Женский алкоголизм лечится: «роман» длиной в 14 лет

Начало читайте здесь.

4-­й день

Сижу перед чистым листом бумаги и осознаю, что мне легче провести 10 сессий с клиентами, чем после описать одну из них. Вспомнились слова одного моего преподавателя из университета. Он говорил: «Кто умеет, тот работает. Кто не умеет работать, тот учит. Кто не умеет работать и учить, тот пишет методические указания».

Я точно знаю про себя: я практик, да, теоретически грамотный и подкованный, но по натуре практик. Для меня важно видеть результат своей работы. Ну не нравится мне записывать. Могу кому­-то все это рассказать, только чтобы он записывал, а не я. В живом общении один на один или читая лекции, я вижу реакцию клиента, движения его глаз, чувствую дыхание, читаю язык тела. Вот что для меня очень важно. А за буквами все как­-то очень формально.

Вспоминаю, как я писал свою дипломную работу. Тема была: «Повышение самооценки у людей с алкогольной зависимостью». И еще помню, что на защите только начали с темы диплома, а затем меня стали расспрашивать про разные частные случаи из моей практики, благо опыта в тот момент было уже предостаточно. Защита моя продолжалась целый час, вместо отведенных пятнадцати минут. Скорее, это было похоже на час вопросов и ответов. Комиссия реально хотела знать, как все это работает в жизни. Замечательные мои учителя. Вспоминая защиту диплома, испытываю чувство радости, что мои учителя в университете теперь во многом по-­другому относятся к проблеме алкоголизма.

После защиты мой руководитель предложил подумать о работе над кандидатской диссертацией, с тем чтобы затем выйти на докторскую. Ведь материала полно. Тогда я с легкостью отказался от этого предложения и не жалею об этом. Сидел бы и корпел над научными материалами, добавляя туда свой опыт. Написал бы этот талмуд, и после защиты его бы убрали в архив университета, и лежал бы он там без толку. И что ценнее — диссертация или вот эта Маша, ее мать, ее дочь? И вся их семья в целом. И еще десятки людей, которым я уже помог и которым смогу помочь завтра?

Мы как ассенизаторы, разгребаем дерьмо прошлой жизни ради будущей.

Я выбрал людей, как бы пафосно это ни звучало. И когда мне иногда становится грустно, скучно и неинтересно, приходит на помощь еще одна фраза моего учителя. Он говорил с юмором, но с большим смыслом: «Не время смотреть телевизор, когда горят Помпеи». А еще у меня огромные возможности создать нечто свое, свою теорию, авторскую. Скелет уже создан, теперь наращиваю мышцы. Однако я отвлекся. Это на будущее, на старость.

А сегодня наша четвертая встреча с Машей. Любопытно и интересно, как она пройдет? Начали. Здравствуйте, Маша. Как вы себя чувствуете?

Не люблю оценивать немедленно, но мне нравится, в каком состоянии сегодня находится Маша. Фильм она досмотрела, увидела в героине себя. Да плюс еще и задания, где она предстала перед собой, мягко говоря, не в лучшем виде. И это важная часть нашей с ней работы — мы как ассенизаторы, разгребаем дерьмо прошлой жизни ради будущей. Слава богу, семья у нее еще есть. Вижу, Маша, эмоции на твоем лице. Хочешь их спрятать, да не получается. Какие они? Горечь, презрение, беспомощность, злость на себя в прошлом. А еще что? Испуг, замешательство, удивление. Как это я могла быть такой неуправляемой? Вспомнила, как пришла на новогодний корпоратив в шикарном платье. Показала мне телефонное селфи в нем до начала вечеринки.

Итак, «соблазнение» началось. Показать мне селфи она придумала заранее. Реальность такова, что она действительно красива и соблазнительна на этом фото. Платье ярко­-красного цвета, декольте довольно смелое. Любому мужчине трудно устоять перед ее притягательностью. И голос у нее такой негромкий, завораживающий. Даже мне, психотерапевту, приходится держать ушки на макушке. Селфи после корпоратива, правда, не было. С отвращением она рассказала, как пьяная лезла на сцену, пела песни караоке перед всем залом, как упала со сцены и как ее грузили в такси, чтобы отвезти домой. Затем еще разные воспоминания о своих пьяных подвигах. Как стыдно было после корпоратива на следующий день идти на работу.

Маша рассказывает, а слезы капают, капают, капают

Маша рассказывает все это, и краска стыда заливает ее лицо. Смотрит в сторону, лишь изредка с усилием встречается с моим взглядом. Как бы проверяя, принимаю ли я ее такой «плохой». А еще в ее словах слышится некоторое чувство усталости от всех ее этих пьянок. Это резонирует с моим внутренним камертоном, настроенным на резонанс с ее эмоциями. Похоже, мы с ней вместе разбираем партитуру ее жизни и слушаем эту мелодию. И здесь необходимо вернуться к теме, которая называется «сопротивление лечению». Это все равно что подсказать фальшивые ноты в исполнении песни. Маша рассказывает, а слезы капают, капают, капают. Выбираю момент для остановки и предлагаю завершить на нем сегодняшнюю нашу встречу. Даю следующее задание и фильм. Вижу, как она погрузилась в себя, в свои воспоминания и переживания. Немного отрешенная, она уходит.

Завтра на сессии сконцентрируюсь на Машином эмоциональном состоянии. Не слишком ли глубоко мы копнули? Барышня она очень чувствительная. Дурацкая фраза, но пусть останется в записях. Посмотрю позже, это ее личностная особенность (гиперчувствительность) или стандартная гиперчувствительность на фоне отмены алкоголя и антидепрессанта. Очень часто при отмене человек становится как оголенный нерв. Буду наблюдать.

5­-й день

Как же быстро летит время! Уже пройдена треть пути. Наблюдаю за состоянием Маши. Честно говоря, думал, она слабее психологически, а по факту — держит удар. Кстати, по моему опыту работы с алкоголиками, женщины, с одной стороны, более глубинны в своих переживаниях, чем мужчины, а с другой — быстрее выныривают на поверхность. Похоже, этими качествами их наделила природа.

Мужчины с древних времен — охотники, добытчики пропитания. Принесли в пещеру мамонта, и все. А остальное зависело от женщины — хранительницы семейного очага и воспроизводительницы рода. Правда, тут в самой начальной фазе без мужчины тоже невозможно обойтись. Ну а после зачатия все ложится на плечи женщины. Так что барышня моя Маша внутри достаточно сильная, раз смогла выжить в своих алкогольных катаклизмах. Это вселяет в меня надежду.

Итак, а что же у Маши? А у Маши сегодня тревога. Тревога: а что мы будем делать дальше, чем заниматься? Догадываюсь, откуда растут ноги. Вчера пришли Машины анализы, которые она сдала в первый день. Результаты вполне предсказуемые, но не смертельные. Вечером приезжала Машина мама поговорить с нашим врачом-­неврологом о параллельном медицинском лечении, которое мы будем проводить, так как реабилитация включает комплекс мер по исцелению и мозгов, и тела. Не просто же так придумали фразу: в здоровом теле — здоровый дух. Одно от другого неотделимо.

Вообще­-то ходили ко мне на психотерапию и цыганки, и экстрасенсы с личными проблемами. Интересные, доложу вам, люди, а личностные проблемы — как у простых смертных

Ну а чтобы успокоить Машу, а через нее и маму, подарю им метафору спокойствия. Людям свойственно ходить к цыганкам-­гадалкам, чтобы узнать свое будущее. Поэтому, Маша, я, как цыганка, разбираю, что с тобой было, что есть сегодня, а потом вместе решим, чем сердце успокоится.

Вообще­-то ходили ко мне на психотерапию и цыганки, и экстрасенсы с личными проблемами. Интересные, доложу вам, люди, а личностные проблемы — как у простых смертных.

Вот пришел в голову еще один образ, и делюсь оным с Машей. В сегодняшнее время фотографии делают телефонами или цифровыми камерами. А раньше события запечатлялись на фотопленку двух видов: черно­-белая и цветная. Сперва надо было сделать кадр — изображение фиксировалось на пленке, затем пленку проявляли в специальных растворах. Потом переносили изображение с пленки на фотобумагу с помощью фотоувеличителя, и затем уже изображение на фотобумаге проявлялось, закреплялось (фиксировалось), промывалось в проточной воде и просушивалось. Вот так создавались фотографии. Оказывается, Машин папа занимался фотографией, она в детстве помогала ему делать фотоотпечатки и поэтому сразу поймала суть нашей с ней работы. Только уточнила: это и с фотографиями­то не просто, а с мозгами, наверно, еще сложней. А затем уже сама начала развивать мысль о том, что делать с фото.

Во­-первых, решила, что алкогольные фотографии — всегда черно­-белые. А остальные моменты, вспомнившиеся в жизни, — цветные. Первые радости, успехи, победы, и, смущаясь, добавила про первый поцелуй. Говоря все это, Маша сама начала светиться от очень ярких, эмоциональных, окрашенных чувствами воспоминаний. Это была нежность, безопасность, уважение к себе, самоценность, тепло.

Маша вспомнила, как они очень часто на кухне разговаривали с ним на самые разные темы, однако при этом всегда присутствовал алкоголь, сколько она себя помнит

Как загадочна и интересна психотерапия. Мы говорили про фотографии, а вышли на переживания эмоций, связанных с отцом. Оказывается, более теплые и доверительные отношения в семье у Маши были именно с ним. К сожалению, он умер скоропостижно (дома) от инсульта два года назад, и ей его очень не хватает. Ставлю себе мысленную заметку: по возможности проверить, есть ли психотравма от потери отца (чувство вины или что­-то другое). Кстати, отец регулярно выпивал, не до чертиков, но достаточно много. Еще Маша вспомнила, как они очень часто на кухне разговаривали с ним на самые разные темы, однако при этом всегда присутствовал алкоголь, сколько она себя помнит. Не много, но всегда. Без него беседа не клеилась. Посиделки с отцом начались после ее двадцатилетия. К этому времени она один раз уже сходила замуж и вернулась в родительский дом. И еще оказалось, что алкоголь помогал им убрать некий барьер между ними. Они как бы раскрепощались. Папа был из военных, что тоже важно уточнить, имея в виду сдержанность в выражении чувств.

Маша сегодня, вспоминая все это, с удивлением увидела эти отношения с папой через призму алкоголя. Они с отцом как будто боялись открыто говорить о своих мыслях и чувствах.

Вспомнил, как ко мне обратился за терапией один мужчина из сообщества анонимных алкоголиков. У него было к тому моменту восемь лет трезвости. Не ладились отношения с женой. У них была маленькая дочка пяти лет. И вот он был в семье и за папу, и за маму. С этим мы и разбирались. Однажды он проронил фразу, которая хранится в моей голове по сей день. Он вспомнил некий эпизод из периода употребления алкоголя, а затем произнес: «Знаешь, чего мне не хватает из того времени в трезвости? Это бывает в начале выпивки, после первой, второй дозы. Наступает определенное состояние, оно называется “поговорить”. Ты уже не трезвый, но ты еще не пьяный, и приходит это состояние “ПОГОВОРИТЬ”».

В отношениях с мамой чаще всего звучало: ты должна, ты обязана, посмотри на свою подругу (типа, она хорошая, а ты не дотягиваешь). Хотя при всем при этом Маша училась очень хорошо

Прошло года четыре после нашей работы, и однажды мы с ним пересеклись где­-то. Я напомнил ему об этом эпизоде, и он с удивлением сказал: «Неужели мне действительно этого не хватало? Сейчас все совсем по-­другому, и это ощущение ушло, наверное, поэтому я и забыл его».

Терапия их семьи закончилась успешно. Провел с ними три семейные сессии, и все встало на свои места. Они научились говорить друг с другом и договариваться.

В моей жизни встречается много людей, которым не хватает этого состояния «ПОГОВОРИТЬ», и они хватаются за эту, как им кажется, спасительную соломинку — алкоголь.

Возвращаюсь к Маше. А как же мама? В отношениях с мамой чаще всего звучало: ты должна, ты обязана, посмотри на свою подругу (типа, она хорошая, а ты не дотягиваешь). Хотя при всем при этом Маша училась очень хорошо. Но маме надо было еще лучше. Она поставила дочери супервысокую планку. Делаю для себя заметку на полях. Позже необходимо будет разобраться в этих прошлых ее отношениях с родителями, чтобы по возможности убрать причины для алкогольного срыва. По Машиному рассказу получается, что она ожидала в свой адрес похвалы и поддержки, а получала сплошь критику, и решила она стать… Кем именно? Об этом она скажет мне завтра.

Однако ты, Маша, непростая. Завтра я узнаю, отчего ты решила сегодня не говорить об этом. Не игра ли это?

6-­й день

— И снова здравствуйте, Маша! Как вы себя чувствуете?

— Звонила мама. Я взбесилась. Она все время делает одно и то же — учит меня жить. И даже когда я здесь, она продолжает свои нравоучения. Будь я там «на воле», я бы назло ей, в знак протеста напилась бы. Здесь единственное, на что меня хватило, — это бросить телефонную трубку и потом не отвечать на ее звонки. Достала.

Далее неформальные выражения и поток словоизвержений на несколько минут. У нас это называется «давить психа». Когда «псих» прошел, эмоции угасли. Удивилась, что я молча просто сижу и слушаю. Сижу и наблюдаю за ней и даже не бросился успокаивать ее. Предприняла попытку атаковать меня. Эмоционально, с вызовом произнесла:

— А почему вы, Юрий Степанович, так спокойны? Я тут психую, а вы спокойненько за мои деньги фигней занимаетесь. Вы равнодушный, черствый человек и только делаете вид, что вам не все равно. Вы привыкли, что у вас здесь клиенты каждый день психуют, вам все до лампочки (я очень смягчил слово, произнесенное ею).

В этот момент я на время стал для нее отцом, который поддерживал ее и без алкоголя

И она замолчала. Она ждала моей реакции. И я стал «оправдывать» ее ожидания, но не так, как она ожидала. Я ровным, спокойным тоном ответил Маше:

— Каждый или не каждый день, но клиенты психуют. Для меня это обычное явление. А еще у тебя сейчас очень сильная тяга, говоря по­-другому, тебя колбасит, потому что на уровне подсознания есть сильнейшее желание выпить. И это видно со стороны. От этого ты ищешь малейшую зацепку, возможность для оправдания своей будущей выпивки. Скажу тебе честно, и ты это знаешь. Об этом я тебе говорил в самый первый день в начале нашей работы. Ты свободна, и ты имеешь право уходить и приходить, когда у тебя есть в этом потребность. Ты можешь прямо сейчас встать и сказать: я иду выпивать. И это твое право выпивать или не выпивать. Но это и твоя ответственность за последствия. Алкогольная анестезия закончила свое действие. Ты сейчас живая и, может быть, впервые за долгое время начинаешь осознавать, выражать и учиться принимать свои чувства по-­трезвому. И вообще-­то я не обижаюсь на детей, а ты ведешь себя, как маленькая обиженная девочка, которой мама велит надеть фартучек, чтобы не запачкать платьице, и не чавкать за столом. Окружающим это неприятно видеть и слышать. А ты давишь психа, капризничаешь, говоря мне: я уже большая, взрослая и не учите меня жить. Похоже, по паспорту ты действительно взрослая, а по психологическому статусу так и не повзрослевшая и не зрелая личность. С виду взрослая, а внутри ребенок. Отсюда и часть проблем с алкоголем. Так что придется нам с тобой, Маша, помимо твоего алкоголизма помочь тебе повзрослеть.

И опять полились слезы. И Маша снова плакала по-­детски, навзрыд, хлюпая носом и прерывисто вздыхая. Я увидел перед собой плачущего маленького ребенка. Спросил разрешения обнять ее и, получив кивком согласие, присел рядом с ней, обнял ее. Она уткнулась мне в плечо и продолжила плакать. В этот момент я на время стал для нее отцом, который поддерживал ее и без алкоголя.

«И вообще я предпочитаю благородные напитки. Пью коньяк. А героиня вашего кино, которое вы мне дали, пьет водку»

Я же в это время, чтобы не свалиться в позицию ее родителя, внутренне отстранился эмоционально. Подумал, как вечером вернусь домой, сниму куртку, и жена увидит в очередной раз испачканную тушью для ресниц рубашку, скажет мне: «Ну вот, опять как ребенок, весь перемазался. Утром поглажу свежую. Постарайся не сразу ее испачкать». Я кивну и отвечу, что постараюсь. А утром, отдавая мне чистую рубашку, произнесет с легкой ревностью: «Можешь идти и спасать своих алкоголиков». И я пойду спасать очередного алкоголика. Моя семья — это мой тыл. Моя малая родина. И наши отношения внутри нее построены на абсолютном доверии. Но семья — то место, куда я никого не впускаю.

Это я пишу так долго, а вы долго читаете. На самом деле все эти мысли пролетают в голове с огромной скоростью. Вот, кажется, Маша успокоилась. Я погладил ее по волосам, мягким и пушистым. Спросил, готова ли она продолжать, и мы перешли к ее заданию. Делаю стойку, как лайка на белку, и превращаюсь в слух. Отмечаю про себя, что барышня работает, и работает серьезно, не формально. Все пропускает через себя. Видно, как во время рассказа подрагивают пальчики рук, сбивается дыхание, как в какие­-то моменты ей не хватает воздуха. Вижу, как у нее подкатывает комок к горлу и как она сдерживает себя, чтобы не расплакаться снова. У нее явная недовольство собой той, прежней, про которую сейчас вспоминает. Удивление: как я могла так поступить?

«Пришла к подруге в гости. Перед этим по дороге купила бутылку вина по просьбе подруги, на двоих. Решили, что на весь вечер этого хватит. А себе тайком купила фляжечку коньяка. И пока подруга возилась на кухне, я втайне от нее “уговорила” этот коньяк. Теперь я вижу и понимаю. Это нужно было мне, чтобы подруга не узнала, что я пью больше ее. А еще я шифруюсь, чтобы быть в алкогольной кондиции. И вообще я предпочитаю благородные напитки. Пью коньяк. А героиня вашего кино, которое вы мне дали, пьет водку».

Маша сказала это с вызовом: «Ваше кино, вы дали».

Наступила пауза. Мы молчали. Я ждал. Маша снова начала говорить. Голос был тихий и слегка оробевший. Зазвучали новые нотки в нем, ранее отсутствовавшие

Затем вдруг, после легкой паузы, неожиданно произнесла, как будто разговаривая сама с собой, но вслух:

— Она пьет водку, я коньяк, а поведение у нас одинаковое. Получается, она — это я, а я — это она. И кино это про меня. И задание про нас с ней, но по отдельности. И еще получается, что она алкоголичка, а значит, и я алкоголичка. Вот такое кино, — с удивлением произнесла Маша.

Наступила пауза. Мы молчали. Я ждал. Маша снова начала говорить. Голос был тихий и слегка оробевший. Зазвучали новые нотки в нем, ранее отсутствовавшие.

— У героини фильма ведь получилось вновь стать трезвой. И я тоже этого сейчас захотела. Надеюсь, у меня это получится? Только я слабее ее. Не знаю, хватит ли у меня сил? — с мольбой в голосе спросила она.

Я молча кивнул. Дав следующее задание, спросил Машу, давать ли другой фильм или… Ответ прозвучал: «Нет».

Продолжение следует.