«Все братья — сестры» Майка и БГ. 40 лет первому альбому русского рока
В нашумевшем «Лете» Кирилла Серебренникова совсем юный Виктор Цой показывает свои песни Майку Науменко и записывает первый альбом под присмотром БГ. Оба музыканта чрезвычайно важны для будущего лидера «Кино» — и как безусловные лидеры ленинградского рока, и как опытные авторы песен. На дворе 1981 год, рок-клуб только набирает обороты, но статус Гребенщикова и Науменко понятен с первых же минут — звезды. Поразительно, но за каких-то четыре года до экранных событий они сами находились в положении Цоя и не имели студийных записей, сыгранного состава и толп фанатов. Майку только предстояло написать «Сладкую N» и «Пригородный блюз», а у БГ не было даже черновиков «Старика Козлодоева» и «Рок-н-ролл мертв». Более того, в 1977 году будущие альфа и омега русского рока были едва знакомы.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
«Ну где это можно было записывать?»
«Мы начали петь друг другу песни, когда я вернулся из армии, в первый же вечер», — вспоминал БГ много лет спустя, перебирая обстоятельства встречи с Майком, тогда еще вполне земным Михаилом Науменко.
К тому времени 25-летний Гребенщиков — сотрудник НИИ социологии и увлеченный театром фронтмен группы «Аквариум». Живет у родителей жены, пишет в подпольный журнал «Рокси» и ходит с серьгой в ухе. У «Аквариума» уже есть как минимум три сборника песен, записанных на допотопную аппаратуру в стенах родного университета — но их никто не слышал. С концертами дела обстоят не лучше: до триумфального выступления на фестивале в Тбилиси еще три года.
Науменко младше БГ на полтора года, работает в Большом театре кукол и круглосуточно слушает рок-н-ролл, ритм-н-блюз и буги-вуги. Ни разу ни с кем не записывался, но уже выступал с группой «Союз Любителей Музыки Рок».
Меньше чем через год они придумают и запишут первый альбом в истории русского рока. Именно альбом — в его классическом понимании как арт-объекта и продукта потребления, где учтено единство носителя, оформления и рекламы. До «Все братья — сестры» музыкальный самиздат в СССР не мыслил себя в этих категориях: артисты андеграунда либо совсем не утруждали себя записью песен, либо не распространяли их за деньги, пусть и ограниченным тиражом. И тем более никто не устраивал фотосессии (!) для обложек альбомов и промо-концерты для новой аудитории. Майк и БГ, в свою очередь, позировали на камеру, носились с дизайном обложки и предлагали готовую запись в качестве мерча — до и после выступлений.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
«Ну где это можно было записывать? На радио, на телевидение мы не имели доступа, и даже об этом как-то и не думалось. Фактически запись не на чем было сделать. Даже обычных кассетных магнитофонов еще не изобрели», — вспоминал основатель старейшей ленинградской рок-группы «Санкт-Петербург» Владимир Рекшан в книге «Этот русский рок-н-ролл» Александра Устинова.
Альбомов — с обложками и тиражом — не было и у других праотцов питерского рока: «Россияне», «Мифы», «Аргонавты», «Фламинго», «Призраки» и дюжина других групп, стартовавших на пять-десять лет раньше Майка и БГ, обходились в лучшем случае записью репетиций или концертов в кругу друзей.
В такой ситуации «Все братья — сестры» не могли не попасть в историю отечественной музыки, но было еще кое-что, что придавало всему ноту сюрреализма. Это одновременно альбом (упорядоченный набор песен, выпущенный под одним названием), его живая версия (запись велась не в студии, а на улице) и бутлег (авторские права у музыкантов-любителей отсутствовали, а значит, и распространение песен было нелегальным).
Табуретка на траве
Запись альбома проходила на том же месте, где за две недели до этого играл «Аквариум», причем с Майком на басу, — в окрестностях здания факультета прикладной математики и юрфака Ленинградского университета.
«Все записи, которые делались до этого, меня раздражали тем, что, когда идет запись барда, слышно, что он поет в комнате. И вот эта камерность, комнатность убивала любую атмосферу, которая была в этих песнях. Поэтому я был готов на что угодно, лишь бы не было этой комнаты», — объяснял БГ в программе «Культурный слой» спустя тридцать лет.
Желание выпустить звук наружу и освежить старую акустику стоит понимать буквально: музыканты протянули микрофон с удлинителями в окно, приделали «аппаратуру» к ножкам перевернутой табуретки, нажали кнопку записи на магнитофоне «Маяк-202» — и начали петь. Третьим (и едва заметным) участником этого аудио-хэппенинга был еще один член «Аквариума» Михаил «Фан» Файнштейн, подыгравший на перкуссии. Почти все было сыграно с одного дубля, запись прерывалась лишь по техническим причинам, а именно — «отогнать лающих собак и кашляющих зрителей».
Песни звучали попеременно: одну пел БГ, следующую Майк. Все выглядело так, будто тот самый вечер, когда они познакомились и впервые впитывали песни друг друга, повторился в красках. Однако, если быть придирчиво точным, окажется, что большая часть материала «Все братья — сестры» принадлежит перу Гребенщикова (9 из 15 песен). Он же в порядке исключения поет два раза подряд, и его «Блюзу простого человека» подпевает Майк, а не наоборот. Песню «Дочь», посвященную дочери БГ Алисе, дописали на следующий день, исполнив «нетрезвым хором друзей».
В своей книге «100 магнитоальбомов советского рока» Александр Кушнир писал: «Несмотря на первые признаки увлечения Гребенщикова китайской философией и встречающиеся в текстах цитаты из древних трактатов, «Все братья — сестры» оказался живым и доходчивым для восприятия альбомом. В отличие от отвлеченно-абсурдистских опусов раннего «Аквариума», это было не надуманное концептуальное творчество, а реальные песни, которые можно было активно исполнять на концертах без всяких студийных ухищрений».
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Более того, за сорок лет до хлесткой и матерной композиции «Время N» (прошлогоднего хита БГ, собравшего миллион просмотов на YouTube) он выражался не менее определенно и свободно: «Спросил он, быть или не быть, и я сказал: иди ты на». Между тем Майк, привыкший к прямоте и грубой правде, выглядит на записи более лиричным, чем его визави. В иные моменты они, кажется, и вовсе меняются ролями. Во всяком случае, именно Майку, а не БГ, принадлежат строчки «против кармы не попрешь», слова об «очищении наших душ» и догадки «чей крест примет твой гвоздь». С другой стороны, БГ, а не Майк, произносит: «Ты жил, продавая девственницам свой портрет по рублю в полчаса».
Эти качели от духовных исканий к физиологии, от мистики к будням, от высокопарности к сленгу (да, слово «ништяк» на записи тоже есть) не раз провернутся на «Все братья — сестры» полным кругом и вернутся назад. Точно так же, с демонстративным скрещиванием религиозного и прозаического, устроена обложка альбома.
Русский Боб Дилан
Хрестоматийную контурную обложку альбома придумал фотограф Андрей «Вилли» Усов, ставший впоследствии едва ли не главным фотолетописцем рок-клуба. «Я поставил Бориса и Майка профилями друг к другу. Пустое пространство между ними мы заполнили Буддой, который стоял у них на ладонях. Будда принадлежал Андрею Фалалееву, он одолжил нам его для съемок на обложку альбома. Это один из многих Будд, которые находились в разоренном большевиками буддийском храме у Елагина острова. Большого Будду разрезали, скинули в Неву, а маленькие разошлись по домам обывателей. На Майка я надел кепку, потому что его нос графически как-то не сочетался с Бориным профилем. И все объединилось, потому что Майк уперся козырьком кепки Борису в лоб, а между ними — Будда», — рассказывал Усов.
На обороте магнитоальбома было другое фото. БГ и Майк стоят возле арки: один с книгой стихов Боба Дилана, другой — с открытой бутылкой сухого вина и папиросой. По воспоминаниям виолончелиста «Аквариума» Всеволода Гаккеля, арка была входом в короткий тоннель, который заканчивался дверью в квартиру, откуда и были протянуты удлинители с микрофоном для записи во дворе: «Антураж там был превосходный». В 2003 году БГ снова встал под эту арку, правда, в компании уже не Майка, а Дмитрия Диброва, снимавшего телефильм о топонимике питерского рока.
Второй привет Дилану скрывался в аннотации к альбому: «Посвящается Акустической Дочери и Великому Белому Чуду». «Great White Wonder» — самый популярный бутлег Боба Дилана, имевший тогда хождение в питерских кругах.
Вообще, фигура Дилана незримо присутствует едва ли не в каждом втором куплете «Все братья — сестры». У Гребенщикова — в «Дороге 21», «Укравшем дождь» и «Почему не падает небо», у Майка — в «Женщине», являющейся буквально вольным переводом «Sad Eyed Lady Of The Lowlands» с альбома Дилана «Blonde On Blonde»
В «Правдивой истории Аквариума» БГ не раз ссылается на Дилана как на источник вдохновения и перечисляет половину песен из записи с Майком. «Сталь», судя по его комментарию, напрочь лишена авторского начала: «Дилан на 100%».
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Рассказывая о том периоде для фильма Леонида Парфенова «Портрет на фоне», Гребенщиков вновь вернулся к будущему лауреату Нобелевской премии: «Когда я по-настоящему открыл Дилана, я бегал по знакомым проверить себя, спрашивал, есть ли что-то такое, что можно назвать “русским Бобом Диланом”. Чтобы с такой же силой било. Мне робко говорили: ”Ну, вот Окуджава… Клячкин...” Но это же не то! Абсолютно другая тональность».
Чтобы было «то», нужно было, по совету Гребенщикова, «брать духовную тональность этой музыки и смотреть, что из русских фраз, русского описания жизни, вообще из всего, что происходит по-русски, — что встает в эту тональность».
Встало очень многое. Сплав дилановского мажора с русской интеллигентской тоской породил не просто другую интонацию в советской музыке, а новый способ сочинительства — эстетского бытописания с аллюзиями и ехидством.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Возможно, самая известная песня, впервые записанная именно на «Все братья — сестры» — «Прощай, детка» Майка Науменко, вечнозеленый хит, переигранный с тех пор множество раз. Здесь она звучит в своем исходном варианте — местами даже с другим текстом.
В 1991 году, спустя тринадцать лет после выхода альбома, Гребенщиков и Науменко в последний раз окажутся на одной сцене, чтобы спеть «Пригородный блюз» на юбилее ленинградского рок-клуба. Объявляя песню, Майк посвятит ее «потерянному поколению восьмидесятых годов». «Потерянному? Как же…» — передразнил БГ и начал играть. Нетрезвый хор друзей был на месте, ни собак, ни людей уже никто не отгонял.