Там, где нас нет
Папа дочитал сказку и сказал:
— Ну хватит на сегодня, пора спать.
Миша ответил:
— Ну! Нет! Давай еще немножко!
Папа сказал:
— Никаких «ну», уже поздно, тебе завтра в садик рано вставать. И что самое ужасное, мне тоже из-за этого рано вставать! — папа любил пошутить.
Он потянулся к выключателю, за окном во дворе раздался писк — так пищала сигнализация у машин. Папа подошел к окну посмотреть.
— Снег… Красиво, — сказал он.
— Можно мне посмотреть? — очень робким шепотом попросил Миша, предчувствуя новый кусочек свободы перед сном.
Папа не мог сказать «нет», зачем-то же он похвалил снег вслух. Любоваться снегом в одиночку было бы нечестно, это понятно. Он мог бы сказать: «Хорошо, но только сегодня, в виде исключения». И это было бы худшим ответом. Но папа хоть и участвовал в боевых действиях против Мишиных свобод на стороне взрослых, периодически забывал о своей воспитательной миссии. Вот и сейчас он, секунду подумав, сказал: «Ладно, только минутку», — сам подошел к кровати, вынул Мишу и понес к окну. Теперь можно будет каждый вечер после сказки проситься на подоконник посмотреть на улицу, возликовал Миша. Он знал, что вещь, разрешенная однажды просто так, легко становится правилом. Купили один раз мороженое по дороге из сада просто так — теперь покупаем каждый день. Разрешил папа как-то раз залезть на шкаф — теперь можно на этот случай ссылаться. И пусть только попробует кто-то запретить. А папа мне разрешил. А почему в прошлый раз было можно? Нет, ну скажи! Ладно, лезь…
Папа поставил Мишу голыми пятками на холодный подоконник. За окном сиял ночной проспект, пустой, искрящийся под свежевыпавшим снегом, уходящий вдаль, сказочный. Черные, как продолжение неба, дома склонялись над проспектом, словно великаны, грозя укрыть его своей чернотой и унести в царство льда и мрака, но проспект был не так прост. Он отрастил по краям фонари. Фонари заливали его спасительным желтым светом, каждый своим треугольным потоком. Проспект отрастил их с таким умыслом, чтобы свет каждого фонаря прикасался к соседнему, и дома, сколько ни пытались, не могли просунуть свой мрак между желтыми пирамидами. Битва мрака и света проходила в такой тишине и неподвижности, что Миша боялся даже вздохнуть. Он прислонился лбом к стеклу, приятно холодящему после жаркого уюта постели, мороз просунул свои тонкие язычки сквозь оконные щели и принялся лизать Мишины ноги. Проспекту повезло, что выпал снег, — он тоже светится и помогает отбивать темноту. Вдоль и вдаль, подумал Миша. Дома стояли вдоль, и фонари стояли вдоль, вдаль убегали следы от машин, припорошенные снегом, и самое главное и самое красивое, что все они сужались и сливались там, вдалеке в одну слезящуюся точку.
По проспекту ехала черная машина. Она толкала перед собой сноп света, оставляя на снегу тоненькие очень четкие следы. Пейзаж ожил гулким шуршанием, его несомненно производила эта маленькая смелая машинка. Совсем игрушечная отсюда, сверху, она спешила туда, в слезящуюся бесконечность — единственная подвижная и слышная героиня этой сказки. Мише показалось, что он разглядел силуэт водителя в окошке. И захотелось — ой, как захотелось! — быть этим водителем прямо сейчас. Не стоять в пижаме с Микки-Маусами на подоконнике шестилетним мальчиком, которому завтра идти в садик, а быть взрослым — да, это прежде всего быть взрослым человеком. Человеком, который может один ночью куда-то ехать на машине, вести ее самому. Быть человеком, у которого ночью есть дела, какие-то важные взрослые дела, — у Миши никогда не было ночью дел. Захотелось, чтобы где-то далеко ждали, волновались — когда же приедет Миша? И привезет что-то важное, какую-нибудь ценную вещь, или долгожданную новость, или вот просто самого себя. Наверное, этого водителя ждут красивые женщины… Миша уже давно чувствовал, что в мужской взрослой жизни красивые женщины играют главную роль. Не до конца понятно какую, но главную. Мрачные великаны сердятся, что не могут достать водителя темнотой, и даже проспект своим холодом и снегом не может ему ничего сделать, в уютном домике машины тепло, светятся огоньки на приборной панели, играет по радио красивая ночная песня... Захотелось всего сразу: быть героем, ни у кого не спрашивать, не спать ночью, снежинок на лобовом стекле, приключений, — так захотелось, что за ушами побежали мурашки.
— Машина! — с тихим восторгом прошептал Миша и ткнул взволнованным пальчиком в стекло, оставив на нем туманный след.
— Ага, — согласился папа.
— Хочу вот так ехать.
— Наездишься еще, — сказал папа с резким носовым выдохом, сопровождающим улыбку.
— Когда?
— Скоро, лет через пятнадцать.
— Ну-у-у! Это не скоро…
— Всё, пойдем в кровать.
— Сейчас.
Миша проводил взглядом машинку, увозящую с собой шум шин, залез к папе на руки, был перенесен в кровать и через пять минут заснул глубоко и безмятежно.
Самое противное — это плавающие ошибки. Саша вырулил из темного двора на залитый желтым светом проспект, но мысли его все еще были в программном коде, который он оставил дома недописанным. Валька опять разорался, опять животик, колики, Ася вытащила его из-за компьютера и погнала в аптеку за эспумизаном. Где же сидит этот баг? Он так и сяк вводил имя пользователя, имя запоминалось и корректно выдавалось на следующей странице. Но от реальных пользователей иногда поступали жалобы, что на втором экране имя пропадает. То есть иногда возникает ошибка — плавающая ошибка. «Иногда» — это самое гнусное слово, когда речь идет о проблеме в программе. «Всегда» — прекрасное слово, замечательное слово, самое лучшее. Прошел шаг за шагом команды, нашел постоянную ошибку, исправил — живешь счастливо дальше, да еще получил моральное удовлетворение, как будто выдавил прыщ. В жизни все по-другому. Если проблема возникает иногда, ее можно игнорировать довольно долго, закрывать на нее глаза и жить счастливо. А вот если проблема становится постоянной…
Им с Асей хорошо давались праздники — отпуска, выходные, пьянки-гулянки. Аська любила веселиться, двигаться, вот эти все императивы — налей, давай, погнали, сделай погромче. По будням она закисала, и виноватым становился, конечно, Саша. Пойдем сходим куда-нибудь, дорогой! Но куда, дорогая? Сейчас среда, девять вечера, мне завтра на работу… Какой ты скучный! Впрочем, до появления Вальки можно было позволить себе считать жизнь полосой приключений с редкими дырками будней, которые замазывались сериалами. И делать вид, что проблемы нет. Теперь стало не до шуток. Ася иногда застывала, глядя в точку, и Валькин писк не выводил ее из прострации. «Ася!» — Саша поворачивался от компьютера, чтобы обратить внимание жены на сигналы наследника, и видел ее взгляд — мертвый, прямо скажем, взгляд. Взгляд зверушки, попавшей в капкан. И почему-то опять чувствовал себя виноватым, как будто это он, Саша, все так хитро подстроил с этим ребенком, чтобы отобрать у Аси ее веселую жизнь. Проблема была как на ладони, но залезть в код и исправить строчку тут было нельзя. А жаль…
Купив у сонной аптекарши с волосатыми руками лекарство, он, стараясь не поскользнуться в кроссовках на мокром снегу, дотопал до машины и завел мотор. Машина оживилась, всплеснула дворниками, заморгала стрелками. Надо ехать. Аська сейчас ждет его дома, Валька, наверное, все орет. Вот любит человек орать… Мелкий, а так громко! Сейчас-сейчас, дайте мне две минуты. Могу я спокойно выкурить одну сигарету? Спокойствие стало дефицитной субстанцией в последнее время. Саша закурил, поморщившись от дыма и угрызений совести. Где же эта ошибка? Фамилия честно отдается в базу данных, потом берется оттуда же. Может, проблема не в интерфейсе, а там, на бэкенде? Пусть бэкенд-разработчики корячатся, а у меня на фронтенде все корректно. Вообще, что-то часто у нас возникают ошибки. Понабрали специалистов, половина без опыта. С другой стороны, за такие деньги где взять гениев?
Самое неприятное, что вопрос этот не был риторическим и имел вполне ясный ответ: где угодно, но не в Москве. Половина страховых компаний уже перешла на дистанционную разработку: в Ижевске, Набережных Челнах и Новосибирске гениев за такие деньги на рубль пучок. Делают все быстро, качественно и не жужжат. А если и наша компания завтра скажет — спасибо, дорогие москвичи, до свиданья? Вполне реалистичный сюжет. Во рту стало горько, Саша открыл окно, выкинул окурок. Из окна окатило зимней ночью — поеду с открытым окном.
Веселые снежинки садились на лобовое стекло и начинали не спеша демонстрировать свой коронный номер — таять (не подозревая, что дворники через секунду сорвут их планы). Город засыпал, Саша ехал медленно, поглядывая в открытое окно на темные дома с редкими желтыми окошками, вдыхая прохладу. В одном из желтых окошек ему почудился силуэт человека в полный рост — кто-то, видимо, стоял на подоконнике. Он еще раз оторвал взгляд от дороги и снова нашел это окно. Ну да, человек, скорее ребенок. Ребенок стоял на подоконнике и смотрел на ночной проспект, на единственную машину на проспекте.
Саше вдруг захотелось перелететь туда, в квартиру за этим желтым окошком, стать этим ребенком, который сейчас, насмотревшись досыта на улицу, залезет под одеяло и сладко заснет. И будет спать — да! — спать, не вскакивая среди ночи на крики младенца, не ругаясь с женой — долго и качественно. И захотелось проснуться утром в мире, где твои проблемы мелки и решаемы другими, а радости велики и только твои. Где не нужно ломать голову, как порадовать неблагодарных близких, — достаточно быть здоровым и послушным. Где есть мамины ленивые вареники утром, мультфильмы и игрушки днем, сказка на ночь, а все драматические сюжеты разворачиваются в твоей фантазии и венчаются счастливым финалом. А будущее хоть и туманно, но переливается, как радуга, и обещает счастье.
Окно с ребенком осталось позади, Саша ехал по проспекту, по серебру асфальта под золотым светом фонарей, и еще целых пять минут мечтал быть другим человеком в другом времени в другом месте, а потом снова стал думать об ошибке в программе.Ɔ.