Без паники

Можете себе представить, чтобы на уроке астрономии нас научили переводить астрономические единицы в километры, но не рассказали, что Земля вращается вокруг Солнца? Или чтобы в школьном курсе биологии объяснили отличия сусликов от тушканчиков без рассказа о том, как вообще устроена живая природа? Это исключено: при обучении разным дисциплинам в школе обязательно говорят о базовых для той или иной науки понятиях. И только на предмете под названием «русский язык» не рассказывают о самом важном: о том, что язык постоянно меняется.

Сейчас ударение «библио́тека» — просторечие. А когда-то оно было нормой русского языка, причем высоким, можно даже сказать дворянским, произношением. «Шампунь» и «тополь» раньше были женского рода, а портмоне мужского. Называть блюдо «солянкой» еще в середине XX века считалось грубейшей ошибкой: требовалось говорить «селянка», то есть «сельское кушанье». Лет 70 назад вас бы отругали, если бы вы написали по-прежнему, деревяшка, циновка — правильным было попрежнему, деревяжка, цыновка. Всё меняется в языке: произношение, значение, написание слов — и таких примеров можно приводить тысячи.

Никто не переживает, что на смену лету приходит осень. Когда наступает утро, это не значит, что «испортилась ночь». Мы спокойно относимся к этим процессам, потому что с детства знаем: это нормально. Но, увы, очень многие даже не догадываются, что изменения в языке — точно такой же абсолютно нормальный и естественный процесс. Именно поэтому, сталкиваясь с тем, что какое-то слово меняет ударение или, например, грамматический род, люди пугаются, ужасаются, злятся. Им кажется, что язык портится, нормы рушатся, происходит катастрофа. Но если знать, что, условно говоря, 99 слов, обладающие определенными признаками, за последние десятилетия и столетия перешли из одного рода в другой, разве может испугать или разозлить, что то же самое происходит на наших глазах с сотым словом?

Разве язык, в котором правильно «московское метро» и «желтое такси», хуже языка, в котором верно «московский метро» и «желтый такси»?

Вы считаете, что язык деградирует из-за того, что кофе переходит из мужского рода в средний? Но ведь этот путь уже проделали десятки слов. «Метро», «авто», «кино», «такси» раньше были мужского рода, а стали среднего. Разве язык, в котором правильно «московское метро» и «желтое такси», хуже языка, в котором верно «московский метро» и «желтый такси»?

Да, несклоняемые неодушевленные существительные, оканчивающиеся на гласный, со временем переходят в средний род. Если знать этот языковой закон — надо ли удивляться или возмущаться, что тем же путем на наших глазах идет еще одно, может быть, уже сотое по счету, слово — «кофе»? И идет уже очень долго: еще в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Ушакова в 1934 году было записано: «кофе — мужской род, в разговорной речи — средний». И современные словари фиксируют его точно так же.

Вариант «кремы» сейчас является нормативным, а «крема» — просторечием. Но посмотрите: окончание «а» со временем охватывает все новые и новые слова. Когда-то говорили «поезды», а сейчас «поезда». «Домы», «томы», «катеры», «паспорты», «профессоры» превратились в «дома», «тома», «катера», «паспорта», «профессора». И, может быть, за вариантом «крема» — будущее? Сейчас нам это кажется безграмотностью, но видели бы вы, с каким негодованием писали справочники конца XIX века о неправильной в то время форме «поезда». А в наши дни это вполне нормальный вариант, никакой брезгливости он не вызывает. Нам неприятно видеть, как что-то меняется в языке на наших глазах, а к результатам точно таких же изменений прошлого мы относимся совершенно спокойно — просто не знаем, что когда-то было иначе.

«Звóнит» тоже отвечает законам языка. Просто, на свою беду, оно попало в очень короткий список «невыносимо отвратительных слов» и не принимается большинством образованных людей

Важно понимать: многие процессы, которые происходят сейчас в русском языке, начались задолго до нас — еще в древнерусскую эпоху. И закончатся еще через несколько столетий. Не в наших силах их остановить. Вот почему лингвисты так спокойно говорят о языке: у них перед глазами сотни лет непрерывных языковых изменений. А в работе автора нормативного словаря самое сложное — одновременно не быть ретроградом и не бежать впереди паровоза. И иногда бывает, что лингвисты по-разному отвечают на вопрос: «дорос» ли уже новый вариант до статуса допустимого?  Из-за этого могут быть разночтения в словарях.

В 2012 году «Большой орфоэпический словарь русского языка» впервые назвал ударение «вклю́чит» допустимым, до этого оно запрещалось всеми изданиями. Почему разрешили ударение на Ю? Во-первых, «вклю́чит» соответствует языковым законам. А во-вторых, оно не настолько социально осуждаемо, как ударение в «звóнит». Хотя «звóнит» тоже отвечает законам языка. Просто, на свою беду, оно попало в очень короткий список «невыносимо отвратительных слов» и не принимается большинством образованных людей. Это ударение не становится нормативным только потому, что не является социально одобряемым. Если к нему когда-нибудь перестанут относиться как к воплощению зла, «звóнит» станет допустимым. Это непросто понять и принять, но это так: для самого языка ударение «звóнит» ничем не хуже ударения «звони́т». И ничем не лучше. И многие спокойнее относились бы к этим переменам, если бы знали, что когда-то говорили не «у́чит», а «учи́т», не «ка́тит», а «кати́т», не «пла́тит», а «плати́т», не «дру́жит», а «дружи́т», не «гру́зит», а «грузи́т», не «це́нит», а «цени́т»... я могу продолжать этот список до конца колонки. Тот же вопрос: стал ли язык хуже из-за этих изменений?

Когда говорят о судьбе языка, часто звучит слово «упрощение» — и тоже как синоним катастрофы. Но если мы посмотрим на историю грамматики, то обнаружим удивительную вещь: ее развитие — это именно упрощение. Грамматика современного английского или греческого проще, чем древнеанглийского или древнегреческого. И грамматика современного русского проще древнерусского. Три типа склонения существительных вместо шести, одно прошедшее время глагола вместо четырех, два числа вместо трех (единственное, двойственное, множественное). Сколько грамматических категорий кануло в Лету! Но язык не стал от этого беднее. Наоборот, с исчезновением лишних форм он становится более гибким, стройным и логичным. И дальнейшие упрощения тоже, конечно, вероятны. Мало кто в разговорной речи сейчас может виртуозно просклонять «восемьюстами семьюдесятью пятью». Так что, возможно, через столетие, или два, или три количественные числительные перестанут склоняться совсем — и опять же, это не значит, что язык станет хуже. Просто в нем будут действовать другие грамматические законы.

Если для более успешной коммуникации надо, чтобы ударение «подрóстковый» поменялось на «подросткóвый», так и будет (и оно действительно поменялось в последние десятилетия)

Главная задача языка — не любой ценой сохранить ударение или грамматическую категорию, а обеспечивать коммуникацию между людьми и описывать окружающий мир и явления действительности. Если для более успешной коммуникации надо, чтобы ударение «подрóстковый» поменялось на «подросткóвый», так и будет (и оно действительно поменялось в последние десятилетия). А еще язык — это зеркало, которое отражает все, что есть в нашей жизни. Если происходит изменение в жизни, это тут же сказывается на языке. Один из моих любимых примеров — существительное «австрияки», которое было очень распространено в XIX и начале XX века. В то время отношения между Россией и Австро-Венгрией были натянутыми, а в годы Первой мировой войны наши страны были врагами. И слово «австрияки» встречалось очень часто — для презрительного обозначения жителей страны или солдат австрийской армии («проклятые австрияки!»). Прошло время, отношения между странами наладились, и слово ушло — теперь в словарях оно значится как устаревшее и употребляется разве что в исторических романах.

Говорить, что будет с языком дальше, сложно, потому что для этого надо знать, что будет дальше с нашей жизнью. А многие изменения предсказать весьма непросто. Некоторое время назад в интернете гуляла цитата одного советского чиновника. В 1980-м году он сказал, что персональных компьютеров быть не может: персональными могут быть пенсия, автомобиль или дача. И ведь действительно еще лет 30 назад было невозможно представить, что у каждого из нас в кармане будет устройство, которое объединит в себе функции телефона, телевизора, компьютера, радиоприемника, фотоаппарата и с помощью которого мы будем писать друг другу так много, как никогда не писали прежде. Все подобные изменения сказываются и на языке.

И хотя прогнозы — дело неблагодарное, я считаю, что за будущее русского языка можно не волноваться: он уже многое переживал в своей истории. Наоборот, можно восхищаться тем, как быстро он приспособился к стремительно изменившемуся миру — к новым устройствам и информационным технологиям.

Помните, в романе «Автостопом по галактике» путеводитель для автостопщиков начинался с фразы «без паники»?

Так вот, сейчас с нее же можно начинать разговор обо всем, что произойдет с русским языком в дальнейшем.