Я Элтон Джон. Отрывок из автобиографии
На самом деле, британскую прессу куда больше интересовало то, что происходит у меня на макушке, чем моя ориентация. Не могу их винить: я и сам последние пару лет тревожился по этому поводу. Волосы начали редеть в начале семидесятых, а после неудачной окраски в Нью-Йорке выпадали уже целыми прядями. Когда-то меня впечатлило, как легко модельер Зандра Роудс меняет цвет волос, чтобы он подходил к одежде. В Лондоне я красился во все существующие оттенки без всяких побочных эффектов. Не знаю, что намешали в краску в Нью-Йорке, но волосы посыпались дождем. К началу гастрольного турне 1976 года макушка у меня была почти лысая.
Меня бесило, как я выгляжу. Некоторых мужчин лысина украшает, но я, увы, не из тех счастливчиков — без волос я вылитый Шрек. Казалось, спасение близко: меня направили в Париж к господину Пьер Путо, судя по отзывам, величайшему первопроходцу в области трансплантации волос. Правда, в то время трансплантация волос была новейшей областью медицины, так что любой работающий в ней врач мог бы назвать себя первопроходцем. Но меня убедили, что Путо — лучший. Мол, пройдете простую процедуру и покинете парижскую клинику другим человеком, радостно выкрикивая Incroyable! и Sacrebleu! * и сражая всех новой роскошной львиной шевелюрой.
В реальности все оказалось немного иначе. Для начала, процедура была далеко не из простых и продолжалась пять часов. Я проходил ее дважды, и оба раза с жуткой болью. Техника, которую там применяли, называлась довольно гадко — «уборка грядок»: с затылка скальпелем вырезали полоски кожи с волосами и затем прикрепляли их на лысую макушку. Звук «уборки грядок» напоминал тот, с каким кролик вгрызается в морковь. После первой процедуры я вышел из клиники, едва держась на ногах от боли; забираясь на заднее сиденье ожидающей машины, оступился и со всей дури врезался макушкой в дверцу. В этот мучительный момент я осознал, что сама трансплантация — укус комара по сравнению с тем, что испытывает человек, ударившись после процедуры головой о дверцу машины. Вытирая салфеткой окровавленную макушку, я сделал единственно возможный для меня выбор: велел водителю ехать по магазинам.
Ужаснее всего, что трансплантация не помогла. Не могу сказать точно почему, да это и не важно. Скорее всего, доктор был не виноват — наверное, я тогда употреблял слишком много наркотиков. И не соблюдал рекомендации врача: мне велели несколько недель после процедуры вообще не носить головного убора. Этот совет я проигнорировал, потому что без шляпы выглядел как злодей из ужастика, готовящийся серпом косить подростков — «убирать грядки». Макушку покрывали струпья и кратеры. Наверное, можно было пойти на компромисс и носить что-то легкое, например бандану. Но появляться на публике в образе цыганской гадалки — это все-таки слишком даже для меня.
Прознав про мои злоключения в клинике мсье Путо, пресса обезумела. Наверное, ни один эпизод моей карьеры не возбудил их так сильно. Папарацци жаждали поймать момент и сфотографировать меня без головного убора — можно подумать, под шляпой я скрывал секрет вечной жизни и бесконечного счастья, а не искалеченную лысину. Но репортерам не повезло: следующие десять или около того лет шляпу на публике я вообще не снимал. И только в конце восьмидесятых, как раз накануне клиники, мне это страшно надоело. То, что осталось от волос, я выкрасил в платиновый блонд: в таком виде меня и сфотографировали для обложки альбома Sleeping with the Past. После клиники мне сделали наращивание — вплели что-то в остатки моих волос и как-то закрепили сверху. С новой прической я выступил на концерте памяти Фредди Меркьюри, и один из журналистов заметил, что у меня на голове, похоже, лежит дохлый воробей. Язвительно, хотя, вынужден признать, близко к истине.
В конце концов я сдался и заказал шиньон в фирме, которая делает парики для голливудских фильмов. Удивительная вещь! Долгие годы народ никак не мог успокоиться из-за моих волос, то есть их отсутствия. Но, как только я начал носить шиньон, а затем парик, безумие полностью прекратилось. Правда, у париков есть свои недостатки. Несколько лет назад я спокойно спал у себя дома в Атланте, как вдруг меня разбудили голоса. Я решил, что это грабители. Натянул халат и, крадучись, двинулся на кухню. Пройдя полкоридора, я понял, что забыл парик. Тогда я поспешно вернулся в спальню: уж если и суждено погибнуть от рук бандитов, то лучше с волосами. Быстро нахлобучив парик, я вышел на кухню и увидел двух водопроводчиков: их прислали чинить подтекающий кран. Они страшно извинялись, что разбудили меня, но, несмотря на явное облегчение, я все-таки заметил, что рабочие таращат на меня глаза с нескрываемым изумлением. Вот что значит впервые лично узреть звезду, подумал я и побрел обратно в спальню. Заглянув по пути в ванную комнату, я бросил взгляд в зеркало и понял: рабочих потрясло вовсе не то, что они живьем увидели легендарного Элтона Джона. Просто легендарный Элтон Джон в спешке напялил парик наизнанку. Вид наинелепейший — ну просто Фрэнки Ховерд ** после бурной ночи и буйных порывов ветра. Вздохнув, я стянул парик и лег спать.
_____________________
*Удивительно! Вот ведь черт! (фр.)
**Фрэнки Ховерд (англ. Frankie Howerd) — британский комик.
Перевод: Мария Литвинова