«Он нанял киллера, чтобы меня убить». Пять историй о сталкинге

«Я сидела взаперти и боялась выходить на улицу»

Светлана, 31 год

Мы познакомились в интернете. Он работал в органах и был на 6 лет младше меня. Мы жили в разных городах и за все это время виделись раз восемь. Это были ни к чему не обязывающие свидания, мы просто проводили вместе время. Как-то раз он без предупреждения приехал ко мне — с его возможностями мой адрес было вычислить несложно. Это меня напрягло, потому что ничего серьезного я не планировала. А вот он был настроен серьезно, даже предложил мне переехать к нему.  Я ответила нейтрально, сказала, что не стоит торопиться. А он воспринял мои слова как согласие. Мы продолжали время от времени встречаться. Потом я решила, что это не мой человек, и предложила расстаться. Естественно, он был не в восторге.

Я подумала, что, наверно, была слишком жесткой с ним, и где-то через неделю написала ему СМС, чтобы узнать, все ли у него в порядке. Он ответил оскорблениями. Тогда я решила, что поступила правильно. Потом он уговаривал меня к нему вернуться, а получив отказ, начал сталкерить за мной в соцсетях, названивать (бывало по 300 пропущенных вызовов), угрожать. По совету знакомых я обратилась в отдел собственной безопасности (ОСБ). Там с ним поговорили, и он написал мне СМС, что Бог меня накажет. После этого он пришел ко мне на работу и потребовал вернуть ему 30 тысяч рублей, которые он на меня потратил. Пришлось пообещать, только чтобы он ушел. Я снова обратилась в ОСБ. Через некоторое время я узнала, что его уволили из органов: у него было много замечаний, угрозы мне, по-видимому, стали последней каплей. Он еще раз написал мне, требовал вернуть деньги. Я не стала возвращать, а через месяц у меня сгорела машина. Еще через две недели, когда я вела дочь в садик, меня догнал незнакомый молодой человек и плеснул в лицо какой-то жидкостью. Я получила ожоги. К счастью, это была не соляная кислота — мне не разъело лицо. Через две недели мою квартиру пытались поджечь. Я понимала, что этот человек не остановится. По всем трем эпизодам я обращалась в полицию, но они в дальнейшем не вошли в дело и числились как не связанные между собой.

Мне позвонили из отдела по борьбе с организованной преступностью и сказали приехать к следователям. Я испугалась, что это ловушка

Потом он приехал ко мне. Я не открыла дверь и вызвала полицию. Его задержали. Нам устроили очную ставку: он изобразил мученика. Через день его отпустили. У меня от пережитого стресса пропал голос. Я жила в страхе. Мой отец отводил дочку в садик. Друзья привозили продукты и ночевали у меня. Я сидела взаперти и боялась выходить на улицу. Так я жила больше полугода.

Потом мне позвонили из отдела по борьбе с организованной преступностью и сказали приехать к следователям. Я испугалась, что это ловушка. Хотя моего преследователя уволили из органов, у него могли остаться там связи. Но мне сказали, что на меня организовано покушение. Я оторопела. На всякий случай взяла с собой знакомого и поехала к следователям. Оказалось, что мой преследователь дважды нанимал киллера, но в первый раз киллер заломил слишком высокую цену, а во второй раз «киллером» оказался сотрудник полиции — это меня и спасло. Мою смерть инсценировали, сделали фото, я отдала полицейским свои украшения как доказательство. И через два дня его задержали. Он думал, что я мертва, и на даче показаний говорил, какая я шлюха и какой он несчастный влюбленный, а я его обманула. В итоге его посадили на 8,5 лет. Я все равно боялась, что он наймет кого-то, чтобы мне отомстить, и переехала.

У меня была страшная депрессия, посттравматическое расстройство. Помогла психотерапия. На восстановление ушел год.

«Она говорила, что убьет меня, а потом себя»

Андрей, 24 года

Я трансгендерный парень, живу в Германии. Когда мне было 18 лет, я познакомился по сети с русскоязычной девушкой. Она была старше на два года. Специфика жизни в чужой стране такова, что все равно больше общаешься со своими. Сначала мы общались по сети, а потом встретились в реале. Я так-то всегда выглядел как парень, но все равно рассказал ей о том, кто я. Дело в том, что девушки меня интересуют преимущественно как друзья, в сексуальном плане — очень редко. Она меня в этом смысле не заинтересовала, а вот я ее — очень.

Обычно, когда я шел домой, чувствовал нервное напряжение: никогда не знаешь, будет она там или нет. Когда ее там не было, вздыхал с облегчением

Она стала часто мне названивать, сначала днем, а потом и по ночам. Она навязывала мне общение. Спрашивала, почему я ее не люблю? Я ответил, что предпочитаю парней, и тогда она начала врать, что тоже трансгендер. Я просил оставить меня в покое и в конце концов сменил номер. Тогда она стала караулить меня у дома. Хватала меня за руки, истерила. Слезы — главное ее оружие. Сложность в том, что окружающие не воспринимали меня как жертву, потому что я парень. Когда она истерила на улице, прохожие смотрели на меня как на преступника. Как будто это я что-то ей сделал. Даже, бывало, спрашивали, все ли у нее в порядке. Затем она перешла к угрозам. Сначала грозилась убить себя, а потом уже и нас обоих. Тогда я обратился в полицию. Можно подумать, что в Германии прекрасная полиция и они бы легко пресекли сталкинг, но нет. С девушкой провели профилактическую беседу, и дальше этого не пошло.

Обычно, когда я шел домой, чувствовал нервное напряжение: никогда не знаешь, будет она там или нет. Когда ее там не было, вздыхал с облегчением. Чувствовал я себя, конечно, ужасно. Я был совсем юн и мне можно было легко внушить чувство вины: что это я сам во всем виноват, что стоит ответить на ее чувства. Все это длилось месяцев семь-восемь, пока я не переехал учиться в другой город. Там она уже меня не нашла.

«Чтобы избавиться от сталкера, мне пришлось инсценировать свадьбу»

Елена, 26 лет

Мне было 19, ему — 22. Он нашел меня через общих знакомых «Вконтакте» — и началось... Человек просто не понимал отказов. Я заносила его в черный список, он создавал новые аккаунты. Достал мой номер телефона и стал звонить — столько лет прошло, а у меня до сих пор мобильный на беззвучном режиме, мне некомфортно, когда включен звук. Потом он по фотографиям в соцсети выяснил, где я живу. До всей этой истории он часто был в моем районе, поэтому сделать это было несложно: у меня из окна виден единственный в районе парк. Он ловил меня на улице, просил дать ему шанс. Несколько раз видел меня с мамой, доставал и ее. Мама один раз его выслушала и послала матом. Тогда он в соцсетях нашел моих двоюродных сестер и писал им, караулил соседку и про меня расспрашивал. За восемь месяцев достал всех!

Я не чувствовала страха, скорее, беспокойство и злость. Друзья заметили, что я стала раздражительной, предлагали устроить ему темную, но я понимала, что это бесполезно. И тут знакомая подкинула мне идею о липовой свадьбе: она вышла замуж, и все прошлые поклонники про нее забыли. Я решила попытаться перехитрить сталкера. Удалила страницу во «Вконтакте», создала новую, заказала свадебную фотосессию (друг подыграл, изобразив жениха), выложила на страницу фотки, предупредив друзей. Посыпались поздравления. Сталкер, конечно, сразу нашел страницу и следил за новостями. Вскоре его пыл пошел на спад. Изредка писал мне, спрашивал, счастлива ли я. Через некоторое время я написала на странице, что беременна. Потом выложила фотку с «мужем» и племянником (спасибо сестре, что одолжила мне ребенка для фотосессии) — типа «моя семья». И сталкер исчез.

«Бывший говорил, что все мечтают о таком парне, как он»

Майя, 21 год

Все началось в 2014 году. Мне было 17 лет, тогда я только переехала в Москву на учебу и чувствовала себя одинокой. В университете познакомилась с, как мне тогда казалось, прекрасным человеком — знакомым моей одногруппницы. Ему было около двадцати, он учился на втором курсе в этом же универcитете, но на другой специальности. Отбоя от девушек у него не было: красивый, вежливый, умный, из хорошей семьи (так говорили, со своими родителями он меня не знакомил). Но встречаться он начал со мной.

Наши отношения длились около полугода, и первые месяца три все было хорошо: романтика, сюрпризы и тому подобное. Однако со временем эти отношения стали меня напрягать. Молодой человек начал меня ревновать, придирался к одежде, мол, не носи такие короткие юбки. Потом запретил общаться с мужчинами, кроме него самого и моих родственников, мог залезть в мой телефон или компьютер, звонил по ночам. Я терпела. Как-то раз мы ехали в его машине и начали ругаться. На светофоре он высадил меня и сказал, чтобы я топала в общагу сама. Я решила, что нам нужно расстаться. Но это оказалось не так просто, как я думала.

В первые два обращения мужчины-полицейские говорили мне что-то типа: «Из-за ваших обид вы сломаете человеку жизнь»

Он стал меня преследовать. Сначала подходил ко мне между парами и просил прощения, хотя, по его мнению, я была виноватой. Потом начались звонки. Он названивал практически каждую ночь, рассказывал, как ему плохо, говорил, что мне пора бы повзрослеть и перестать выпендриваться, мол, «все мечтают оказаться на твоем месте». Я меняла номера, но он каким-то образом узнавал мой новый номер, и звонки продолжались. Он угрожал, что все узнают, какая я шлюха; обвинял меня в том, что я его не люблю и не хочу быть вместе с ним. На все мои просьбы оставить меня в покое отвечал: «Но я тебя люблю». Он преследовал меня около года. А однажды вцепился в меня около университета и начал говорить что-то тихим голосом. От страха я не могла даже пошевелиться. К счастью, проходящая мимо женщина оттащила меня и сказала, чтобы я шла в полицию.

Я подавала заявление три раза, и только на третий раз его приняли. В первые два обращения мужчины-полицейские говорили мне что-то типа: «Из-за ваших обид вы сломаете человеку жизнь». Когда я пришла в третий раз, в кабинете сидела женщина, и она приняла заявление. После этого звонки прекратились. Через пару дней меня вызвали в деканат и попросили забрать заявление. Я отказалась, но дело все равно так и не возбудили. Я позвонила родителям, чтобы они забрали меня домой. Больше я о бывшем ничего не слышала.

«Он демонстративно пытался покончить с собой»

Маргарита, 23 года

Мне было 20, ему 25, мы жили в соседних городах. Он написал мне в социальной сети. Я человек очень коммуникабельный и сразу пошла на контакт. Вскоре у нас завязались отношения, и мы съехались. Поначалу все было хорошо, но я просто закрывала глаза на первые звоночки: он рассказывал о своих бывших всегда в негативном ключе. Как потом оказалось, все они заблокировали его в соцсетях, а девушка, которая была у него до меня, долго не могла отвязаться от него. В конце концов, она в пылу ссоры ткнула в него ножом. Только тогда он отстал.

Через пару месяцев он стал ограничивать мое общение с другими людьми. Любые попытки общаться заканчивались скандалами и оскорблениями в адрес моих друзей и близких. Я подумала, что нужно уходить от него. И в этот момент у меня умерла мама. Он, конечно, помог материально, но вел себя в духе «люди мрут, забей». Пока я готовилась к похоронам, он пил пиво и делал вид, что его это не касается. Мне помогали другие люди, а он источал негатив в их сторону, не понимая моих переживаний. Тогда я и приняла окончательное решение уйти.

Когда я сказала ему о разрыве отношений, он демонстративно попытался покончить с собой, да так, что мне пришлось возвращаться и вызывать ему скорую. Он диабетик, вколол себе много инсулина (если сделать это, начинается гипогликемия, возможна даже гипогликемическая кома), начал бледнеть и терять сознание. Приехала скорая, его забрали в больницу. Он ежедневно просил меня остаться с ним. На фоне этого у меня развились панические атаки, и в больницу попала уже я. После выписки я собрала вещи, а он швырнул в меня кольцом из-за того, что я отказалась выйти за него замуж.

Мне было очень страшно, казалось, что от этого ада некуда бежать. Меня грызло чувство вины, ведь я не сразу разглядела в нем абьюзера

После моего переезда он писал мне везде, где только можно, и постоянно звонил. Угрожал суицидом, писал завещания, говорил, что у него скачет сахар, и прощался. Через пару недель мне начали писать его друзья, пытаясь нас помирить и выставить меня виноватой. Потом он понял, что нытьем ничего не решит, и начал угрожать мне и моим близким расправой (я до сих пор храню скриншоты и записи разговоров, мало ли что). Он обещал, что не даст мне спокойно жить без него, и требовал, чтобы я вернулась. Он не унимался полгода, и я очень устала. Мне было очень страшно, казалось, что от этого ада некуда бежать. Меня грызло чувство вины, ведь я не сразу разглядела в нем абьюзера. Я чувствовала себя виноватой во всем. Я обещала подумать, лишь бы он отстал. Он утих, и мы даже смогли наладить нормальное общение, как мне казалось. Но его хватило ненадолго.

Он потребовал определиться, я ответила, что не могу быть с ним, но простые человеческие отношения поддерживать можно. Снова начались угрозы, оскорбления, он приезжал к моему дому, пытался помириться, но после пары отказов перешел только в онлайн-сталкинг. Я занесла его в черные списки, но он завел новую страницу. Я игнорировала его, обращалась в полицию, мне сказали, что максимум — с ним поговорят, и вряд ли от этого будет толк. Когда я говорила об угрозах и сталкерстве, мне ответили, что надо лучше разбираться в людях. Потом он решил потребовать назад подарки со словами: «Я же обещал, что не дам тебе жить». Но поняв, что и это не работает, в конце осени 2017 года написал заявление в полицию, чтобы я вернула ему подаренный мне планшет. Ему отказали в возбуждении дела, и он решил подать в суд. Я позволила ему вести разговор в правовом поле: если суд решит, что нужно вернуть, я верну, но личных контактов вне правового поля с ним не будет. С тех пор тишина. Надолго ли — не знаю, надеюсь, что навсегда.

Автор: Анна Алексеева