Психологи познали добро и зло
Моральный выбор — одна из самых удивительных штук, которые научились проделывать высшие приматы. Настолько странная, что некоторые философы даже решили, будто это и есть та самая непознаваемая сущность человека, несводимый к материи «дух», который ученые не смогут объяснить никогда, сколько бы ни старались. Не зря же, согласно большинству религий, от этого самого выбора, и только от него, зависит наша участь в вечности.
Ну в самом деле: почему нужно поступать с ближним так, как хотел бы, чтобы он поступал с тобой? В прагматичном смысле это так не работает: ближний вполне может в ответ сделать гадость. Преуспеяние общества от этого тоже зависит неочевидным образом, не зря же это самое общество так и норовит посадить в тюрьму тех, кто руководствуется в жизни только этикой, пренебрегая государственными интересами или национальной традицией. В общем, ниоткуда не получается логически вывести это самое «золотое правило этики». Кажется, остается лишь принять его за аксиому, то есть заткнуться и в меру сил выполнять.
Отметим в скобках, что недавно в редакцию пришло письмо, в котором предлагалось сделать правило «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» национальной идеей России.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Мысль неожиданная, но очень понятная и естественная: надо же хоть как-то подчеркнуть особый статус этого постулата. Впрочем, за национальную идею у нас вроде бы уже негласно принят гетеросексуальный православный коллективизм с элементом геополитического доминирования, так что лучше ее без нужды не ворошить. Перейдем теперь к научно-популярной части повествования.
Два вида совести и игра в доверие
Будучи непостижимым, моральный выбор тем не менее не дает покоя ученым (ну бесит их все мистическое и несводимое к материи). Изучению его механизмов и посвящена недавно опубликованная в Nature работа голландских нейропсихологов.
Дело вот в чем: при всей загадочности этой концепции как таковой, о психологии морального выбора кое-что известно. Психологи довольно давно поняли, что разные люди в разных ситуациях понимают под «этикой» не одно и то же. Иногда человек делает моральный выбор, руководствуясь чистой любовью к справедливости. Ну просто нравится ему, когда все по-честному. Вы, возможно, назовете это чувство самой настоящей «совестью», но в психологическом сообществе принят термин «избегание несправедливости» (inequity aversion). А может быть и по-другому: человек выбирает добро потому, что не хочет причинять неприятность ближнему и чувствовать себя перед ним виноватым. Это называется «избегание вины» (guilt aversion). Циник скажет, что на самом деле существует только второй тип — никакой «совести» не бывает, а есть только страх перед осуждением и наказанием, вот мы все и объяснили. В ответ мы заметим глупому цинику, что ничего-то его теория не объясняет: избегание вины так же иррационально и антипрагматично, как и избегание несправедливости, потому что в большинстве случаев то, что о вас думают другие, никак не влияет на вашу жизнь. То есть это тоже совесть, и она тоже иррациональна — просто другой ее вид. При этом, как мы все знаем, есть и просто бессовестные люди, которым наплевать и на абстрактный принцип, и на то, что чувствуют другие.
Что касается самого «золотого правила» — делай другим то, чего желаешь себе, — здесь психологи нашли способы подойти к проблеме экспериментально. Один из вариантов — «Игра в доверие». Правила ее таковы: одному из участников дается некая сумма денег, к примеру, сто рублей. Он может поделиться частью денег с другим играющим. Оба знают, что сумма, которую он передает партнеру, умножается на 4 (экспериментатор добавляет из своих). После этого партнер отдает часть денег обратно первому игроку.
Самый справедливый и самый выгодный вариант очевиден: первый игрок отдает все 100 рублей, сумма умножается на 4 (у нас уже 400 рублей), а второй игрок отдает половину (200 рублей) обратно. Первый игрок получает удвоенную сумму, второй получает столько же. Однако второй игрок вправе решить и по-другому, поэтому, если полного доверия нет, первый игрок может придержать часть денег. Пятьдесят сохранил, пятьдесят отдал, второй получил двести, разделил по-честному — теперь у первого 150, у второго 100. А могло бы быть по 200, если бы доверяли друг другу больше. А потому что «поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» — и будешь в максимальном барыше.
Из этой исходной точки и стартовали голландские психологи.
Манипуляция доверием и третий вид совести
Исследователи слегка изменили «игру в доверие», чтобы увидеть на практике разницу между психологическими мотивами выбора, то есть «видами совести». У них получилась «Игра в доверие со скрытым множителем». В начале обоим игрокам объявляют правила игры, которые изложены выше. Но потом второму игроку по секрету от первого рассказывают, что на самом деле сумму не всегда будут умножать на 4: иногда ее увеличат в шесть раз, а иногда всего в два. Удивительно, что этого усложнения достаточно, чтобы увидеть разницу между носителями совести разных типов.
Выборка испытуемых состояла из 57 человек, и все они выступили в роли «второго игрока» — того, кому были открыты секретные правила игры. Абсолютно бессовестным оказался всего один (он всегда забирал себе все деньги). Он был в числе семи участников, которых исследователи классифицировали как «жадных», потому что они хоть иногда и делились деньгами с партнером, но всегда отдавали меньше половины.
24 участника оказались принципиально-совестливыми («избегание несправедливости»). Они отдавали партнеру ровно половину, независимо от того, на сколько умножились деньги в каждом конкретном туре игры. Когда деньги умножались на два, партнер (воображаемый) мог подумать, что игрок просто пожадничал и придержал часть суммы, но нашим принципиальным героям на это было наплевать: они-то знали, что делили справедливо, и пусть другие думают, что хотят.
Пять игроков были сентиментально-совестливыми («избегание вины»). В каждом туре они отдавали партнеру столько денег, сколько он от них ожидал. То есть, если применялся множитель 2, им приходилось отдать все, а зато когда множитель был 6, можно было слегка подправить свои финансовые дела. Главное, чтобы партнер не был в обиде и думал о них хорошо.
Большим сюрпризом для исследователей стало явление четвертого типа, назовем его неопределенно-совестливым, или оппортунистическим. Таких игроков было 21. Получив больше денег (множитель 6), они отдавали партнеру столько, сколько тот от них ожидал, то есть треть реальной суммы, чтобы никаких обид. А когда денег было меньше (множитель 2), игрок вспоминал о справедливости и делил скудную пайку ровно пополам. Таким образом, игрок произвольно переключался между стратегиями «избегания вины» и «избегания несправедливости», каждый раз выбирая более выгодную для себя. И, видимо, оставаясь в своем понимании хорошим, честным парнем.
Те, кому это кажется странным, могут вспомнить, что именно так нередко функционируют честные люди в нашем обществе: пока у тебя все хорошо, процент на благотворительность фиксирован, а когда уже посадили по ст. 159 ч. 7, то передачу с печеньем и пряниками можно по-честному разделить между сокамерниками.
Здесь необходимо отметить, что речь вовсе не идет о четырех типах личности или о чем-то подобном. Авторы статьи подчеркивают, что выбор стратегии каждым участником зависит от обстоятельств: вы можете быть принципиальным в одной психологической игре, сентиментальным в другой и полным подонком в реальной жизни. Исследователи изучали не типы личности, а типы поведения, которым следуют в данных обстоятельствах испытуемые.
Что-то там в мозгу
Открыть экспериментально новый неизвестный вид совести — само по себе достижение, но у наших исследователей была в запасе еще одна хитрость. Видите ли, игроки делали свой выбор, находясь в аппарате МРТ, так что ученые могли наблюдать, какие области мозга активировались в момент выбора — в зависимости от применяемой стратегии.
Мы не будем тут перечислять все эти билатаральные передние островки и дорзолатеральную префронтальную кору. Во-первых, их трудно, да и бессмысленно, переводить на русский; во-вторых, они рождают у широкой публики иллюзию, будто в картах мозга содержится некая глубокая истина, а ее там нет. Некоторые ученые, между прочим, тоже питают подобные иллюзии. Автор этих строк когда-то составлял генетические карты всякой плесени, и ему казалось, что картировать ген — значит понять, как там все устроено. Даже удивительно, насколько ненужными и бессодержательными оказались все эти карты спустя всего два-три десятилетия. Возможно, это разочарование, постигшее генетиков, когда-нибудь ожидает и нейрофизиологов, однако на данном этапе указать часть мозга, где все происходит, — непременный элемент и украшение любой статьи.
Однако один момент мы тут все-таки обсудим. Каждая из моральных стратегий — избегание вины и избегание несправедливости — сопровождалась возбуждением определенных областей мозга, так что перепутать их было невозможно. У жадных и бессовестных эти области вообще не светились. У оппортунистов они вспыхивали при соответствующих обстоятельствах, однако была у них и своя собственная «фишечка», отличавшая их от более прямолинейных коллег. У оппортунистов отмечена активация дорзальной передней части поясной извилины и теменной верхней дольки, а про эти части мозга известно, что они участвуют в когнитивном контроле (это когда вы спрашиваете себя: «Это я сейчас что делаю? Это вообще нормально или меня занесло?»).
Это значит, во-первых, что моральный выбор требует вполне рационального мышления, а возможно, и вычислений, что мы там приобретаем и что теряем в каждом конкретном случае, в рублях или годах лишения свободы. А во-вторых, выбор между моральными стратегиями случается не сам собой: мы с вами его осознаем, и следовательно, за него отвечаем.
Мораль басни
Какие выводы может сделать из этой научной работы наш просвещенный читатель? Если честно, черт его знает. Ну, допустим, категории «избегания вины» и «избегания несправедливости» помогут ему размышлять о добре и зле и даже делать информированный выбор между ними. Знание о том, что бывает еще и такая стратегия морального оппортунизма, тоже способствует познанию себя и ближнего.
Но более важно, наверное, вот что: кто-то, кажется, боялся, что, когда ученые холодным разумом возьмутся за мораль, от нее ничего не останется, тайна развеется, и все мы станем аморальными. Может, когда-то так и будет. Но пока, вот как в этой научной работе, все выглядит по-другому: загадок, может, и стало чуть меньше, а чудо никуда не делось. Только представьте: что-то там перещелкнуло в теменной верхней дольке, и клиент отвратился от зла, прилепился к добру (Рим. 12:9). Возможно, в результате обрел жизнь вечную. Или хотя бы не остался в памяти человечества как редкостный сукин сын. Если это не чудо, тогда я уж и не знаю, чем еще всех удивить.