Догнать вершину уходящей горы

Часть 1

В нашей экспедиции участвовали двенадцать моих друзей-предпринимателей, два журналиста, оператор и семь гидов. Несмотря на то что некоторые участники восхождения входили в список российского Forbes, а несколько только что провели IPO, подъем был «по чесноку»: никто биотуалеты, кровати и рюкзаки за нас не нес. И все понимали реальную опасность. В прошлом году на Монблане погибло 15 человек: альпинисты из Чехии, Кореи и Украины. Маршрутом, которым прошли мы (через приют Гутера), пользовался погибший 46-летний француз — сорвался с гребня. А буквально неделю назад там нашли тела трех итальянцев.

Почему я решил идти на Монблан? Это что-то вроде воплощения детской мечты. Знаете, дети обычно хотят стать космонавтами, поп-звездами, футболистами, полицейскими и ветеринарами. А меня с детства волновали горы, я хотел стать вулканологом. Дело в том, что, когда мне исполнилось пять, родители переехали из Москвы на Камчатку. Так делали многие молодые пары в Советском Союзе — уезжали на заработки в регионы, где не хватало профессионалов.

Отдельного жилья в Москве у нашей семьи не было, а на Камчатке обещали дать в пользование «двушку». Да и зарплаты там для «интеллигентных специальностей» (отец — врач, мама — учитель) были почти в полтора раза больше. Родители думали, отработав там несколько лет, скопить на кухонный гарнитур или даже импортную стенку. Маниловским мечтаниям не удалось сбыться: возвращение с Камчатки оказалось непростым и очень дорогостоящим предприятием. А вот у меня сбылось то, о чем я и не мечтал: я попал в мир чудес.

Поселок Крутогоровский, в котором мы оказались, был совсем оторван от цивилизованного мира. Несколько четырехэтажных зданий, из которых состоял поселок, были плотно стиснуты между Охотским морем и тундрой. Два раза в год сюда приплывал большой корабль, привозил новых людей и экзотические товары: апельсины, мандарины и зеленые бананы. Таким был мир моего детства.

«Пап, она что, отодвигается от нас? Мы же столько прошли». Отец объяснил, что горы могут только казаться близкими, а на самом деле они далеко

Прогулки по берегу всегда будоражили воображение. На пути встречались камчатские крабы, размах ног у них достигает почти двух метров, на берег часто выбрасывало камбалу. Меня удивляла рыба, у которой оба глаза с одной стороны. Иногда море приносило айсберги, и я карабкался на гигантские ледяные глыбы, воображая себя покорителем вершин и обладателем несметных сокровищ. Еще одним морским чудом был остов кита — кит выбросился на берег еще до нашего приезда. Чайки и дворовые собаки, сделав свое дело, оставили огромный скелет на берегу, и я мог им любоваться.

Но самым большим чудом для меня была Авачинская сопка. Она одиноко и величественно возвышалась над тундрой и даже над облаками. Когда поднималось солнце, сопка излучала яркий ослепительный свет. Я знал, что это вулкан и он может извергаться. Мне даже иногда казалось, что я вижу поднимающийся над кратером дымок. Часами из окна я смотрел на эту фантастическую гору: вдруг начнется извержение. Вулкан вызывал во мне глубокое уважение и какой-то мистический интерес.

Я много раз упрашивал отца совершить путешествие по тундре и дойти до Авачинской сопки. Он даже как-то согласился, хотя понимал всю тщетность предприятия. Сопка была километрах в ста от нас, и дойти по тундре до нее было почти невозможно. Помню, пройдя несколько часов, я с удивлением обнаружил, что мы так и не приблизились к цели. «Пап, она что, отодвигается от нас? Мы же столько прошли». Отец объяснил, что горы могут только казаться близкими, а на самом деле они далеко. Тогда нам не удалось до нее дойти, и, конечно, нельзя было представить, чтобы мы на нее взобрались. Но теперь я вырос и, наверное, прошел почти половину жизненного пути. Теперь я могу дотянуться до гор, хотя бы до некоторых. С этими мыслями я проверяю сегодня оборудование. Начинается первый день восхождения.

День 1. Линии жизни

На залитой солнцем поляне во дворике «Альбер Премьер» (это один из старых и наиболее уважаемых отелей в долине Шамони) кучками разложено альпинистское оборудование и одежда для восхождения: рюкзаки, обвязки, шлемы, кошки, горные ботинки, теплые флиски, ветронепроницаемые гортексные ветровки. Вокруг толпится народ. Можно подумать, что это распродажа спортивных товаров, но это не так: мы собрались, чтобы напоследок проверить оборудование. Все участники восхождения — успешные предприниматели и обеспеченные люди (один буквально пару недель назад провел IPO и создал крупнейший в мире резерв урана, другой — закрыл третий раунд инвестиций в собственную компанию с капитализацией в 120 млн долларов), это видно по брендам снаряжения и самодовольным выражениям лиц. Но гидам, деловито расхаживающим среди нас, заметно еще кое-что: снаряжение новехонькое, никто им раньше не пользовался. То есть в гору пойдут неофиты. Впрочем, это не должно стать проблемой. Я приглашал в экспедицию только тех друзей, кто активно и регулярно тренируется, к тому же тут группа альфа-самцов — никто ныть не будет.

Андрей Р. — бородатый крепкий мужчина средних лет с хитрым прищуром. Он долгое время возглавлял крупное горнодобывающее предприятие, но отошел от управления и… стал блогером. И он термоядерный блогер-реактор. Он говорит как будто щелкает затвором
Калашникова: «Парни, смотрите сюда, мы тут решили залезть на одну гору. Дима, что за гора будет? Так, парни, это будет Монблан! Мы залетим на эту гору как птицы. Дима, правда, как птицы?» — Андрей разворачивает на меня 70-мм пушку гигантского фотоаппарата. Это прямой эфир, и на меня смотрят тысячи подписчиков Андрея. Я смущенно поддакиваю: «Да-да, как птицы… орлы». Чувствую, что меня кто-то хлопает по плечу справа. Это Матис Дюма — наш гид. Собственно, от него зависит, как мы залетим на эту гору. Мы познакомились на хелиски-туре в Гренландии. Тогда я узнал, что он не только профессиональный гид, но еще и фотограф. Его фотографии печатают в National Geographic. Получается два в одном: он не только доставит нас в крайне удаленное место, но и запечатлеет это в фантастически стильных снимках. «Матис, привет, у нас все готово?» — «Да, можем отправляться».

Мы выходим на маршрут к приюту Альбера в полдень. От парковки в деревне Ле Тур туда ведет живописная дорога. Она займет часа четыре, не больше. Вся группа марширует бойко, ритмично. Так мы можем добраться до места даже раньше. Трекинг летом в горах — это вообще одно из моих любимых занятий. Если вы не были летом в горах, вы просто не знаете, что теряете. В это время склоны покрываются плотным ковром зелени и цветов. Мне нравится, как сочетаются эти крохотные хрупкие растения с величественными белоснежными вершинами и вечными льдами. Особенно запоминающийся вид у ледника Ле Тур. Наша тропа к приюту лежит по его левому краю.

Ледник в ширину достигает трех километров и спускается с гор почти до самой долины. Но снизу на него вид совсем другой. Снизу он выглядит как пена для бритья, залитая между двумя остроконечными бурыми вершинами. А с нашей тропы можно разглядеть его в деталях. Вовсе он не такой белый. Многовековой лед испещрен глубокими трещинами с голубым и даже зеленовато-серым отливом. По краям возвышаются многоэтажные ледяные сераки. Мы проходим эти памятники ледяной неолитической готики по узкой тропе, изредка обмениваясь восторженными репликами. Гиды периодически одергивают тех, кто сходит с маршрута, чтобы сделать селфи. «Осторожно, это не компьютерная графика. Здесь действительно обрыв. Не хотелось бы потерять кого-то сразу в первый день». Но сдерживать нас, правда, не всегда получается.

Часа три по каменистой крутой тропинке — и мы выходим в зону, где лежит снег. Он мокрый, грязный и скользкий. Гиды настаивают, чтобы мы надели кошки. Но сейчас это больше дань французской щепетильности, а не реальная необходимость. Мы обмениваемся шутками и месим грязь острыми железными когтями. Впереди, метрах в пятистах над нами, уже виднеется приют Альбера: трехэтажное здание в форме призмы. Оно недавно было отремонтировано и теперь, как заявляют в проспектах, обеспечивает комфортное пребывание до 150 альпинистов и горных туристов. Это не отель пять звезд, но здесь, в комнатах человек на десять с двухъярусными деревянными кроватями, можно неплохо отдохнуть. Добро пожаловать в Альбер! Мы здесь отужинаем и останемся на ночь. Завтра подъем в четыре утра — на пути к Монблану мы штурмуем Эгюй де Тур.

День 2. Чужой завтрак

Повсюду запиликали будильники, я продираю глаза. Сумерки. На соседних кроватях начинается движение. Кто-то со сна наступает на валяющуюся на полу пустую пластиковую бутылку, она неприятно хрустит. Сидя на верхнем ярусе двухъярусной койки, натягиваю на себя термобелье, высокие альпинистские носки, флиску, а поверх всего — легкий гортексный комбинезон. Середина лета, но здесь, высоко в Альпах, всегда лежит снег и прохладно. У входной двери образуется толкучка, мы светим фонариками от смартфона друг другу в заспанные и недовольные лица. Четыре утра. Спускаемся в столовую. Гидов нет. Вообще никого нет. У пустых столов стоит корзинка с какими-то пакетами. Разбираем пакеты и рассаживаемся. Пакеты пахнут французским багетом, плавленым сыром, колбасой и какими-то галетами. Это, конечно, не три звезды Мишлена, но для приюта на высоте 2900 метров вполне сносный завтрак.

«Простите, это ваша еда?» — долговязый тип обращается к нам по-французски. «А что, здесь не все общее?» Он уходит, но потом возвращается с подмогой. «Простите, вы едите наш завтрак. Остановитесь, пожалуйста». Видимо, во Франции еще не наступил коммунизм, хотя, как мне кажется, дело шло к этому. Я торопливо запихиваю в рот остатки багета, колбасу и плавленый сырок. «Наша группа приготовила этот завтрак для себя. Почему вы ее едите?» — обиженно вторят занудливые французы. Мне в голову приходит инструкция в самолете: если в случае падения давления в салоне выпадут маски, сначала наденьте маску на себя... И потом, мы не едим — мы уже все съели. И что теперь делать? Где наши гиды? Спят еще, небось. Они говорили, что для нашей группы тоже приготовлен какой-то завтрак, и пусть теперь его едят французы. Но разбираться во всем этом уже нет возможности. Поджав хвост, я спускаюсь в комнату с оборудованием. А, вот где наши гиды!

Навесив на себя гирлянды полиамидной цветной веревки и стальные погремушки-карабины, они, как гусары в праздничной форме, стоят и невинно болтают. Матис протягивает мне кошки и ледоруб. Он понадобится, только если кто-то сорвется. «Как настроение, ты готов?» Я готов, к чему-то точно готов. Только не очень понимаю, к чему? У нас вроде должна быть тренировка перед восхождением на Монблан: знакомство с оборудованием и все такое. Непонятно только, зачем для тренировки вставать в такую рань и лезть на Эгюй де Тур. «Готов, конечно, готов. Хоть к полету в стратосферу». Матис улыбается. Выходим наружу, еще темно, нас обдает промозглый холодный ветер с ледника. Чувствую, как Матис продевает веревку в мою страховочную систему. Пойдем в связке, точнее, полезем — тропы впереди больше нет.

Вы видели когда-нибудь, как серны перемещаются в горах? Любому альпинисту дадут фору. Однажды я издалека наблюдал, как серна переходит траверз совершенно вертикальной горы. Она удерживала равновесие на мельчайших выступах, буквально прилипая к поверхности, и скакала с валуна на валун. Вот так, сразу после выхода из убежища Альбера, нам приходится прыгать, как сернам, только с рюкзаком и в четыре утра, и почти в полной темноте. Налобные фонарики выхватывают крохотное пятнышко из этой темноты, подошвы ботинок периодически соскальзывают, и мы с трудом ловим равновесие, чтобы не сделать кульбит. А Матис, будто темнота и валуны ему не помеха и у него с собой запасные шейные позвонки, тянет вперед. Он стремится обогнать несколько вышедших вперед групп, чтобы мы не застряли потом в узких местах. «Матис, можно остановиться? Подышим немножко и полезем дальше». — «Да, да…» — говорит он и сильнее тянет вперед.

Два часа скачек по камням (как мы только не сломали себе ноги и шею) — и наконец привал. Жадно высасываем воду из пластиковых бутылок, достаем спортивные батончики. «Нам еще долго до вершины?» — «Да нет, уже почти пришли. Надевайте кошки. Остаток пути пройдем по леднику». Я еще не знаю, что «мы уже почти пришли» будет длиться пять часов. Пять часов монотонного почти безостановочного марафона в кошках по плотно спрессованному снегу. Думать трудно, мысли вязнут в неокортексе, как в болоте. Просто передвигаю ноги и слежу за тем, чтобы не сбилось дыхание: на раз вдох, на два и три — выдох. В артериях шеи пульсирует кровь. Квадрицепсы на ногах распухли и готовы лопнуть. Да еще ботинки стали сильно натирать. Когда уже следующий привал?

Мы наконец останавливаемся у подножия горы, почти обессиленные. Впереди вертикальный подъем по камням, но вершина теперь действительно видна. Рядом на камень садится Андрей. Она развязывает шнурки и стягивает ботинки. На пятках у него кровоточащие мозоли. «Тебе ботинки жмут?» — «Нет, они на два размера больше. Я не думал, что будет такая лажа». Андрей тоже не настроен шутить. Как он дальше-то пойдет? «Бросаем рюкзаки здесь, дальше полезем без них. Осталось совсем чуть-чуть», — начинают торопить нас гиды.

В общем, мы взобрались. Каким-то чудом мы забрались по вертикальной стене на вершину Эгюй де Тур. Потом немного передохнули там и еще шесть-семь часов спускались вниз. В долине нас встретила группа поддержки. Они ждали нас с энтузиазмом, но по угрюмым выражениям лиц они поняли — мы предельно устали. Да, мы устали. Почти четырнадцать часов муторной физической работы, скудное питание и высота. «А что, на Монблан восхождение будет… тяжелее?» — «Эгюй де Тур — это разминка по сравнению с Монбланом. Но, кажется, вы все в хорошей физической форме». Это что, ирония или сарказм? Матис Дюма, ты умеешь вселить оптимизм. «Завтра собираемся в шесть утра у подъемника. И начинаем восхождение…» Понурые, разбредаемся по машинам. Я тихо повторяю слова Андрея: «Взлетим как орлы, взлетим как орлы… как орлы». А про себя думаю: «Сколько человек взойдет на вершину? И смогу ли подняться я?..»

Продолжение читайте здесь.