Чем многодетные семьи не угодили эволюции

Одед Галор и Марк Клемп, два почтенных исследователя, работающие в Брауновском университете, что в Род-Айленде, провели несколько лет, роясь в церковно-приходских записях XVIII века канадской провинции Квебек. На самом деле ничего особо примечательного в Квебеке в это время не происходило, да и сама по себе Канада не слишком занимала воображение профессоров американского университета из Лиги Плюща. Они пытались доказать гипотезу, имеющую непосредственное отношение к тому, что происходит с человечеством в наши дни, и не только в Канаде, но повсюду в мире. И, по их мнению, они ее доказали, о чем и повествует статья, опубликованная 1 апреля на уважаемом ресурсе Nature: Ecology&Evolution.

У этой научной проблемы, как и у многих других, есть две предыстории: одну можно проследить по научным статьям, другую — по той дремучей околесице, которая владеет сознанием широкой публики. Мы, как обычно, начнем со второй.

Противостояние цивилизаций и другие глупости

Допустим, живет на земле некий народ или даже надэтническая общность, столь трудолюбивая, воспитанная и цивилизованная, что нам с вами так и хочется себя с ней идентифицировать. Эти люди прилично зарабатывают, сортируют бытовые отходы и учат детей музыке и иностранным языкам. А есть и другой народ (или общность): у этих людей часто нет канализации, и их странная религия, как бы она ни называлась, предписывает им любить друг друга без контрацепции, рожать побольше детей и не поддаваться соблазну прогресса. Более того, они еще и взяли моду массово мигрировать в те области мира, где обитают воспитанные люди. Вместо того чтобы перенять передовую культуру, пришельцы просто делают там все то, к чему привыкли: рожают много детей и молятся непонятно кому в положении «кверху попой».

«Ужас какой-то, — скажет чистосердечный человек. — Этак-то скоро плодовитые задавят числом культурных. Вместо музыки и французского наши дети тоже вынуждены будут изучать, как правильно молиться кверху попой и что при этом надо бормотать. Плакала тогда наша с вами цивилизация».

Вообще, когда при вас начинают рассуждать о «нашей цивилизации» и «не нашей цивилизации» (если речь не идет о кинофильме «Ковбои и пришельцы»), следует знать, что вы присутствуете при пароксизме дремучей и злобной глупости, и вступать в дискуссию по существу вопроса ни в коем случае не следует (о цивилизациях мы как-то здесь уже рассуждали после очередной серии терактов). Отметим про себя, однако, что сама проблема, если ее перевести на язык популяционной генетики, выглядит осмысленно.

Мы все знаем, что чем больше потомства оставляет индивидуум, тем вероятнее, что его гены закрепятся в будущих поколениях. И, однако, по всему выходит так, что та часть человечества, которая летает на Луну и изобретает лекарства от рака, оставляет в среднем куда меньше потомства, чем те, кто со всем этим не заморачивается. Значит, гены, побуждающие летать к Луне, обречены на исчезновение из популяции, а восторжествуют гены, благодаря которым девушка беременеет от сквозняка в школьном классе, а ее приятель вынужден вместо поступления в университет работать на двух работах и стирать ночами пеленки. Это далеко не тот прогресс, которого нам всем хочется.

Тут нам, конечно, возразят, что есть на свете разные стратегии размножения, а именно k-стратегия и r-стратегия, и первая отличается от второй тем, что, хотя потомства получается гораздо меньше, благодаря родительским усилиям большая его часть выживает. В ответ мы заметим, что с детской смертностью человечество вроде как разобралось, и сегодня «плодовитые» народы превосходят «культурные» именно по числу выживших и выросших, а не кое-как «рожденных-и-ладно» детей, что отражается в росте их численности. С этим надо что-то делать. Хотя бы выстроить стену на границе с Мексикой, если ничего умнее как-то в голову не приходит.

Прогресс с точки зрения Дарвина

Чтобы разгрести такую гигантскую кучу глупостей, о какой шла речь выше, требуются объединенные усилия большого числа ученых разных специальностей. Мы сейчас займемся лишь одним крохотным аспектом: а правда ли вообще, что законы дарвиновской эволюции не способствуют индустриальному прогрессу? Другими словами, правда ли, что более плодовитые в процессе отбора должны вытеснять более цивилизованных?

Именно этот вопрос и поставили перед собой два ученых-экономиста израильского происхождения, Одед Галор и Омер Моав. В 2002 году они написали нашумевшую статью под названием «Естественный отбор и природа экономического роста». Статье предпослан эпиграф из Дарвина: «Выживает не сильнейший из видов и не наиболее разумный, а тот, что лучше адаптируется к переменам».

Идеи Галора и Моава в упрощенном виде таковы. Прогресс — далеко не новая забава человечества, благодаря ему мы вообще выжили и стали чем-то большим, чем собиратели плодов и падали в африканской саванне. А значит, естественный отбор должен был благоприятствовать тем генам, которые делают нас к этому прогрессу способными. «Наша теория постулирует, что борьба за существование <...> дала эволюционное преимущество тем человеческим чертам, которые совместимы с процессом роста, запустив переход от эпохи стагнации к поступательному экономическому развитию», — написали авторы статьи.

Как это могло бы происходить? Допустим, одни люди чуть более плодовиты (благодаря некой комбинации своих генов) и рожают детей практически без перерыва, что, конечно, не оставляет им совершенно никакого времени на обучение грамоте, не говоря уже об изобретении паровоза или дирижабля. Других же природа не одарила такой искрометной способностью к размножению. Авторы используют здесь английский термин fecundity, а не fertility — в их понимании, первое означает просто высокую вероятность зачатия, а второе — реальную численность потомства. Так вот, вполне возможно, что отбор вовсе не благоприятствует этой самой высокой плодовитости в первом смысле. Если у вас останется время между пеленками на то, чтобы окончить вечерние курсы биржевой аналитики, вы, во-первых, внесете свой вклад в прогресс, а во-вторых, возможно, лучше воспользуетесь его плодами — биржевые аналитики получают обычно больше, чем мигрант-разнорабочий.

Такова гипотеза, которую в начале 2000-х на разные голоса критиковали ученые коллеги профессоров Галора и Моава. Оставалось ее как-то обосновать.

Как жили в Квебеке в XVIII столетии

По словам Одеда Галора, до промышленной революции продолжалась «мальтузианская эпоха» в развитии человечества, когда плодовитость была безусловным преимуществом, однако по мере прогресса начали действовать другие факторы. Чтобы обнаружить их действие в явном виде, Галор и его соавтор и предприняли анализ квебекских церковных книг с 1608 по 1800 годы.

Почему именно Квебек? Население этой провинции в XVII–XVIII веке было почти поголовно католическим, мигрировало очень ограниченно, и истории семей на протяжении многих поколений можно восстановить по церковным записям. Не менее важно то, что католики известны прямолинейным подходом к планированию семьи. Женился — значит, хочешь детей. Не хочешь детей? Не женись. Таким образом, в отсутствие презервативов и прочих глупостей промежуток времени между вступлением в брак и рождением первого ребенка может быть довольно точным показателем биологической (если угодно, генетической) плодовитости. За этим показателем и следили исследователи.

И обнаружили любопытную вещь. Число детей в семье было больше у тех, кто обладал высокой биологической плодовитостью, то есть беременел тотчас после вступления в брак. Однако когда историю семьи прослеживали на протяжении нескольких поколений, то оказывалось, что суммарное число отдаленных потомков таких браков меньше, чем у тех, кто был плодовит чуть меньше, то есть рожал не спустя девять месяцев после венчания, а хотя бы года через полтора. Представленная статистика — семейные записи полумиллиона канадцев — достаточно надежна: похоже, такого долгосрочного преимущества было бы вполне достаточно, чтобы отбор эффективно отсеивал слишком уж плодовитых канадцев, давая заметный приоритет тем, кто способен между занятиями сексом, беременностями и стиркой пеленок находить время и для других интересных дел.

По утверждениям авторов, аналогичная картина наблюдалась ими и в Британии с 1541 по 1871 годы. Таким образом, по их мнению, гипотезу, лежавшую в основе той давней статьи 2002 года, можно считать доказанной.

Мы тут не собираемся выступать в роли зануд и ворчать, что в логической цепочке не хватает еще одного звена: данных о том, что изменчивость по признаку «скорость залета» определяется генами на столько-то процентов (без этого шага все рассуждения об отборе сразу теряют смысл). Но если признак и правда наследуется, а потом и отбирается, тогда следующий вопрос: как это работает? Почему бескомпромиссная многодетность проигрывает в долгой перспективе?

Авторы считают, что менее плодовитые семьи имеют возможность вкладывать больше сил в каждого ребенка. Дети в среднем получаются более образованные и ухоженные, и потому в условиях начавшегося промышленного роста они достигают более заметных успехов. Кроме того, такие дети вносят собственный вклад в этот самый промышленный рост, который и создает выгодные условия для тех самых «генов пониженной плодовитости», носителями которых они являются. По мнению авторов, эта петля положительной обратной связи и породила (а точнее, продолжает порождать) нынешний облик цивилизованной части человечества: плодимся мы не слишком эффективно, зато неплохо научились делать многое другое.

Вот что следует из этой странной научной работы: возникни сегодня мутация, позволяющая человеку плодиться с удвоенной силой, она вряд ли будет иметь сногсшибательный успех. Лишняя дюжина-две никчемных и неустроенных людей, живущих на социальные пособия, скорее всего, никак не отразится на жизни общества в отдаленной перспективе. Нет, мы ничего не имеем против многодетных (мы и сами многодетные), мы считаем, что их потомкам надо дать равные возможности и бла-бла-бла, но пожалуйста, не надо связывать с ними ваш ужасный апокалиптический прогноз. И уж в особенности не следует гнобить несчастных пришельцев, старающихся нарожать побольше, потому что так велят их священные книги — а скорее потому, что они не очень понимают, чем еще им занять себя в нашем странном и сложном мире. По всему получается, что эволюция как-то не на их стороне. Эволюция вовсе не обещала нам быть доброй и снисходительной к естественным побуждениям человека. Кроме людей, вообще никто в мире не обязан быть добрым и снисходительным, — да и людям для этого иногда приходится сильно напрягаться.

Материал создан при поддержке Zimin Foundation.