Пошла на балет

В дверь ломятся ее охранники. Два истукана материализуются на моем пороге, точно гонцы из страшной сказки. Отдаю главному аккуратно разглаженные купюры по пятьдесят. Его помощник выкатывает в коридор чемодан, придерживая свободной рукой пакеты из Sephora, с горкой набитые  бьюти-продукцией. Он просит отдать Зосину маску для волос Christopher Robin: «Она на ванной в углу стоит», — говорит.

— А как же мое платье?

— Зося пока в нем.

— Где она сейчас?

— На балет пошла.

Ну, хорошо. Они сваливают, и я курю на балконе, провожая взглядом их Uber Black. Я понимаю, что мне уже не хватает Зоси. А еще и часа не прошло, как я бросила ее одну у Бонмарше, обозвав сумасшедшей. Как я буду без нее? Сказать, что мне будет одиноко, — ничего не сказать.

Две недели назад я встретила ее в «Шарле де Голле». Она вышла из терминала на высоченных каблуках, с грустным взглядом на все равно подвижном обезьяньем личике. Рядом семенит бодигард: не говори ему свой адрес, ни за что не говори, скажи, что мы едем на закрытую вечеринку и его туда ни за что не пропустят. Я киваю Зосе на автомате, лишь бы только ее успокоить, а сама в то же время надиктовываю охраннику свой адрес в Нейи по слогам (он сохраняет его в «Заметки») — мол, мне скрывать нечего: рю-дэ-лон-шан…

— Ты дура! Что ты творишь?

— Заткнись! Ты хочешь, чтобы он подумал, что я тебя похищаю?

— Кокос есть?

— Отвали!

В такси она повторно заводит ту же волынку: «Он будет за нами следить! Он будет нас преследовать!» На Зосе лица нет, зато на ее ногтях я замечаю свеженький перманент. Когда я видела ее в последний раз, ее ногти были обгрызены до основания.

— Когда сделала?

Она меланхолично смотрит в спину водителя, потом на свои руки и, наконец, на меня.

— Сделала перед тем, как к папе идти!

— Как прошло с папой?

— Да кошмар! Это был худший Пейсах в моей жизни. Не Пейсах, а оргия какая-то.

Она ни разу не была в моей квартире в Нейи. Я предупреждаю, что пространства мало, и маленький бостон-терьер справляет нужду где ни попадя. «Я, конечно, стелю повсюду эти одноразовые пеленки, но он все время промахивается — уже обоссал все мои простыни, и даже пододеяльник». Она улыбается будто бы понимающе, но в любом случае настроена на люксовые апартаменты.

Мы у подъезда. Я тащу к лифту ее чемодан. Почему это делаю я, мне до конца не ясно. Но в подсознание вращается привычная мысль: Зося не вполне здорова, Зосю надо оберегать, избавлять от нагрузок. Я открываю дверь. Вид у меня при этом такой, словно я свою невесту в любовное гнездо в первый раз привела (закрой глаза, кошечка, я досчитаю до десяти, раз, два… все, можно смотреть). Не снимая обуви, Зося цокает по дешевому ламинату. Разойтись здесь особенно негде. Она осматривается по сторонам и замечает, что «в хате к ее приезду могло бы быть и почище». Мой бульдог валится перед нами навзничь, щурится от восторга.

— Ты фрукты купила?

— Какие фрукты?

— Ну как?

— Посмотри в холодильнике, возможно, в боковой полке лежит банан.

— Уже посмотрела. Там только банки с собачьей жратвой.

Она вручает мне джинсовую куртку Juicy Couture. «Смотри, с биркой еще! Я ее ни разу не надевала». Куртка мне чересчур велика и не нравится, но я расцеловываю Зосю в обе щеки и с оттяжечкой говорю: спааа-сиии-бооо. Мне и в самом деле приятно, ведь обычно подарки делаю я, а мне редко что-либо дарят.

Уже через час мы оказываемся с Зосей на Елисейских. Я предлагаю сфотографировать ее на фоне Триумфальной арки. «Издеваешься?» Мы сворачиваем в проулок и тут же натыкаемся на приличный китайский. В ресторане я паникую, что она снова закажет «все меню». Так Зося и делает. Кажется, у официантки не хватает листов в блокноте, чтобы все записать.

— Зосенька, ну не надо так много! Пожалей меня! Твоя мать нас убьет!

— Успокойся, у меня безлимитка черная!  

— Да ладно?

— Ну.

От постоянной перемены блюд у меня начинает покруживаться голова.  «Спринг-роллы — жирные, невозможно есть». Я уплетаю их за обе щеки, и по мне, так они прекрасны. «Рис пересолен». Зося капризничает и отсылает обратно одно блюдо за другим, имея в виду, что их, естественно, не включат в чек. В азиатской кухне она и правда разбирается, как бог. «Возможно, это единственное, в чем она вообще соображает», — ехидно думаю про себя я.  

— Ну, расскажи про Пейсах! Что там вообще происходило?

— Да что рассказывать? Там, конечно же, была эта блядь и ее украинская мамаша. На меня они смотрели как на говно. Ну то есть вообще не смотрели — демонстративно. К отцу старались при этом не подпускать. Я сидела на самом отшибе. Ты бы слышала, как они молитву зачитывали! Запинались на каждом слове, сбивались, начинали по десять раз заново одно предложение. Я думала, целая вечность пройдет, пока этот кошмар закончится.

— Ну а потом? Ты поговорила с отцом?

— На улице, немного.

— И?

— Я сказала, что не могу больше так жить.

— А он?

— А он, как обычно… Типа я больше не могу слушать твой негатив.

Выходим из ресторана последними. Садимся в такси. Командирским тоном Зося требует, чтобы я узнала у водителя, где тут поблизости круглосуточная лавка с фруктами.

— Сама и спроси!

На французском Зося говорит шикарно. Не зря же училась в лучших швейцарских пансионах. Я всегда балдела от того, как бегло она складывает слова в длиннющие предложения — и грамматика на высоте.

Так и быть, таксист соглашается завести нас в ночной супер. Я говорю: иди сама, я здесь подожду. С какой-то старушечьей натугой она вылезает из машины. Плетется обреченно ко входу. Не возвращается вечность.

— Ну, сколько можно выбирать папайю?

— Слушай! Там такие красавцы у входа стоят. Спроси у них про кокос!

— Ты хочешь из меня ассистента бесплатного сделать?

— Ну иди, познакомься!

— Да это арабы какие-то малолетние!

— И что? У них все есть.

Загипнотизированная Зосей, я подхожу к двум мальчишкам. Туда, сюда, обмен номерами, хоть я и в матери им гожусь. Порошка сейчас нет в наличии, бла-бла-бла, но завтра будет точно.

Ночью я вскакиваю с кровати. Зося блюет прямо на мою подушку, шипя в темноте: я ж говорила, роллы у них жирные.  

Утром я с отвращением стряхиваю в унитаз рвотные остатки с наволочки и программирую стиралку на самую высокую температуру — 60 градусов.

На мятой простыне в полоску Зося лежит в розовом костюме от «Джуси Кутюр» в позе Венеры Урбинской. Она что-то смотрит в Ютюбе. Словно символ верности с полотна Тициана, в ее ногах в клубок свернулся мой спящий бульдог. Именно Зося придумала ему прозвище: Паффик.

Я не обязана по утрам отправляться в офис или еще куда, чтобы поработать. Тем не менее после душа и прочей рутины я обязательно выхожу с айпэдом из дома, как минимум в ближайшее кафе, чтобы написать свои утренние страницы. Особенно здесь, в Париже.

— Какие планы? Куда пойдем?

— Сходи за папайей!

— С какой стати? Я даже не знаю, как она выглядит, эта папайя.

Зося лезет в свой Galaxy и показывает мне в Google images сочный плод в поперечном разрезе.

— Зось, пойдем вместе! Как ты себя чувствуешь? Тебе же получше?

— Голова кружится, сил нет. Сходи за фруктами, умоляю!

— Твоя мать звонила. Она говорит, чтобы мы шли на Шагала в Бобур!

— Пошли ее подальше. У отца до фига Шагала в коллекции — сколько можно на него смотреть?

— Там будет «Синий дом»!

— Хочу папайю.

Я упираюсь. Объясняю, что бегать по ее распоряжению за овощами для меня «абсолютли ноу ноу». Тогда она протягивает новенькую банкноту в 500 евро, выуженную из старой сумки Louis Vuitton, и смотрит на меня победно. «Знаешь, как говорит мой папа? No = $ Yes. Запомни это».

C вытаращенными от шока глазами я бегу в супермаркет. Возвращаюсь с полными пакетами авокадо, манго и нектарин. Принцесса на горошине продолжает валяться на раскладном диване. До меня не сразу доходит, что именно она слушает.

— Эй! Ты как?

— Принесла?

— Да.

Зося ставит на паузу в телефоне разоблачительный ролик Навального. Ну и дела.

— Тебе не интересно, что именно я накупила?

— Умираю, хочу зеленый сок!

— Дура! Надо было заранее сказать.

Она вползает в мою микроскопическую кухню, протискиваясь между раковиной и обеденным столом.

— Ну кто покупает такое манго? Оно же гнилое, ты не видишь?

— Что не так?

— Посмотри здесь… Цвет должен быть нежно-розовый, а тут почти что черное пятно.  Это нельзя есть.

— Я не разбираюсь в фруктах.

— Послушай, если ты накормишь своего мужчину таким манго… Сама понимаешь, ничем хорошим это не закончится. Вон Лизонька для Степана свежий базилик на грядочках выращивает. А ты что?

— Бедная Лиза.

Пять хорошеньких, по моему мнению, манго летят в мусорное ведро.

— Зачем ты взяла эти черри? И где огурец? Это что за говно? Я же просила нормальный огурец, а не обержин какой-то.

Снова звонит Зосина мама. Я не успеваю ответить, но слушаю в Viber ее сообщение. «Значит так, ей нужна строгая диета. Все обволакивающее. Отвари ей киноа, спроси в аптеке семена льна! Накорми ее завтраком и бегом в Помпиду. Еще на Климта сходите! Я узнаю, где он точно идет, и напишу. На всех выставках заставляй ее покупать альбомы с иллюстрациями, не слишком большие! Чтобы все в чемодан влезли. Не сидите дома, девочки! Я побежала. Все».

Ну вот, ее мать хочет окончательно свалить ответственность за свою дочь на меня?

— Ты же обещала, что будешь за ней присматривать!

— Да, но… Кто присмотрит за мной?

— Не морочь мне голову. Идите в музеи!

— Она не хочет в музеи!

— Тогда заставь ее купить в Louis Vuitton что-нибудь красивое. Вы же во Франции, девочки. Ну, все. Движение — жизнь. Действуйте.

— Но…

— Отключаюсь, мне еще Сару забирать с тенниса.

И я отвариваю ей киноа — она с отвращением пробует ложку и чуть не пуляет ею в меня. Говорит, что так «киноа не варят». И я приношу ей из аптеки семена льна. Зося кривится и отправляет меня на розыски «кошерного кейла». Никогда в жизни не предполагала, что буду бегать по самому буржуазному пригороду Парижа от одной еврейской гастрономии к другой в поисках нужной зелени для капризной девочки. «Она просит кошерный кейл!» — пишу я в мессенджер другу. «Да вы с ума там сошли вконец! Какой нах кейл? Что значит кошерный?» — «Прочитай в Википедии статью про “кашрут”!» В ответ приходит мальчик с ручкой. «Фэйспалм, короче».

Наконец арабские юноши привозят кокаин. Три грамма. Зося мнет пакетик в руках, подносит к носу, оскаливается.

— Ну, не знаю. Здесь может быть что угодно.

— Рискнем?

Двое суток мы не выходим из «студиÓ». Мы то мечемся из угла в угол, то рассказываем друг другу душещипательное, как сестрички. Под воздействием стимулятора меня тянет на проповедь, Зосю — на исповедь. Кажется, только сейчас мы начинаем друг друга понимать.

Зося: И я пришла под вечер в GQ. Помнишь, был такой бар?

Я: Ну конечно.

Зося: И начала рассказывать бармену что-то прикольное. Знаешь же, как это раньше было?

Я: Что значит раньше?

Зося: Ну, до болезни.

Я: Ох, ах.

Зося: Если начинаешь рассказывать кому-либо что-либо, то обязательно надо шокировать или развеселить, или на худой конец совсем расстроить человека. Людей сначала в GQ не было. А потом пришли все.

Я: Господи, как же я люблю его!

Зося: Кого?

Я: Маркиза О.

Зося: А… Ну, понятно. Не лезь туда. Я тебя предупреждала уже тысячу раз. Это опасно. Мне же показывала Ксюша твоего Маркиза в Курше.

Я: И что?

Зося: Ну, как мясо она мне его предлагала.

Я: А ты?

Зося: Не знаю, мне он показался каким-то грязным, неопрятным, растрепанным.

Я: А в качестве кого она тебе его представила?

Зося: Начинающий… что-то там, «интересный».

Я: Ох.

Зося: Да, я помню, как он пялился на меня у Les Airelles.

Я: Это там, где мы трахались с Азадом.

Зося: Дура, с Азадом в «Библосе». Я говорила, что с ним надо было просто дружить, а не идти в первую же ночь!

Я: Ты сама требовала у него Morning After отвезти нас в Graff и Van Cliff!

Зося: Значит, я тоже идиотка. Ну, погоди! Я же про GQ рассказывала… Короче. Пришли потом все, вся тусовка. И я помню, что угощала этих *** Dom Perignon. На твой вонючий Ruinart они бы в жизни не согласились. Избалованные чудовища. И «Мадам Ева» меня в ту ночь чуть не изнасиловала. Она плясала вокруг меня, как будто я — шест. Папа же не зря называл ее «***».

Я: Ты продолжаешь ей завидовать? Тебе тоже хочется сидеть одной в лондонских клубах? В общем, неважно, ладно. И к чему ты мне все это рассказываешь?

Зося: Просто утром я проснулась уже в своей кроватке, и нам на домашний звонит Аркаша и спрашивает у мамы: а кто за вашей Зосей счет закрывать будет?

Я: Мне больше история про принца Альберта нравится. Как ты с ним не пошла никуда в Монако из-за его слегка «выпирающего животика». Ахаха.

Зося: Самое ужасное, что я не пошла с Ромой на дискотеку.

Я: Да, с музеем ты ему выдала круто.

Зося: Оставь в покое Маркиза О. Слышишь?

Я: Это похоже на психологический «захват». Я зациклилась. Как думаешь, может, он приворот на меня сделал?

Зося: Хо-хо.

На третьи сутки наркотик закончился. На четвертые — мою Зосю якобы захватили в плен два иракца. Потом меня ограбили в ее присутствии два чернокожих представителя компании грузоперевозок. Через неделю я потребовала забрать ее обратно. Прилетела охрана. Я психанула и отобрала назад у Зоси подаренную ей сумку. Она выхватила у меня из рук куртку от «Джуси». В общем, я стою на балконе, курю и думаю: ай да Зося, ай да молодец.