многих подтверждений этого — импорт пальмового масла (его используют в производстве дешевого майонеза, маргарина) в Россию возрос в разы, говорит Георгий Остапкович. Однако в бурный рост пошло и отечественное сельское хозяйство. На этом поле появились новые крупные игроки, такие как агрохолдинг «Степь», один из лидеров по урожайности зерна, овощей и яблок. По мнению начальника отдела промышленной политики RAEX Федора Жердева, активно развиваются те отрасли несырьевого сектора, где есть государственная поддержка. Причем совсем не обязательно в виде прямого вкачивания денег: это могут быть госзакупки, гибкие импортные пошлины. Пример: крошечное по меркам российской экономики производство сельхозмашин и строительной техники растет с немыслимой скоростью 20–30% в год, говорит Жердев.

Александр Каневский из «Опоры России» добавляет, что самый большой потенциал сейчас у потребительского сектора и технологичного бизнеса. Но последнему, добавляет Каневский, трудно развиваться в санкционном вакууме: нужен постоянный обмен информацией и технологиями, который сейчас затруднен. Тем не менее многим компаниям все-таки удается строить успешный бизнес на технологиях. Например, МТС, которая также входит в портфель «Системы» и по итогам 2016 года была крупнейшей в России сотовой компанией по выручке, или зеленоградский завод «Микрон», крупнейший отечественный производитель и экспортер микроэлектроники, в том числе чипов для «интернета вещей».

Есть распространенное заблуждение, что в России можно преуспеть только в сырьевом секторе. Оно небеспочвенно: сырьевики действительно лидируют и по объему продукции, и по выручке. Однако с несырьевым сектором тоже не все так плохо, как может показаться, хотя зачастую он развивается не благодаря дружественному бизнес-климату, а вопреки его отсутствию. Но частные истории успеха доказывают, что Россия может если не избавиться от нефтяного проклятия, то хотя бы сбалансировать его эффект. И это внушает надежду.