Как лечить старость генами

Нас всех ожидает старость и смерть, и наука, к сожалению, пока не знает, почему это так и что с этим делать. Тем не менее множество медицинских компаний во всем мире предлагают состоятельному потребителю разные терапии, призванные отсрочить наступление старости. Если просто набрать в поисковике «продление жизни», вы получите огромный список клиник и методик. И конечно, две трети, а то и больше — чистое или слегка разбавленное наукой шарлатанство, иногда опасное, иногда не имеющее реальных последствий. В итоге потребитель, похоже, даже слегка устал от этой отрасли, где результативность неочевидна, зато желание эксплуатировать человеческую жажду вечной молодости явно и нескрываемо.

Между тем современная медицина действительно кое-чему научилась и способна отсрочить наступление некоторых признаков старости. В том, что действенные методики существуют, легко убедиться, взглянув на лица 70-летних мировых звезд: до чего же хороши! Нет, это не только ЗОЖ и здоровый климат. Это результат антиэйджинговых терапий.

Вопрос лишь в том, нужен ли вам такой результат и готовы ли вы заплатить соответствующую цену, причем не только в денежном выражении. Большинство методик антиэйджинговых клиник основаны на том, чтобы подстегнуть организм делать то, что он — по старости и дряхлости — делает неохотно. Можно, например, стимулировать регенерацию тканей. Как известно, наши клетки не делятся бесконечно: существует «предел Хейфлика», максимально возможное число делений. Его можно преодолеть с помощью тех или иных средств, на чем основаны многие терапии.

Самый популярный сегодня вариант — гормональная терапия. С возрастом падает чувствительность клеток к собственным гормонам, и их начинает не хватать. Если добавить гормонов, должно стать лучше, и, судя по результатам, по тем же самым гладким мордашкам звезд, это работает. Однако и этот способ, и предыдущий основаны на стимуляции — принуждении организма делать то, что ему не очень хочется. А организм с возрастом поддается стимуляции все хуже. Мы стареем, и бесконечно выдавливать из нас потенцию к делению клеток и усвоению гормонов невозможно.

«Я берусь предсказать, что нынешние 70-летние звезды, чьей прекрасной формой мы восхищаемся, проживут довольно стандартный для развитых стран срок — лет 80–90 — и умрут всё в той же прекрасной форме, в день перед смертью посетив тренажерный зал», — говорит Илья Духовлинов (который, собственно, и рассказал нам все то, с чего мы начали эту статью). Говорит он так не со зла, хотя можно было бы заподозрить его в желании потопить конкурентов. Поскольку Илья — основатель нескольких биотехнологических компаний, которые занимаются в том числе и геронтологией. Только его геронтология — другая. Генетическая.

В начале 2000-х Илья как биолог-исследователь участвовал в разработке одной интересной методики. Дело вот в чем: допустим, вам надо повысить способность ткани к регенерации. Можно, например, накачать ее факторами роста. Можно поступить чуть тоньше: ввести в ткань не сами факторы роста, а их гены, чтобы они начали работать и производить товар... но вот только потом потребность в них отпадет, и как тогда эти гены выковырять обратно, если они уже намертво встроены в хромосому?!

Духовлинов делал так: просто вводил в ткань кусочек ДНК, на котором нужные гены, например человеческие, были подвешены к специальному моторчику, позаимствованному у вируса. Моторчик (их называют «промоторами») заставлял гены работать. Как оказалось, такие куски ДНК, даже если их просто ввести в кровоток, с определенной вероятностью проникают в клетку, в самое ядро и остаются там некоторое время, не встраиваясь в хромосомы и не портя данный нам Богом геном. При этом вирусный моторчик не работает в клетке бесконечно: через 8–9 дней он выключается, и вся конструкция выходит из строя. Все опять становится как было. За исключением того, что все это время клетка получала стимуляцию к делению, и рана, которую мы хотели заживить, успевала зарасти.

В те годы Духовлинов заживлял раны у мышей, а не у людей. Но с тех пор все сильно продвинулось. Препараты, разработанные Духовлиновым в компании «Фарма Ген», сейчас проходят клинические испытания. И один из них — как раз препарат от старости.

Что это такое? Опять же простая кольцевая молекула ДНК без всяких специальных ухищрений, на которой стоит вирусный моторчик. А за ним — гены белков-рецепторов, тех самых, что заставляют клетку реагировать на гормоны. Гены включаются, и на девять дней клетка становится очень восприимчива к гормональным сигналам. При этом не нужно приучать ее к высоким уровням гормонов: все приходит в норму, как только истечет срок и генетическая конструкция выключится.

А что за рецепторы мы таким образом встроим в клетку, зависит от того, чего мы хотим добиться. Может, это будут рецепторы инсулина для клеток печени. Инсулин-резистентность — ключевой фактор старения, и горсть новых рецепторов вам совсем не помешает. А возможно, вы спортсмен и вам хочется подстегнуть рост мышечной массы тестостероном. Просто добавьте рецепторы тестостерона — без всяких, заметьте, запрещенных препаратов. Наконец, можно заставить клетки производить эндорфины и добиться высшего блаженства... ну или как минимум сильного обезболивающего эффекта.

Вот примерно все это и намерен предложить человечеству ученый Илья Духовлинов. А более подробные разъяснения мы получили от него самого.

«Сноб»: Илья, как можно убедиться, что ваши методы работают? Прелесть антиэйджинга как бизнеса в том, что мертвый пациент не потребует деньги назад...

Пожалуй, главное достижение современной генетической геронтологии в том, что у нее появились абсолютно конкретные методы, позволяющие оценить на генетическом уровне пользу от тех или иных препаратов. Это раз. А во-вторых, появились достаточно четкие критерии долгожительства — теперь оно стало заметно более измеряемо, чем раньше. Есть конкретные ферменты, конкретные участки хромосом, по которым можно определить, идет старение или нет. Знаний хватает, чтобы установить, работают ли те или иные омолаживающие средства, и это очень важно.

Вы проверяли ваши препараты по этим критериям?

Мы проверили нашу разработку на двух поколениях грызунов. Я потратил на этот эксперимент восемь лет своей жизни. Хорошо, что лабораторные мыши живут в среднем 2–2,5 года, а не дольше — сами понимаете, опыт идет в реальном времени. Наши подопытные животные оба раза дотянули до отметки 3,8 года. В такой работе, конечно, важно выбрать модель, чтобы самому дожить до финала и предъявить результат.

Но сейчас, благодаря тем самым маркерам старения, демонстрировать итоги эксперимента стало проще. Теперь я могу взять животных, проколоть им препарат, через год снять маркеры старения и сказать: да, вот эта группа стареет медленнее.

Да бог с ними, с мышами — как насчет людей?

Следующий этап тестирования — с опорой на эти маркеры — будет проходить уже на людях. Клинические испытания стартуют где-то через месяц. Мы возьмем группу добровольцев — не пожилых, потому что профилактикой старения нужно заниматься заблаговременно, — снимем их текущие маркеры, начнем давать им препарат, а они каждые три недели будут сдавать маркеры. Если показатели будут уменьшаться, это будет главным доказательством эффективности препарата.

Какова вероятность, что это произойдет?

Чтобы вы понимали, подобные клинические тесты — это очень дорого и хлопотно. Если я запускаю этот процесс, инвестирую в него десятки миллионов рублей и получаю отрицательный результат, я должен понимать, что теряю эти деньги. Поэтому в данном случае я уверен в успехе.

Будете ли вы испытывать финальную «аптечную» версию препарата на себе?

Да, безусловно, я буду употреблять финальную версию препарата. Как профессионал, я еще и знаю, какие маркеры старения нужно будет проверять в первую очередь.

Чем ваш метод принципиально лучше традиционной гормональной терапии?

Мы отталкиваемся от того факта, что с возрастом наши ткани и органы постепенно утрачивают способность усваивать гормоны — инсулин, соматотропин, половые гормоны. Клетки в тканях их не чувствуют. Мы можем просто залить их гормонами, заставить их потреблять нужное количество. Но способность их усваивать продолжит падать, и максимум к 90 годам она полностью исчезнет. И тогда человек умрет, несмотря на то что у него в крови будет синтетический коктейль из всех необходимых для жизни веществ. Поэтому мы пошли по пути восстановления чувствительности тканей к гормонам.

Велик ли разрыв между российскими и зарубежными генетическими компаниями?

Долгое время мы были в отстающих: если посмотреть на картину десятилетней давности, США нас очень серьезно опережали. Сейчас, по моему мнению, наши лаборатории могут составить адекватную конкуренцию зарубежным.

Что для вас задача продления жизни — бизнес или миссия?

Похоже, что бизнес-составляющая в этом играет вторичную роль. Хотя, кто спорит, заработанные деньги — важнейшее мерило эффективности проекта. Для меня очень большое значение имеет возможность познания мира и того, как в нем все устроено. Ну и конечно, поиск научных ответов на вопросы «В чем смысл старения?» и «Почему мы должны умирать?». Работая в поле генетической геронтологии, ты так или иначе их находишь.

Например, изучая человеческий организм, я пришел к выводу, что изначально в него заложен срок эксплуатации 130 лет. По вполне конкретным признакам. Но условия нашей жизни таковы, что сначала, в доисторические времена, мы едва дотягивали до 35, а сейчас 80 лет — предел для большинства.

Существует мнение, что надежда на науку в деле борьбы со старостью — это новая форма религиозного сознания. Вместо веры в Бога — вера в то, что наука позволит жить вечно. Как вы думаете, может, так оно и есть?

Религиозного чувства в себе к этой проблеме не нахожу. Я же не ставлю целью продление жизни до 1000 лет. Вот здесь уже требуется какая-то религиозная вера, здесь уже можно вести разговор об игре в Бога — масштаб подходящий. Я же решаю вопрос старения через возможности материи. Моя цель — вернуть нам власть над всей полнотой ресурсов нашего организма. Если можно прожить 130 лет, кто же откажется? Уверен, что дополнительные 50 лет активной жизни никому не помешают. И подумайте, какой плюс для развития цивилизации это будет! В 80 лет, накопив уникальный жизненный опыт, мы будем не умирать, а полноценно его использовать на благо себе и окружающим.

Есть опасения, что все эти технологии узурпируют богатые, чтобы «золотой миллиард» жил по 130–150 лет, а остальные их кормили и ломались в 50 с небольшим. Вы этого не боитесь?

Конечно, с любой подобной технологией такие риски есть. Но здесь важно не прятать эту тему, давать по ней актуальную информацию. Делать эту перспективу реальной, а не фантастической. Вот мы сейчас поговорим, наш разговор будет опубликован — мы сделаем ее еще чуть более реальной, внесем свой небольшой вклад.

Как скоро все эти препараты станут обыденностью? Те, кому сейчас сорок, застанут это время? Успеют воспользоваться?

Застанут и успеют.

При участии Алексея Алексенко