Круче, чем в кино. Как будут выглядеть поезда будущего

Началось все с монорельса. Точнее, с научно-фантастических комиксов, в которых монорельс появляется как избавление для перенаселенного мира будущего: чтобы не занимать драгоценное место на поверхности земли, вагоны летят по воздуху, прицепившись за рельс. Этот образ многих графических романов затем перекочевал — в виде концептов — и на страницы научно-популярных журналов. Сегодня это уже давно не фантастика и не концепт: подвесные монорельсы есть во многих странах, а читающий эти строки и живущий в Москве может прокатиться на монорельсовом поезде, курсирующем между «ВДНХ» и «Тимирязевской».

Подвесной монорельс — самая обыденная, самая тривиальная железнодорожная фантазия, которую можно обнаружить в научно-фантастических романах. О поездах писали многие великие фантасты, от Гарри Гаррисона до Стивена Кинга, и в их произведениях можно встретить и разумные локомотивы, и целые государства, передвигающиеся по рельсам.

Космос и колонизация

Впервые за несколько десятилетий разговоры о том, что человек может отправиться в космос дальше, чем на Международную космическую станцию, ведутся вполне серьезно. Кажется, человечество наконец-то готово — морально и технологически — в относительно недалекой перспективе отправить пилотируемую миссию к Марсу, на разных уровнях ведутся разговоры о создании колонии на Луне и о добыче полезных ископаемых на астероидах. Фантасты уверены, что как раз на этом поприще железнодорожный транспорт ожидает следующее большое дело.

Трилогия «Новая Луна» (пока что вышло два романа) заслуженного североирландского писателя Иана Макдональда о колонизации Луны получается настолько захватывающей и кинематографичной, что американская студия CBS уже купила права на ее экранизацию в виде сериала. Пять олигархических семейств борются за контроль над лишенным атмосферы, но содержащим в своих недрах множество ценных ископаемых спутником Земли — не в открытой войне, а через закулисные интриги, убийства исподтишка и династические союзы. Макдональду не только удался лихо закрученный сюжет, в котором словно на шахматной доске ведут сложную игру сразу пару десятков выпуклых героев, он нарисовал крайне подробную и убедительную картину технологий недалекого будущего. И самый масштабный, самый удивительный ее элемент — поезд. Огромный, монструозный состав по имени «Горнило», являющийся одновременно базой семьи Маккензи и их центральным металлургическим заводом, неторопливо перемещается по лунному экватору вслед за Солнцем: благодаря энергии его лучей плавится металл.

«Горнило» оседлало четыре внутренних пути Первой Экваториальной. Его вагонные тележки бегают по двум отдельным наружным путям; старая добрая сталь, не маглев. Жилые модули, испещренные окнами и фонарями, висят в двадцати метрах над путями, отбрасывая на рельсы вечную тень. Над модулями — сепараторы, сортировальные машины, плавильни; еще выше параболические зеркала фокусируют солнечный свет и направляют в конвертеры. «Горнило» — десятикилометровый поезд, оседлавший Первую Экваториальную. Пассажирские экспрессы, товарняки, ремонтные вагоны ездят под ним и сквозь него, как если бы он был надстройкой колоссального моста. Вечно в движении с неизменной скоростью десять километров в час он совершает один оборот вокруг экватора за один лунный день. Над его зеркалами и плавильнями — постоянный полдень. Сунь называют свой стеклянный шпиль на вершине горы Малаперт Дворцом Вечного Света. Маккензи с презрением относятся к их притязаниям. Они и есть обитатели вечного света. Они купаются в свете, пропитываются им, питаются им; он их выщелачивает и обесцвечивает. Рожденные в мире без теней, Маккензи выпестовали тьму внутри себя.

Вагон заезжает под край «Горнила», в рассеченную лучами прожекторов тень. Проступают очертания товарняка, который извергает реголит через батарею архимедовых винтов. Вагон-челнок замедляется; его ИИ обменивается протоколами с ИИ «Горнила». Эта часть Робсону нравится больше всего. Вагон цепляют захватами, поднимают с путей и помещают в один из доков, предназначенных для прочих железнодорожных челноков «Маккензи Металз». Шлюзы стыкуются, давление выравнивается. «Добро пожаловать домой, Робсон Маккензи». Сквозь узкие окна в крыше падают лучи света — такие яркие, что он кажется плотным. Подходы к сердцу «Горнила» охраняет световой частокол; он как будто состоит из осколков тех зеркал, что фокусируют солнечный свет на плавильнях. Тысячу раз Рэйчел шла по этому коридору и неизменно чувствовала вес и жар тысяч тонн расплавленного металла над своей головой. Это опасность, это богатство и это защита. Расплавленный металл — единственный щит, который бережет «Горнило» от карающего меча радиации. Это постоянное напоминание для людей на борту поезда: расплавленный металл над их головами подобен стальной пластине в разбитом черепе. Шаткое равновесие. Однажды какая-нибудь система может отказать, и металл прольется с небес, но не сегодня, не вскорости, не при ее жизни.

В основе сюжета «Новой Луны» лежит мысль, что Земля рано или поздно может оказаться зависимой от лунных ископаемых. Распространенный на Луне гелий-3 гипотетически может оказаться ключевым элементом для термоядерной энергетики, и тогда колонизация спутника обретет экономический смысл. В романе Макдональда описаны разные экзотические виды лунного транспорта (например, люди перемещаются в чем-то вроде мортирных снарядов, способных в условиях низкой гравитации улететь очень далеко), но основа всего — железные дороги: и та, по которой медленно ползет гигантское «Горнило», и другие, более традиционные линии. Космическая колонизация, а тем более добыча ископаемых вряд ли обойдется без рельс и поездов.

«Марсианская трилогия» — не столько попытка предсказать, сколько смоделировать то, как будет происходить колонизация

С этим согласен и главный современный классик «твердой» космической научной фантастики Ким Стэнли Робинсон, автор знаменитой «Марсианской трилогии». Робинсон подошел к своему марсианскому циклу с типичной для себя дотошностью и вниманием к деталям; как и «Новая Луна», этот цикл — история колонизации, но главное для автора — не история политических интриг и экзотические механизмы, а приближенность к реальности. Можно сказать, что «Марсианская трилогия» — не столько попытка предсказать, сколько смоделировать то, как будет происходить колонизация. Автор исследует не только то, как технологически может (или даже будет) происходить процесс освоения Марса — от возведения маленького поселка первопроходцев до терраформирования целой планеты, он изучает и эволюцию нового социума, развитие новой общественной формации и даже философии (кстати, группа из ста первых поселенцев почти полностью состоит из представителей двух стран — России и США). Разумеется, в таком реалистичном и тонко прорисованном мире не могло не оказаться железных дорог. Их здесь даже две — одна построена на Луне, где будущие колонизаторы готовят себя к жизни на Марсе, поезд здесь нужен, чтобы создать за счет центростремительного ускорения привычную силу тяжести:

— Получить бы нам такое g, чтобы в нем можно было и жить, и спать, — говорил Аркадий.

— Постройте рельсы кольцом вокруг поверхности, — предложила Надя, засыпая. — Из одного отсека «Ареса» сделайте поезд и возите его по рельсам. Забирайтесь внутрь и возите его с такой скоростью, чтобы получить нормальное g относительно обшивки поезда.

Но затем железная дорога появляется и на самом Марсе:

Поезд в Берроуз перевозил в первую очередь грузы и состоял из тридцати узких вагонов, первые два из которых были пассажирскими. Он двигался по сверхпроводящей магнитной трассе быстро и плавно — даже не верилось, что он едет. А после бесчисленных утомительных марсоходных вылазок Джона это и вовсе казалось чуть ли не пугающим. Ему оставалось лишь подпитать центры удовольствия своего старого мозга омегендорфом, откинуться в кресле и наслаждаться поездкой, которая казалась ему полетом со сверхзвуковой скоростью. Трасса пролегала более-менее параллельно десятой северной широте. В итоге планировалось опоясать таким образом всю планету, но пока был завершен лишь участок между Эхо и Берроузом.

В описаниях Робинсона нет бурной экзотики, его конек в другом: колонизация других планет, по-видимому, неизбежная перспектива для растущего и стремительно исчерпывающего ресурсы родной Земли человечества, скорее всего, будет во многом походить на его описания. А значит, человеку в космосе не обойтись без железных дорог.

Искусственный интеллект

Искусственный интеллект — удивительное явление, с середины прошлого века о нем говорят как о чем-то, что появится в самом ближайшем будущем, но обладающие сознанием машины вроде HAL 9000 из «Космической одиссеи 2001 года» до сих пор остаются фантастикой — пугающей для одних и вдохновляющей для других. Впрочем, это совсем не значит, что технологии стоят на месте: системы ИИ обыгрывают людей в сложные игры вроде шахмат и Го, пишут музыку, торгуют акциями и управляют различными механизмами. Искусственный интеллект уже везде, просто он не похож на всезнайку с электронным голосом из кино. Железнодорожный транспорт всегда был среди пионеров использования алгоритмического управления, сегодня автопилот полностью управляет и некоторыми поездами в московской подземке, и составами на пригородных направлениях в Калифорнии, а со временем ИИ сможет полностью взять на себя решение сложных логистических задач планирования перевозок. Так, может быть, тот самый, ведущий с тобой беседу откуда-то с потолка разумный электронный голос впервые поселится не в космическом корабле, а в пассажирском поезде?

Этот сюжет присутствует в главном произведении главного фантаста современности — «Темной Башне» Стивена Кинга, многослойной, запутанной саге, в которой жесткий сай-фай смешивается с фэнтези, а вестерн с хоррором. Поезд — один из главных героев третьей части цикла, «Бесплодные земли», и это, пожалуй, самое человеческое воплощение железнодорожного транспорта в истории литературы. Блейн Моно — приземистый и обтекаемый, он способен развивать сверхзвуковую скорость, он окрашен в розовый цвет и он обладает мощным искусственным интеллектом, который, правда, немного сошел с ума и грозится убить своих пассажиров, если они неверно ответят на его загадки.

Впереди из сумрака выплыла массивная ограда, похожая на решетку замковых ворот... а за ней они впервые увидели Блейна Моно. Как и предсказывал Эдди, он был розовый, того же нежного оттенка, что и прожилки на мраморе колонн. Гладкий, обтекаемый, остроносый Блейн парил над широким перроном и больше походил на живую плоть, чем на металл. Его поверхность нарушалась только единожды — треугольным окном, снабженным огромной щеткой-дворником. Эдди знал, что по другую сторону носа Моно есть второе окно с большущим стеклоочистителем, так что, если смотреть на Блейна анфас, почудится, будто у него есть лицо, точь-в-точь как у Чарли Чух-Чуха. Щетки при этом казались бы хитро опущенными веками. Белый свет из щелевидного проема в юго-восточной стене Колыбели падал на Блейна длинным кривым треугольником. Корпус поезда казался Эдди выпуклой спиной сказочного розового кита — кита, замершего в полной неподвижности.

Мир «Темной Башни» настолько необычен, что передвигающийся по монорельсу и осознающий себя розовый сверхзвуковой поезд едва ли не самое нормальное, что можно в нем встретить. Не так уж он далек и от нашей реальности: современные поезда пока не ездят быстрее 600 километров в час, но скорости постоянно растут вместе с появлением новых материалов и технологий. Искусственный интеллект уже помогает машинистам справляться с управлением и во многих случаях способен вести состав самостоятельно, хотя и под контролем человека. Да и розовые поезда встречаются — например, в Италии и на Украине.

Новые скорости, новые маршруты

Пассажирскому железнодорожному транспорту сложно конкурировать с воздушным там, где речь идет о далеких, особенно трансконтинентальных маршрутах и сжатых сроках. Но всегда ли так будет? Уже сегодня поезда передвигаются со скоростями, лишь немного уступающими авиационным, а теоретически способны в обозримой перспективе и обогнать самолеты, причем сразу в несколько раз. Океан? Тоже не проблема.

Опубликованный в начале 1970-х классический роман Гарри Гаррисона «Да здравствует Трансатлантический туннель! Ура!» прикидывается научно-технической фантастикой второй половины 19-го века — кажется, что его автором мог бы быть сам Жюль Верн, к произведениям которого в «Трансатлантическом туннеле» есть множество отсылок. В основе сюжета — строительство туннеля, который должен соединить восточное побережье США с Европой, происходит все в 1973 году, но в альтернативной истории, где оба американских континента входят в Британскую империю, которую и должна спасти от коллапса грандиозная стройка новой транспортной артерии. По сюжету этот роман — политический детектив, но разворачивается он, можно сказать, на железной дороге, в ретрофутуристических, стимпанковских декорациях, где фантастические технологии вроде атомного двигателя и магнитной подушки соседствуют с анахронизмами, больше напоминающими о викторианской эпохе.

Ядерные двигательные установки используются на ледоколах и подводных лодках, а вот атомные самолеты и поезда так и не пошли в серию

Теперь, увидев салон во всем его великолепии, Дригг понял, что газетные фотографии несколько грешили против истины. Ощущения того, что находишься в вагоне поезда, не было напрочь; обстановка напоминала скорее закрытый клуб. С одной стороны были громадные, прозрачные как хрусталь окна, от пола до потолка обрамленные алым бархатом штор, а перед окнами выстроились столики, за которыми клиенты железной дороги могли сидеть, коротая время в созерцании проносящихся мимо сельских красот. Напротив тянулся переполненный бутылками бар; изящное ограненного стекла зеркало позади удваивало их шеренги. Справа и слева от стойки бара находились оконца, изысканный вкус конструктора оснастил их цветными стеклами, сквозь которые солнце рисовало на ковре непоседливый разноцветный узор. Лики святых, конечно, были бы здесь неуместны; их заменили лица отцов — основателей железнодорожного транспорта, таких, как Стефенсон и Бранел — сильных, прозорливых мужчин с компасами и картами в руках. По сторонам их окаймляли изображения вошедших в историю машин: от паровика капитана Дика и крохотной стефенсоновской «Ракеты» с левого края до через многие времена и эпохи — могущественнейшего атомного «Дредноута», тянувшего сейчас поезд Дригга. (...) Как только состав подошел, у локомотива выстроился караул — кряжистые невозмутимые солдаты из аргайлльских и сазерлендских горцев, выглядевшие весьма представительно в своих темных килтах и белых гетрах; особое впечатление производили их неизменные винтовки системы Ли-Энфилда с примкнутыми штыками. За караульными громоздилась золотистая туша «Дредноута», самого удивительного и, возможно, самого мощного механизма в мире. Несмотря на срочность своей миссии, Дригг, как и все прочие пассажиры, замедлил шаги, не в силах пройти равнодушно мимо блестящего вытянутого корпуса. Черные ведущие колеса были высотой с Дригга; шатуны, толще, чем его нога, уходили внутрь пузатых цилиндров, истекающих белыми клубами пара. Внизу, у ходовых механизмов, локомотив был окрашен невзрачно, но сверху весь его корпус сиял ничем не затуманенным золотым сиянием, точно сгусток солнечного света; четырнадцатикаратовое золочение при этаких-то размерах — поистине королевские траты. Но солдаты стояли здесь, охраняя отнюдь не золото, хотя это выглядело бы естественно, а двигатель, упрятанный в недрах гладкого беструбного монолитного панциря. Атомный реактор, как заявляло правительство, плюс кое-что еще, однако что именно еще — умалчивало. И выставило у механизма охрану. Любое из германских государств не пожалело бы годового дохода казны за этот секрет, а те шпионы, которые уже были схвачены, работали, по слухам, на короля Франции.

Идея строительства трансатлантического туннеля, впервые озвученная в начале ХХ века писателем Мишелем Верном, сыном знаменитого Жюля, кочевала из одного фантастического произведения в другое, но регулярно обсуждалась и как основа реального проекта. Почему бы не проложить такой туннель, по которому бы ездили поезда на магнитной подушке со скоростью 8000 километров в час? Расстояние от Лондона до Нью-Йорка такой локомотив преодолевал бы меньше чем за час — быстрее любого самолета. Все упиралось в ограничения, которые накладывали возможности материалов, а особенно в деньги. Впрочем, сегодня проект выглядит реальнее, чем когда бы то ни было — по нынешним оценкам он обошелся бы примерно в 100 миллиардов долларов, а (намного более короткий) туннель под Ла-Маншем успешно функционирует уже четверть века. Проекты атомных поездов тоже в самом деле обсуждались в 1970-е годы, примерно тогда же, когда и был написан роман Гаррисона. Это была эпоха моды на все ядерное, казалось, что укрощенная человеком атомная энергия может пригодиться везде, но постепенно приходило понимание ее опасности, ядерные двигательные установки используются на ледоколах и подводных лодках, а вот атомные самолеты и поезда так и не пошли в серию. Может быть, лучше получится с термоядерными поездами? Кто знает, но выиграть конкуренцию у локомотивов, движимых электричеством, им будет непросто.

Рельсы как философия движения

Фантастика — это не только и не всегда попытка заглянуть в будущее или другие миры и нафантазировать невероятные технологии. Лучшие образцы жанра, от Станислава Лема до Стругацких, от Филипа Дика до Бредбери, всегда, пусть и не прямо, но говорят о нынешнем, современном человеке и его взаимоотношениях с миром и самим собой. И рельсы с поездами — важные герои философской, метафорической фантастики.

Культовая повесть Кристофера Приста «Опрокинутый мир» претендует на самое невероятное использование рельс в сюжете: здесь по ним едет целый город, он безостановочно движется с юга на север, а чтобы пути не закончились, рабочие все время разбирают их позади и укладывают впереди по ходу движения. Главная тема этого произведения — относительность представлений о мире, которые почти полностью определяются локальным опытом человека. Плоская земля, небесные сферы, солнце, вращающееся вокруг нас, — мы все время оказываемся в плену ложных представлений, для выхода за пределы которых нужно воображение и интеллектуальная смелость. Так и вечно движущийся одновременно в пространстве и времени город кажется своим жителям целой вселенной, а оказывается всего лишь научно-исследовательской лабораторией, добравшейся за два века из Юго-Восточной Азии до Португалии.

Не так уж важно, как обстоит дело сию минуту. Я говорю о перспективе. Все наши беды оттого, что Город перемещается. Это само по себе чревато опасностями. Мы вторгаемся на земли, принадлежащие другим, мы покупаем рабов, чтобы они настилали рельсы, мы вымениваем женщин и заставляем их спать с людьми, едва им знакомыми. И все ради того, чтобы Город двигался, двигался, двигался…

— Город не может остановиться, — заявил я.

— Вот-вот! Ты уже стал частью системы. Всегда одно и то же, всегда это тусклое, сухое заявление, и никто даже не пытается взглянуть на вещи шире. Город должен перемещаться, Город должен перемещаться… Почему? Разве движение может быть аксиомой?

«Рельсы» — это попытка фантастического переложения «Моби Дика», в котором китов заменяют огромные кроты, а бурный океан — рельсоморе, беспорядочная сеть рельсов, покрывающая сушу

Рассуждения о релятивизме восприятия и смысле движения волновали автора «Опрокинутого мира» больше, чем фантазии о технологиях будущего. Город движется благодаря «транслатерационному генератору» — фантастической установке, позволяющей получать неограниченное количество энергии вблизи особого «транслатерационного окна», постоянно передвигающегося по поверхности Земли и влияющего на органы чувств оказавшихся рядом людей. Но именно рельсы — четыре железнодорожные колеи, по которым медленно ползет многоэтажная махина города, Прист выбрал для своей метафоры вечного движения.

Интеллектуал, обладатель изощренной фантазии, провокатор и марксист Чайна Мьевиль — автор самой сложной и, пожалуй, самой литературно богатой современной фантастики. Железные дороги — основание нескольких его романов, в том числе последнего на сегодняшний день фантастического произведения «Рельсы», опубликованного в 2012 году. В сущности, «Рельсы» — Railsea в оригинальном варианте — это попытка фантастического переложения «Моби Дика», в котором китов заменяют огромные кроты, а бурный океан — рельсоморе, беспорядочная сеть рельсов, покрывающая сушу, по которой перемещаются самые разные поезда, от сверхсовременных, движимых термоядерными двигателями, до старинных развалюх на ручной тяге. Это сон поездов, в котором они стали парусными кораблями — смелыми кито-, точнее, кротобоями или внушающими ужас корсарскими бригантинами.

Низкие колючие кусты, черные, как железо, и само железо, погребенное в земле с незапамятных времен и местами прорывающее земляной покров, проносились мимо. И во всю ширь долины, куда ни глянь, протянулись рельсы — бесчисленные, бесконечные.

Целое море рельсов. Длинные прямые, крутые повороты; металлические отрезки на деревянных шпалах; они шли внахлест, закручивались в спирали, скрещивались; тут и там от основных линий вдруг отделялись параллельные, некоторое время они бежали рядом с породившими их главными, потом радостно встречались и сливались в объятиях. Где-то пути разделяли целые ярды нетронутой земли; в других местах, напротив, расстояние между ними было настолько мало, что Шэм вполне мог бы перескочить с одних рельсов на другие — если бы при одной мысли об этом его не обдавало ледяной волной страха. Там, где рельсы сплетались в сплошное полотно, пересекаясь под тысячью разных углов, можно было видеть все мыслимые и немыслимые стрелки; обычные, перекрестные, перекрестные двойные; пути сходились и расходились, образуя съезды, перекрестные и простые; между ними торчали флюгарки и крестовые переводы. А на подъездах к ним земля пестрела сигналами, переключателями, приемниками и наземными рамами.

Второй «железнодорожный» роман Мьевиля — «Железный совет», входящий в знаменитый цикл о мире Ба-Лага, перекликается с «Опрокинутым миром» Кристофера Приста: здесь тоже есть город-государство-поезд, бесконечно движущийся по железной дороге, которую он прокладывает сам себе, но этот роман — не исследование природы восприятия, а антиутопический вестерн, наполненный левыми политическими идеями.

***

Так как он будет выглядеть — поезд будущего? Пожалуй, можно уверенно сказать, что ездить он будет по сверхпроводящей магнитной подушке со скоростью несколько тысяч километров в час, управляться полноценным искусственным интеллектом, а происходить это все будет на каком-то колонизированном землянами космическом теле — на Марсе, на Луне или на крупном астероиде. Но главное, что в будущем для него всегда найдется место: мы и сами движемся в него из прошлого по железной дороге, совсем как герои «Опрокинутого мира», которые измеряли время количеством шпал.