«Очередной лагерь несчастья». Нужен ли женский психоневрологический интернат под Хабаровском
В России работают более 500 психоневрологических интернатов (ПНИ). В них живут люди с психическими расстройствами. В июне этого года глава московского Центра паллиативной помощи Нюта Федермессер рассказала о своей поездке по таким интернатам на заседании Совета по правам человека. По ее словам, жизнь людей в ПНИ закрытого типа напоминает существование заключенных ГУЛАГа: пациентов привязывают к кроватям, лишают прогулок и медицинской помощи. Доклад вызвал резонанс, а в совете его назвали «одним из самых впечатляющих».
В июне Минтруд пообещал «постараться» не строить интернаты больше чем на 150 человек. Правительство Хабаровского края объявило тендер на строительство женского психоневрологического интерната 23 августа. В семи километрах от поселка Некрасовка появятся два корпуса — по 200 пациентов в каждом. Стоимость проекта — 1,2 миллиарда рублей.
Светлана Мамонова, директор по внешним связям и взаимодействию с государством благотворительной организации «Перспективы»
В фокусе внимания не только интернат, который хотят построить под Хабаровском — это всего один из целой серии возмутительных фактов. Тендер на ПНИ для 700 человек разыграли в Нижегородской области, подобные планы были у властей Санкт-Петербурга и Москвы.
В ситуации с Хабаровском поражает цинизм чиновников. На протяжении нескольких лет общественники сидят за столами переговоров с представителями власти, предлагают реформировать интернаты и всю социальную систему, разрабатывают концепции. Президент Владимир Путин в 2017 году распорядился законодательно закрепить возможность сопровождаемого проживания (главную альтернативу закрытым учреждениям, где люди с инвалидностью могут жить в условиях, близких к домашним, и выполнять часть бытовых дел. — Прим. ред.). Тем не менее собака лает, а караван идет. Мы получаем обещания о реформе, но узнаем о намерении построить интернат: на 400 человек, только для женщин, в 26 километрах от Хабаровска и в семи — от ближайшего поселка.
Как показывает практика, такие интернаты становятся «лагерями несчастья». Это самые настоящие концентрационные лагеря, где собирают людей по определенному признаку. Только это не преступники, которые отбывают наказание, а люди, родившиеся с теми или иными проблемами.
Мы проводили правовой семинар в подобном женском интернате, недалеко от резиденции Путина в Стрельне. Актовый зал заполнили бабушки и молодые женщины в белых платочках, они по команде хлопали и кто-то иногда говорил: «Слава нашему интернату. Тута настоящий рай». Там была тяжелая атмосфера, у меня было ощущение нереальности происходящего: город женщин, стерильный изолированный мир с прозрачными дверями, где ни у кого нет личного пространства.
Мне кажется, пришло время, когда важно сказать себе: да, очередь в стационары есть. Но это не значит, что следует строить очередное гетто. Вполне можно за те же 1,2 миллиарда купить для этих же 400 человек небольшие дома в регионе и заселить туда по 7–10 человек со специалистами, организовать сопровождаемое проживание. По нашим подсчетам, место в таком доме будет стоить дешевле в 2–2,5 раза, чем место в интернате под Хабаровском.
У каждого человека должен быть выбор. Не исключено, что кому-то нужен стационар. Хорошо, давайте создадим разные варианты. Пусть и стационары будут, но малокомплектные — до 30 человек, чтобы люди чувствовали себя людьми, а не пациентами.
Дмитрий Коломийцев, зампредседателя Всероссийской организации родителей детей-инвалидов Хабаровского края
Никто не спорит с тем, что интернаты нужны. Мы не против строительства ПНИ в Некрасовке, но требуем изменить формат и перераспределить деньги так, чтобы осталось на альтернативу — организацию сопровождаемого проживания.
Не думаю, что людей можно сделать счастливыми в такой громадине, которую хотят там построить. Мой старший сын — особенный ребенок. И конечно, я не хотел бы, чтобы он попал в подобное место, когда не станет нас, родителей. Почему он должен жить за городом, в изоляции? Надо понимать, что психоневрологический интернат — это не больница, где человек провел несколько месяцев и вернулся домой. Это постоянное место жительства.
Наши дети — новое поколение людей с инвалидностью. Они ходят в школу, занимаются спортом и дружат. Им нужны не интернаты коридорного типа, а малокомплектные учреждения с домашней атмосферой на 20–30 человек, где есть возможность самостоятельно себя обслуживать и жить полноценной жизнью. Такой же, какой они живут сейчас.
Сначала нам обещали, что в Некрасовке построят малоэтажные дома в стиле шале. Как эта идея трансформировалась в интернат коридорного типа, где в двух корпусах по 200 человек? Почему нельзя потратить те же деньги на учреждение, которое станет домом, а не тюрьмой? Зачем строить новые интернаты советского типа, когда во всем мире от этого отказываются? Эти вопросы пока остаются без ответа, но я надеюсь, что чиновники обратят на них внимание.
Владимир Саржевский, председатель краевого отделения Всероссийского общества инвалидов
Идею строительства ПНИ в Некрасовке критикуют люди, далекие от проблемы, которые занимаются базарно-митинговой демократией. Я сам передвигаюсь на коляске и знаю потребности людей с инвалидностью. Могу точно сказать, что там человек может прожить полную и достойную жизнь.
Интернатом в Некрасовке хотят заменить подобное учреждение в поселке Горин. Там люди живут в аварийных зданиях из досок, на это просто невозможно смотреть. Здесь же будет современное здание, отвечающее всем требованиям.
1,2 миллиарда рублей на строительство выделили из федерального бюджета. Их получили огромными усилиями, преодолевая множество препятствий. Федеральных денег добиться сложно, особенно в нашем далеком и забытом Хабаровском крае, где не хватает ни на что, и уж тем более на инвалидов. А люди еще пытаются что-то возражать. В конечном счете их разговоры приведут к тому, что деньги не выделят, а инвалиды отправятся в тот самый Горин.
Могу предположить, что ПНИ запланировали таким многоместным из-за специфики региона: на Дальнем Востоке мало людей, поэтому здесь все концентрируют — так дешевле. Но вообще это дело вторичное — пусть интернат будет только для женщин, на 400 человек, пусть в Некрасовке. Сейчас важно, чтобы он был. Потом можно будет изменить проект, предусмотреть сопровождаемое проживание. В любом случае, это будет не гетто. Гетто — это то, что есть сейчас.
Катрин Ненашева, арт-активистка и основательница Федерации психосквоша России
Последние несколько лет государство говорит о ПНИ одно, а на поверку оказывается совсем другое. Это уже никого не удивляет. Думаю, чиновники плохо разбираются в теме социальной реабилитации и гораздо лучше — в теме социальной изоляции. К сожалению, власть абсолютно не понимает проблемы людей с ментальными особенностями. Постоянная несогласованность и скачки в разные стороны говорят о том, что последовательной системы принятия решений просто нет. Это в теме ПНИ привычно, потому что вопрос сам по себе дискуссионный и вызывает много сомнений у каждого, независимо от статуса. Многие люди не могут решить для себя этическую дилемму: что делать с человеком, который не в состоянии сам о себе позаботиться? Стоит его изолировать или нужно дать шанс? В целом у нас шансы давать не принято, к сожалению.
Думаю, чтобы решить, как к этой теме относиться, нужно задать себе простой вопрос: а смог бы я всю жизнь прожить так? Девять человек из десяти скажут: «Нет». И здесь стоит вспомнить, что мы тоже можем оказаться в ПНИ.
Построить интернат в Некрасовке — значит закрыть глаза на проблемы людей с психическими расстройствами. Кажется, если мы этих людей с их историями и переживаниями отправим куда-то в село, то их и самой проблемы как бы не существует. Это постановка большого жирного креста на всех этих жизнях. Такая советская система мышления, когда людей с инвалидностью, и особенно тех, на ком остался ее визуальный след, старались не показывать. Их нечасто можно было увидеть на улицах. Обидно и грустно, что в 2019 году мы возвращаемся к системе мышления 30–40-летней давности.
Пресс-служба правительства Хабаровского края отказалась подробно комментировать ситуацию «Снобу», объяснив, что тендер пока никто не выиграл и дальнейшая судьба проекта неизвестна.