Естественные предпосылки неравенства полов

Мы тут все люди прогрессивные и хотим, чтобы между мужским и женским полом все происходило по-честному, а не так, как иногда еще у нас бывает. Даже само существование двух полов иногда ставит перед нами, либералами, гуманитарный вопрос. Например, любящая однополая пара хочет завести себе младенчика — и вот суетится, тычется, но не понимает как. Ученые наверняка скоро решат их проблему, но почему природа-то так к ним жестока?!

Кто-то умный наверняка скажет, что половое размножение необходимо для того, чтобы противостоять грузу мутаций, мы и сами про это рассуждали. Однако это не ответ на наш вопрос. Можно ведь гораздо эффективнее перемешивать гены, если это будут делать каждый с каждым, без разделения на две группы под литерами М и Ж. И, кстати, некоторые именно так и живут. Среди растений, например, 85 процентов видов производят цветки одного типа, не различающиеся по признаку пола. Среди оставшихся 15 процентов многие производят мужские и женские цветки, но и те и другие присутствуют на одном растении. Лишь ничтожное меньшинство растений (около 5 процентов, их еще называют «двудомными») по-настоящему разделяются на мальчиков и девочек. А недавно в Австралии открыли вид паслена, который может быть мальчиком, девочкой, образовывать цветки мужского и женского типов на одном растении или производить двуполые цветки — по собственному выбору. Так что досадное разделение живых тварей на М и Ж — вовсе не неизбежность, многие его успешно преодолели.

А многие — нет.

Откуда вообще они берутся, эти два пола? К несчастью, из самых общих теоретических предпосылок. Возьмем для примера примитивных одноклеточных тварей, которые размножаются так: две клетки сливаются, перемешивают свои гены, а потом делятся на много детишек.

Чтобы потомство выжило, папе и маме надо объединить свои запасы питательных веществ, и поскольку природа любит все оптимизировать, каждый из них должен нести половину необходимого запаса. Но допустим, что одна клетка случайно запасет чуть больше приданого, чем нужно. Да, она станет чуть менее подвижной и не сможет эффективно искать партнера, но ей это и не потребуется: она сама — желанный партнер для многих. В том числе и для тех, кто сам накопил недостаточно добра.

Именно эти голодранцы, скорее всего, и добьются матримониального успеха, потому что они меньше и подвижнее. Таким образом, мы видим, что в такой ситуации успеха в размножении добиваются два разных типа клеток: крупные, запасливые и малоподвижные с одной стороны и юркие, но бедные — с другой.

Наведем на это чуть-чуть школьной математики. Пусть размеры двух клеток А и В, причем в сумме они дают ровно столько, сколько питания нужно потомству (А + В = 1). Логично предположить, что подвижность клеток обратно пропорциональна размеру, а вероятность встречи обратно пропорциональна произведению подвижностей. Дальше задачка для девятиклассников: при каких соотношениях А и В вероятность встречи максимальна? Ответ: когда одна из клеток как можно меньше, а вторая как можно ближе к максимуму. Вот вам и два пола со всем их неравноправием.

Вернее, пока еще мы доказали только неизбежность двух типов гамет — яйцеклеток и спермиев. Но, если речь идет о многоклеточных зверюшках, эти рассуждения можно просто повторить еще раз. При этом, конечно, не факт, что многоклеточная мама, дающая крупные и малоподвижные яйцеклетки, на новом уровне и сама будет крупной, малоподвижной и с хорошим приданым. Ясно лишь то, что разделение на две ролевые модели — настолько естественная вещь, что происходит буквально само собой, стоит только чуть ослабить контроль.

Это кто тут еще ***мразь?!

Нижеследующий раздел будет непросто изложить, не сорвавшись в отвратительную пошлость, но мы попробуем. У двух полов есть еще одно важное различие, кроме того, что один юркий и оппортунистичный, а второй склонен думать о будущем и о том, куда движутся отношения. Это различие нашло отражение в жаргоне электриков, называющих две части электрического разъема «мамой» и «папой» — в зависимости от того, что куда вставляют.

Итак, речь пойдет о пенисе. Надо признать, что это инженерное решение — тоже принципиально асимметричное — напрашивается само собой: когда мелкий, юркий и/или оппортунистичный гонится за крупным, инертным и/или разборчивым, гораздо удобнее тыкаться в него чем-то, нежели, напротив, попытаться его чем-то накрыть. При этом в природе полно исключений: у огромного большинства птиц, к примеру, такого приспособления нет. По странному совпадению, именно у птиц распространена моногамия и совместное выкармливание потомства.

И вот тут-то самое время обратить внимание на любопытную научную работу, опубликованную недавно в Biology Letters (ей посвящена также популярная статья в Quanta). Речь идет о странной маленькой вошке, которая называется «пещерный сеноед». Пару лет назад один из видов этого насекомого угодил в лучи софитов, когда ученым, изучавшим его, присудили «Шнобелевскую премию». Эти достойные исследователи обнаружили, что у сеноеда все не как у нас: пенис бывает не у самцов, а у самок.

Ну, мало ли в природе разных курьезов. Однако в этом году дело зашло дальше: найден еще один род сеноедов, обладающих таким же загадочным свойством. В этот раз биологи присмотрелись к сеноедам внимательно и поняли, что «девичий пенис» возник у них независимо как минимум два раза. А значит, это не шнобелевский курьез, а биологическая адаптация.

О’кей, но адаптация к чему именно? Вот что думают биологи: бедные сеноеды живут в среде, где очень мало еды. Поэтому еда занимает в их жизни непропорционально много места: в частности, во время полового акта самка получает от самца не только сперму, но и «брачный подарок» в виде комочка питательных веществ. От этих подарков зависит выживание самки и потомства, а принять она может максимум два. И значит, привычное нам гендерное неравенство выворачивается наизнанку: уже не эгоистичный и легкомысленный самец гоняется за самками, а самки пытаются заарканить хотя бы парочку запасливых и серьезных самцов.

А заарканив, запускают в них это самое. Через него они берут у самца брачный подарок и вместе с ним высасывают сперму.

На самом деле «псевдопенисы» известны у самых разных животных — например, увеличенный клитор у доминантной гиены. Однако у самки сеноеда пенис нисколечко не «псевдо», а самый реальный, потому что через него в самку поступает сперма для оплодотворения. Только управляет этим прибором не мальчик, а девочка. И связано это именно с распределением гендерных ролей, то есть с тем, кто у нас тут биологически избыточная, тупая, грубая и эгоистичная скотина, а кто, наоборот, весь в белом.

Наверное, рано или поздно справедливость восторжествует, и сеноеды вовсе избавятся от такого досадного атавизма, как «самки», а мальчики-сеноеды будут образовывать пары и заводить себе маленьких сеноедиков в клиниках ЭКО. Или нет.

Сексуальная объективация может скрываться в эгоистичных хромосомах

Речь вот о чем: отвратительно, когда в женщине ценят не цельную личность (острый ум, золотое сердце и другие практически важные достоинства), а воспринимают ее как товар, с определенным набором товарных свойств — ягодиц, молочных желез и других черт, от которых нету большого прока кроме уродливо преломляемой в мужских мозгах «красоты». Надо отметить, что аналогичные ситуации наблюдаются у разных видов животных: самки павлина тоже ценят в самцах не неповторимую личность, а главным образом хвост. Этот хвост не только никому не нужен, а просто вреден: павлин из-за него становится неуклюжим и беспомощным перед хищниками. И все же павлинихи упорно объективируют своих самцов и желают спариваться с самыми хвостатыми.

Как такая нелепость возникла в природе? Это же глупо: потомство самки унаследует хвост отца, и в результате все сыновья тоже окажутся неуклюжими и уязвимыми для хищников. Попытка решить проблему сделана в интересной научной работе Павитры Муралидхар из Гарварда. Кстати, если вы читали об этой работе в Nature в пересказе Марка Киркпатрика, имейте в виду, что этот почтенный профессор в своей якобы популярной заметке кое-что высокомерно опустил, чтобы не сказать «перепутал»: в общем, лучше читать в оригинале. В крайнем случае у нас.

Генетики давно уже строят гипотезы о причудах полового отбора, когда отбирается вовсе не самый полезный признак, а самый милый противоположному полу, при этом нередко весьма нелепый. Две самые популярные теории (мы, кстати, тут о них уже рассказывали) объясняют это так.

Во-первых, «фишеровское убегание». Это вот что: самка выбирает привлекательного самца, чтобы ее дети-самцы тоже были привлекательными. При этом признак «любви к привлекательным самцам» у самки оказывается полезным — ее дочки-самки тоже унаследуют страсть к бесполезным, но прекрасным мужским чертам, в результате чего обеспечат своим сыновьям репродуктивный успех. Со временем эта система идет вразнос (почему и называется «убеганием»), то есть два признака — павлиний хвост самца и любовь к павлиньему хвосту у самки — развиваются до тех пор, пока признак мужской красоты не станет почти летальным. При этом процесс может начаться с небольшого случайного отклонения женских предпочтений, а потом наступает цепная реакция.

Вторая теория — «гандикапы» Амоца Захави. Она вот о чем: самки выбирают самцов с вредным признаком, потому что выживание таких самцов свидетельствует об их высокой приспособленности. Гены этой приспособленности унаследуют не только сыновья, но и дочери, то есть в совокупности такой выбор окажется полезен.

Считается, что теория гандикапа и теория фишеровского убегания вполне могут работать вместе, дополняя друг друга. Однако ни одна из них не отвечает на вопрос, с чего могло бы начаться в популяции такое иррациональное поведение самок. На самом низовом уровне, пока механизм еще не заработал, отдельной самке нет никакого смысла выбирать отягощенного бесполезной красотой самца: это снизит приспособленность сыновей и никак не поможет дочерям. Таким образом, у самки признак «склонности к красивым на грани уродства самцам» должен вроде бы быть вреден, и потому его ген не может распространиться в популяции. Именно этот парадокс и попытался разрешить автор цитированной работы.

Вот в чем суть: у большинства животных пол определяется половыми хромосомами. У нас, большинства млекопитающих, многих рептилий и насекомых, включая муху дрозофилу, работает система XY: у самца есть хромосомы X и Y,  у самки XX. Альтернативный вариант ZW работает у птиц и других насекомых (к примеру, бабочек): там у самки хромосомы разные, Z и W, а у самцов одинаковые — ZZ. Таким образом, половые хромосомы представлены у одного пола лучше, чем у другого, а Y и W вообще есть лишь у одного из полов.

А что, если ген, определяющий склонность к сексуальной объективации, — то есть предпочтение таких черт партнера, которые самому партнеру ни к чему, — окажется на одной из таких хромосом? Тогда ему, этому эгоистичному гену,  должно быть вообще наплевать, что у противоположного пола трудности с выживанием — он у этого пола не присутствует. Ген будет размножаться в популяции, несмотря на то что объективно он вреден для вида в целом. А там уже и фишеровский отбор подхватит тренд, и понеслась.

Это рассуждение на пальцах, но будет ли это работать? Автор прогнал на компьютере разные модели и убедился, что это работает. Лучше всего оно работало в варианте ZW: ген выбора партнера, локализованный у самки на W-хромосоме, способен распространиться в популяции, даже если для противоположного пола предпочитаемый признак почти летален.

Заметим тут между делом, что многие анекдотичные примеры полового отбора заведомо вредных признаков — ярких больших хвостов или глазастых узорчатых крыльев — описаны у птиц и бабочек, то есть как раз у животных с системой определения пола ZW.

Это прекрасно, но подтверждается ли модель хоть какими-то реальными фактами? Автор изучил данные о генетике половых предпочтений 36 разных видов животных. Более чем для половины обнаружились некие данные о том, что гены брачных предпочтений действительно локализуются на половых хромосомах. Правда, ни одного примера такого гена на хромосоме W не нашлось — возможно, просто в силу скудости данных.

Вот как глубоко укоренено в природе то, что так ненавистно каждому прогрессивному человеку, если он не сексист и не ***мразь. Нам, похоже, остается лишь опустить руки перед неумолимыми законами генетики, согласно которым один гендер должен эксплуатировать, насиловать, унижать и объективировать другой.

Впрочем, вот что внушает надежду: автор цитированной работы об эгоистичных половых хромосомах — Павитра Муралидхар — девушка, да еще и индийского происхождения. Это не помешало ей поступить в аспирантуру Гарварда и стать соавтором полудюжины статей по теоретической генетике. А эта статья — ее первое сольное выступление, там она единственный автор. Статья, кстати, вышла в Nature, то есть круче в науке ничего вообще не бывает.

Выглядит она так. Кто хочет, может объективировать, Павитре это будет даже забавно — это ж ее научная область.

В свете темы гендерного равноправия это, пожалуй, единственно важный момент, а все, что мы написали выше, — просто пустословие. Хотя, возможно, кому-то оно и покажется поучительным.