Студенец
— Убили мы свою Буренушку, купить теперь не на что.
Как проживут малые дети без молока?
Миша еще пуще стал плакать и не слезал с печи,
когда ели студень из коровьей головы.
Л. Толстой. «Корова»
А куда поставить студень?
На окно! На окно!
На большом на белом блюде –
И кисель с ним заодно.
О. Мандельштам. «Кухня»
Фундамент угловой башни находится в сухом песчаном грунте на куриных, говяжьих, собачьих и человечьих костях, встречаются фрагменты стекла и керамики, преимущественно осколки горшков и прочей посуды так называемого чернолощеного типа, а также кованые гвозди и мелкие русские серебряные монеты пятнадцатого века. В основании — белокаменные плиты. Кирпич видимой части башни красный, клейменый и неклейменый,неоднородный по причине реставраций. Наверху маленькая комната и в ней окно, из которого виден мост через реку и набережная.
Февраль 1918 г., ночь. Мост завален снегом, который шел сутки не переставая. Убрать не успели, потому что настало время, когда торопиться работать не обязательно, но при въезде на мост со стороны Васильевской площади горят два газовых фонаря, свет которых должен помочь распознать классового врага.
Увязая в снегу, по мосту, в сторону Замоскворечья, идут двое в штатском. Лица безрадостны. Один высокий, с тонкими черными усиками, другой ниже, плотнее и в пенсне.
— Продать вам надо было, Сергей, ваши поместья и севрские сервизы и уехать отсюда куда-нибудь в Баден-Баден, пока была возможность, — говорит тот, что в пенсне. — Вы бы там и дальше спокойно занимались своей религиозной философией.
— Буду бороться до конца, — отвечает его спутник. — Спасение России пока еще в наших руках, не все так однозначно. Тайная военная организация налаживает сообщение с нашими силами на окраинах. Поднимем восстание, когда добровольцы генерала Алексеева подойдут к Москве.
— Что же вы не боролись, Сергей, раньше, а? Когда во Временном правительстве сидели? Всего-то надо было — арестовать Ленина! — Человек в пенсне тяжело дышит, идти трудно, сапоги застревают в снегу. — Я же вам предлагал, умолял обратиться с этой идеей к министру внутренних дел, и он был бы формально ни при чем. Арестовать и сделать так, чтобы Ленина тут же убили при попытке к бегству! Пока вы сидели и выясняли, кто из вас самый умеренный, большевики действовали. Россия на кону стояла! Стрелять его надо было, гниду эту лысую, понимаете? Стрелять!
— Предлагаете действовать их методами, Виктор? — спрашивает Сергей, остановившись и глядя на своего собеседника, который тоже остановился.
— Да! Террор мог стать нашим спасением.
Сергей хочет посмотреть в глаза Виктору, но они скрыты круглыми темными стеклышками пенсне.
— Да-да, будь моя воля, я бы этих комиссаров пострелял всласть, — продолжает Виктор. — Всласть! И с разумом холодным. Рассосется эта красная опухоль, думаете, вскоре? Нет, ваше сиятельство, это надолго. Это же собаки бешеные. Крестника моего, Алешу Ковалева, штабс-капитана, арестовали после перестрелки у телефонной станции. Он сбежал, когда на другой день повели в Бутырку, так они нашли и расстреляли его братьев и жену, сказали, что это были, понимаете ли, заложники. И государя расстреляют в Тобольске, вот увидите. Да что государь, в городе есть нечего, я уже не помню, когда чай с сахаром пил! Так что я бы их тоже с удовольствием расстреливал! Лично! Круглосуточно! За полфунта сахара! Своей рукой! — Виктор ожесточенно трясет кулаком в кожаной перчатке. — А тела сбрасывал бы в студеный колодец, в котором начало и конец всей нашей поганой российской истории!
— Вы бредите, Виктор, — печально отзывается его спутник.
Когда они доходят почти до середины моста, в свете фонарей появляются несколько вооруженных винтовками солдат с красными бантами на груди под предводительством юноши в черном кожаном плаще, который кричит что-то вслед двоим уходящим и стреляет из маузера в воздух.
Сергей вынимает из-за пазухи пистолет Browning FN 1903 и поворачивается к солдатам боком, как будто это дуэль александровской эпохи.
— Что за глупости, Сергей?! Пистолет с такого расстояния! Смешно! Бежим! Бросьте позерство! — кричит полковник Виктор Ендаков, бывший начальник контрразведывательного отделения Генерального штаба.
Они бегут.
Юноша командует: «Огонь!», бородатые солдаты вскидывают винтовки системы Мосина и стреляют, но этих двоих почти не видно в слабом свете новой луны. Князь Сергей Терлецкий и полковник Виктор Ендаков, петляя, как зайцы, приближаются к спасительным темным переулкам Замоскворечья.
***
За час до этого солдаты обыскивали зажиточную квартиру, реквизировали вяленую конину и четыре штофа самогона, все были пьяны, и ни одна из пятнадцати пуль не попала в цель.
Февраль 1999 г., ночь. На мосту спиной к проезжей части и лицом к храму Христа Спасителя стоит Лиза Глинкина, проститутка двадцати шести лет.
Накануне вечером ее, как обычно, привезли на Тверскую в автобусе вместе с другими проститутками, которые рассредоточились по своим местам от Маяковской до Большой Бронной. К полуночи Лиза сделала несколько минетов, попрыгала на старом волосатом кавказце на заднем сиденье его машины с тонированными стеклами, устала, потому что у кавказца почти не стоял и ей пришлось компенсировать ощущение полноценности соития энергичностью своих движений, и зашла передохнуть положенные ей полчаса на квартиру в Дегтярном переулке, куда девочки водили клиентов и где можно было поесть и поспать. На кухне этой квартиры Лиза обнаружила борсетку своего сутенера Артура Студнева по кличке Студень. В борсетке были деньги, собранные со всех его подопечных. Артур в это время уединился в туалете, где делал себе внутривенную инъекцию кокаина, который он предпочитал вульгарному героину, как иные поэты предпочитают шампанское горькой водке.
Лиза заглянула в борсетку. Прижав ее к груди, прокралась по коридору мимо двери туалета, бегом спустилась по лестнице и торопливо зашагала по Тверской в сторону Манежной площади, с трудом соображая, что делать. Возле памятника Юрию Долгорукому ее осенило: надо доехать на метро до «Новокузнецкой» и там укрыться на несколько дней у подруги на квартире, а потом на попутках добираться к маме в Курск. Деньги из борсетки она переложила в свою сумочку и бросила борсетку в ближайшую урну, подошла к метро, но у входа на станцию заметила Тимура — друга своего сутенера. Тимур говорил о чем-то с бригадиром местных таксистов, который собирал для него еженедельную дань. Лиза испугалась, что Тимур ее заметит, и решила не спускаться в метро, а дойти до Пятницкой улицы через Красную площадь. Перебежала на другую сторону, прошла под аркой Воскресенских ворот, вдоль ГУМа, поднялась на мост и остановилась передохнуть. По обледенелому асфальту на высоких каблуках идти было трудно. К тому же несколько дней подряд у нее болело сердце, она то и дело сосала валидол и старалась меньше курить. От слишком быстрой ходьбы и от связанного с кражей волнения сердце заболело опять: сначала появилось ощущение, что из груди кто-то тянул жилку, отпускал, опять неумолимо тянул, как будто пробуя тело на прочность, затем левая рука одеревенела до локтя и навалился страх. Лиза достала из сумочки таблетку валидола и положила под язык, чувствуя сладкий целительный холодок.
Артур выходит из туалета, видит пропажу, устраивает короткий допрос нескольким проституткам и понимает, что виновата Лиза. Он взбешен не столько от потери денег, сколько от того, что его посмела обокрасть шлюха. Он садится в свою спортивную машину Toyota Supra A80 лимонного цвета и едет в Замоскворечье к барыге, чтобы закупить еще кокаина. Себе и на перепродажу своим проституткам. Моховая перекрыта — ремонт дороги, поэтому он делает крюк, выезжает с набережной на мост и видит Лизу, безошибочно узнав ее по рыжим густым волосам и тщедушной фигурке. Она стоит к нему спиной. Артур злорадно торжествует, забыв про то, что надо вернуть деньги, тихо притормаживает рядом, достает из бардачка пистолет ИЖ-76, переделанный под стрельбу боевыми патронами, опускает стекло пассажирской двери и стреляет в Лизу два раза. Услышав хлопки, она оборачивается, от ужаса у нее подгибаются ноги, Артур стреляет еще раз, целясь ей в живот, и, уверенный в том, что справедливость восстановлена, резко трогается с места и уезжает.
***
Пистолет был переделан кустарно, ствол не имел нарезов, и пули летели с большим разбросом. Он годился разве что для убийства в лифте, поэтому ни одна из трех пуль не попала в цель.
Февраль 2015 г., ночь. В комнате наверху башни трое: Хозяин, комендант и бодигард Хозяина. Полумрак — горит только синяя маскировочная лампа в углу, чтобы не привлекать внимания снаружи и не слепить Хозяина, который будет смотреть в окно. Его остальная свита внизу, у входа.
В комнате прохладно, несмотря на включенный тепловентилятор, который установлен всего несколько часов назад и никак не может справиться с вековым холодом, идущим от кирпичных стен. К тому же поддувает из открытого окна. Хозяин в ив теплом спортивном костюме и вязаной шапочке. Бодигард держит его пальто.
Перед окном установлены на штативах бинокль для Хозяина и видеокамера, управляемая оператором дистанционно из другого помещения.
Ждут уже час. Хозяин нервничает. Каждые пять минут спрашивает по защищенному каналу связи:
— Вышел?
— Пока нет, — отвечает ему бодрый молодой голос.
— Все еще жрет? — нервно уточняет Хозяин.
— Так точно.
— Баба с ним?
— Так точно.
Наконец Хозяину сообщают, что объект с компаньонкой покинули ресторан и направляются к мосту.
Мост хорошо освещен. Хозяин смотрит в бинокль, волнуется. Пульс участился. Думает: «Не надо было пить сегодня третью чашку кофе… Иван-чай, что ли, попробовать… Говорят, тоже стимулирует».
На мосту с ближней к наблюдателю стороны появляются мужчина и девушка, идут рядом. За ними медленно едет морковного цвета снегоуборочная машина, убирая невидимый снег.
Хозяин, прильнув к биноклю, старается не мигать, чтобы ничего не пропустить.
В тот момент, когда жертва, снегоуборочная машина и тусклая звезда на котельнической высотке выстраиваются в одну линию, по лестнице из-под моста выбегает исполнитель и шесть раз стреляет в мужчину из пистолета Макарова. Обойма была полной, и у него остаются еще два патрона на случай внепланового развития событий.
Мужчина падает и уже не виден из окна башни — лежащее тело скрывает каменная ограда моста.
***
Исполнитель стрелял с короткой дистанции, но объект двигался, и можно считать неплохим результатом то, что четыре пули из шести попали в цель.
***
Хозяин, возбужденный увиденным, поворачивается к коменданту и в порыве откровения говорит:
— После таких ликвидаций чувствую себя растрепанным воробушком. Понимаешь, о чем я?
— Да, конечно, понимаю, — отвечает комендант, хотя ему непонятен смысл этой фразы.
— Спасибо, что понимаешь, — продолжает Хозяин. — С тобой, Денис Иванович, можно начистоту… Вакуум вокруг, опереться не на что. Крыльями машешь, а воздуха нет! И приходится менять условия игры. Вот некоторые умники думают, что личность — это главное, что никого расстреливать нельзя. Не понимают! Не могут освободить сознание от натуралистической установки. Иными словами, здесь надо преодолеть себя, не дать себе соблазниться своей мнимой святостью. И через это постигнуть реальность…
Комендант боится долго смотреть Хозяину в глаза и сосредоточенно разглядывает его ботинки.
— В этом преодолении себя — истинная сладость, — развивает мысль Хозяин. — Взять вот слово «ликвидация». Как будто леденец во рту перекатываешь и он тихонько стучит по зубам, тает, дает энергию, импульс. Только он очень холодный, язык жжет. Опытные духовидцы говорят, что средоточие этого животворящего холода находится где-то выше по течению Москвы-реки, в колодце-студенце, вырытом еще при Василии Темном...
Хозяин замолкает и вновь смотрит в бинокль, затем отходит от окна, ищет что-то в кармане спортивных штанов, находит и, зажав это в кулаке, продолжает:
— Народ недостаточно вовлечен в реальность, вот в чем проблема, Денис Иванович. Каждый конструирует себе маленький глупый мир, но это уход от реальности. Однако лишь в ней виден феномен нашей силы! Так устроено свыше, что через малую жертву мы спасемся, а не через большую, мне это еще отец Иоанн в Печерах поведал... Светлый был старчик, видел все наперед…
Комендант кивает, вздыхает. Думает, перекреститься или нет, и решает, что креститься неуместно.
— Ну, спасибо тебе сердечное, Денис Иванович, за организацию просмотра, за порядок на территории, за понимание. В конце концов, это ведь самое главное, — говорит наконец Хозяин. — Знаю, ты нумизматикой увлекаешься. Прими вот это от меня, в благодарность...
Хозяин что-то протягивает коменданту — это монета, блеснул желтый металл. Комендант берет ее с поклоном, благодарит, объясняет, что в нумизматике не очень хорошо разбирается, а просто собирает все, что ему несут.
Бодигард помогает Хозяину надеть пальто, и они уходят.
В комнате остается один комендант. Он включает китайский диодный фонарик, висевший у него на поясе вместе со связкой ключей, разглядывает подаренную монету и удовлетворенно улыбается, потому что это золотой червонец — десять рублей с портретом царя Николая Александровича, 1899 года выпуска. Комендант вглядывается в профиль последнего Романова и думает: «Неужели действительно невинно убиенный? Нет, брехня. Какой он невинный, если, говорят, кошек каждый день стрелял и балерин портил? Балерин не жалко, а вот кошек он зря, зря... Расстреляли, и хрен с ним. Вот мой кот Филя… душа. Живее всех живых. Приду домой, подбежит, трется о брюки, аж рожи строит человеческие. Умиление! А птичек как ловит на даче! А мурчит как душевно! Филенька… Ласковый! Если бы его обидел какой-то царек, я бы того царька сам с радостью застрелил из своего служебного пистолета, всю обойму бы выпустил».
Комендант выходит из комнаты, запирает дверь на тяжелый навесной замок. Стены вокруг покрыты инеем. Позвякивая связкой ключей, комендант спускается по узкой винтовой лестнице.
Олег Зоберн — писатель и издатель. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Также имеет богословское образование. Лауреат независимой литературной премии «Дебют» 2004 года. Лауреат премии «НОС» 2016 года (под псевдонимом Борис Лего). Рассказы Зоберна переводились на голландский и английский языки, печатались в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Esquire», «Дружба народов», «Нева», «Сибирские огни», «Север», «Дон», «Passionate» (Нидерланды), «Yang» (Бельгия) и др., в коллективных сборниках. В начале 2018 года вышел первый роман Зоберна «Автобиография Иисуса Христа».