Найк Борзов: Я планирую умереть на сцене
О том, что посоветовал бы самому себе 20-летнему
На пике славы у меня так и не наступила «звездная болезнь» — просто потому, что я уже пережил ее в период с 13 до 15 лет, когда только начал заниматься музыкой. Моих друзей это сначала шокировало, потом они над этим смеялись. А я все воспринимал всерьез: да, я музыкант и суперзвезда. Конечно, весь этот спектакль мне быстро надоел, хотя выйти потом из созданного образа было тяжело. Но у меня это получилось, потому что никаких предпосылок для мании величия не было.
Службу в армии я поначалу воспринимал как чудовищную ошибку своей жизни. Я думал, что это конец, что мне предстоит что-то совершенно не вписывающееся в рамки моих антимилитаристских ценностей. А уже во время службы я научился менять систему под себя. Это были и всевозможные нарушения формы одежды, и серьга в ухе, которую я заклеивал пластырем и говорил всем, что порвал ухо на «гражданке». И первые наколотые татуировки. И много очень классных песен, которые я там написал, в том числе «Лошадку».
За год до службы в армии у меня появились мысли о смене пола. Я тогда без особых на то причин находился в крайне депрессивном состоянии, и мысли были не только о смене пола, но и об эмиграции и самоубийстве. Я писал по несколько завещаний в месяц на имена разных людей, с указанием, что и кому оставляю и что сделать с моим телом после смерти. Все это я оставлял маме и уезжал из дома на неделю. У мамы до сих пор хранится папка с этими бумагами.
Очень жалею, что долгое время не сохранял записи своих песен. Мы с моей первой группой «Инфекция» все время перезаписывали одни и те же катушки. В результате из десяти альбомов сохранился дай бог час записей. Очень много песен потеряно, и их уже не восстановить. Только в середине 1990-х у меня «включился мозг»: запишу что-нибудь — и сразу отдаю маме в семейный архив.
Если бы я встретил себя 20-летнего, я бы сказал: «Чувак, внимательно читай договоры». Вначале тебе с улыбкой говорят, что вы творите историю и создаете магию, а потом выясняется, что ни твоя музыка, ни твои песни не принадлежат тебе и не будут принадлежать еще много лет после смерти. Благодаря этому я понял, что гениально играющий на гитаре человек может быть полным мудаком в жизни.
О том, из-за чего можно потерять себя
Деньги никогда не меняли меня к худшему. К худшему меня изменяли вещи, которые на них можно купить.
Мой опыт с наркотиками и алкоголем — это не столько про ошибки, сколько про травмы. В таком состоянии просыпается неуязвимость и желание борьбы с несправедливостью на разных уровнях. Но лет пятнадцать назад я понял, что из-за них я теряю детское, чистое восприятие себя. И это стало для меня причиной остановиться.
Я всю жизнь думал, что не доживу до 30. 1990-е годы были не самым веселым временем: по разным причинам у меня умерло очень много друзей и знакомых, многих других жизнь очень жестоко потрепала. В моем новом альбоме есть об этом песня. Она называется «Фрагмент» — о моменте от рождения до смерти.
Потерять себя можно не только из-за денег, но и после яркого взлета. Песня «Три слова» была троллингом определенной категории людей, которая в результате привела их на мои концерты. Но меня стали всерьез воспринимать как персонажа из клипа — и это послужило одной из причин, почему я исчез из публичного поля после внезапно свалившейся популярности.
Самое печальное, что из-за этого произошел надлом и я перестал быть тем, кем являлся. В тот момент все перестало иметь смысл. Да, дикая популярность. Да, на твои концерты собираются стадионы. Но перестать быть собой — все равно что оказаться в тюрьме, из которой невозможно сбежать. Я стал забывать, зачем вообще все это нужно. Вдохновение легко потерять, если все время об этом думать. Конвейер убивает радость, а работа на конвейере была для меня адским аттракционом. Поэтому я исчез из поля зрения на семь лет. Играл в театре, возродил группу «Инфекция», организовал свой рекорд-лейбл, озвучил аудиокнигу «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Словом, отошел в сторону, просто чтобы обновиться.
О том, что мы повторяем вслед за родителями
Мои родители долго не разводились, и я считаю это ошибкой. С моей женой мы разошлись, как только почувствовали, что больше не можем жить друг с другом. И сделали это так, чтобы не травмировать нашу дочку.
Как только я вижу, что повторяю ошибки своих родителей, я останавливаюсь и начинаю анализировать. Самая главная из них — я так же мало времени уделяю своим детям. С другой стороны, эти ошибки тоже часть того, какой я есть. Многие родители врут детям и часто говорят им о том, какие они особенные, — а потом они вырастают, и часто оказывается, что они самые обычные и никому не интересны.
О том, что понимаешь со временем
У меня ушло много лет, чтобы понять: основная причина всех проблем — это ты сам. В моменты, когда тебе плохо, важно прежде всего искать причину в себе, а не начать обвинять других. Теперь, когда у меня наступает депрессия, я просто уезжаю, чтобы никого не напрягать и ни на кого не злиться. Я останавливаюсь один в местах, где нет людей: в горах, полях, на каком-нибудь хуторе. Потом начинаю гулять, писать песни — и как будто исцеляюсь.
Я планирую умереть прямо на сцене, как вокалист группы Morphine Марк Сэндмэн. И не важно, сколько мне будет лет. Когда это произойдет, мне будет все равно. Я просто стану частью чего-то большего. Чего-то более масштабного.
Записал Александр Мурашев