«Раньше окружающие смотрели на нас косо». Приемные родители — о своей жизни
«Мы никогда не отказывали детям в общении с кровными родственниками»
Елена и Юрий Пушилины всегда хотели иметь большую семью, но у них родилась только одна девочка. Первый приемный ребенок появился в доме Пушилиных, когда кровной дочери было 14 лет. Сейчас в семье четверо приемных детей.
Елена Пушилина
В начале 2005 года у нас появился приемный сын — наша дочь очень хотела брата. Ему был год и девять месяцев, и он оказался с кучей диагнозов. Первые два-три года мы с мужем поднимали его на ноги, развивали, водили по врачам. Благодаря этому диагнозов осталось только пять.
Видя результат своей работы, мы поняли, что у нас есть силы помочь кому-то еще, и взяли в семью двух мальчишек 10 и 11 лет. Вот тут нас пытались отговаривать: «Да зачем вам подростки? Брать взрослых детей в семью проблемно, и вообще — плохая наследственность». Но мы никого не слушали.
В 2015 году в нашей семье появилась 12-летняя девочка. Мы были уже опытными, и эта девочка очень хотела в семью, поэтому тут практически не было адаптации, через пару месяцев нам с мужем казалось, что она жила с нами всю жизнь.
У всех своих детей мы всегда спрашивали, готовы ли они принять в семью нового ребенка. И никогда не отказывали детям в общении с кровными родственниками — старшие сыновья, например, переписываются с братом из Новосибирска. Только наш младший не хочет этого, да он и не помнит никого из родни.
Я всегда отчетливо понимала, что приемное родительство — это тяжелая и кропотливая работа, потому что здоровых детей в детдомах не бывает. Когда берешь маленького ребенка, не знаешь, с какими заболеваниями придется столкнуться, — скрытые болезни могут вылезти в любое время, но особенно проявляются в пубертате.
Также постоянно приходится заниматься самообразованием: мы читали все, что могли найти по теме, и учились на собственных ошибках, ведь в то время еще не было школ приемных родителей. Уже понимая, как реабилитировать детей и как с ними заниматься, я выучилась на дефектолога. Мы были готовы к фразам вроде «ты мне не мама/ не папа, не указывай, что мне делать», поэтому не обижались на детей. Но иногда корили себя за то, что в некоторых ситуациях действовали сердцем, а не головой. Например, у ребенка есть психические отклонения, и его поведение — не желание тебя как-то обидеть, а следствие этих проблем. Мы уже опытные родители и понимаем, что нужно любить ребенка таким, какой он есть, развивать его, помочь социализироваться, чтобы в будущем он мог жить самостоятельно. У нас не всегда бывают дети, удобные для общества: слишком активные, отстают от других детей в развитии, но они же хорошие дети — жаль, что не все это понимают.
У любого родителя бывают моменты, когда опускаются руки — и неважно, кровный это ребенок или приемный. Ну, пойдешь в ванную, поплачешь, а потом подумаешь: «Кто, если не я?» — и дальше работать. Вообще, мы с мужем очень поддерживаем друг друга. Если он видит, что я устала, говорит: «Так, Лена! Сходи в кино или в гости к подруге, а я с детьми посижу». Без его поддержки мне было бы очень тяжело.
Я преподаю в школе приемных родителей и часто вижу там людей, которые не готовы взять ребенка, но, видимо, не осознают этого. Я пытаюсь уговорить их подумать, взять паузу, но такие доводы не всегда срабатывают: у некоторых людей прямо идея фикс — хочу ребенка, и всё! А потом детей возвращают. Представьте, как это травмирует ребенка. К счастью, недавно ввели психологическое диагностирование для будущих приемных родителей. Оно необходимо, чтобы понять, готовы люди взять в семью ребенка или нет, и предотвратить его возврат в детдом.
Сейчас нашей кровной дочери 28 лет, у нее уже свой ребенок. Дочь тоже работает с детьми: после школы перед ней открывались большие перспективы, но она выбрала профессию учителя — для нас это стало неожиданностью. Старшим мальчишкам 23 и 22 — они тоже самостоятельные. С нами живут только младшие дочь и сын, 17 и 16 лет. Сын просит взять в семью еще ребенка. Я ему отвечаю, что устала, пусть он школу окончит, а там посмотрим.
Юрий Пушилин
Конечно, я не думал, что у меня будут приемные дети и что их будет много. Просто так вышло. Каких-то сильных опасений у меня по этому поводу не было. Конечно, многие говорят о генах, ведь в детдомах по большей части воспитываются дети не самых благополучных родителей. Но и у вполне нормальных родителей бывают сложные дети, а генетика бывает не только дурной: иногда дети рождаются очень способными, и наша задача развивать их таланты и гасить в них какие-то плохие наклонности. Из наших пятерых детей только у одного проблемы из-за плохой наследственности.
Детей надо растить в любви и не разделять на кровных и приемных — они просто наши дети. Конечно, родительство — тяжелый труд. К счастью, у меня есть интересная работа, командировки и увлечения, на которые я могу переключиться, если очень устал.
Раньше люди смотрели на нас с недоумением: «Приемные дети? Да зачем вам это надо?» Сейчас отношение к приемному родительству более позитивное, эту тему продвигают, информации стало больше.
Приемное родительство придало больше смысла моей жизни, а еще я стал лучше понимать пределы своих возможностей, чувствовать, когда нужно остановиться, потому что нельзя сделать счастливым все человечество.
«Мы всегда хотели открыть семейный детский дом»
У Анны и Анатолия Осиповых трое кровных и восемь приемных детей. Анна не понаслышке знает, что такое детдом. Она много лет искала свою родную мать, поэтому совсем не возражает, чтобы ее приемные дети общались со своими кровными родственниками.
Анна Осипова
Я выросла в приемной семье. Когда мне было семь лет, я случайно села в междугородний автобус, уехала на нем не домой, а в другой город — из Николаева в Одессу. От сильного стресса я потеряла память, помнила только свое имя. Прохожие подобрали меня на улице и отвели в милицию. Я попала в приемник-распределитель, а после — в детдом. Моих родителей так и не нашли. В 1976 году меня удочерила женщина из Москвы, и я уехала с ней в Россию. Своих родителей я нашла только через 29 лет через программу «Жди меня».
В детстве я прошла через все этапы адаптации и уже в сознательном возрасте решила, что возьму ребенка из детдома. Мой будущий муж еще до знакомства со мной занимался с детдомовцами — он у меня художник. После свадьбы мы планировали встать на ноги, накопить денег и в отдаленном будущем открыть семейный детский дом. Но судьба распорядилась иначе: первая приемная дочь появилась в нашей семье гораздо раньше, чем мы планировали. Когда нашему первенцу было около двух лет, в нашем доме стала часто и подолгу гостить дочь нашей знакомой: у матери были проблемы с алкоголем, однажды она даже забыла забрать свою дочь из детского садика, и это сделали мы. Девочка была ровесницей моего сына — всего 20 дней разницы. В 4 года она уже жила у нас неделями, а в 7 лет мы взяли ее под опеку. Родная мать практически не интересовалась судьбой дочери, только иногда заходила к нам взять денег в долг.
Нас с мужем никто не понимал. Его родственники восприняли появление в нашей семье приемного ребенка в штыки: и генетика у нее плохая, а вырастет — так потом нас зарежет. Они не скрывали своего негативного отношения к нашей дочери, поэтому мы в какой-то момент просто свели общение с ними к минимуму. Со временем родственники, конечно, смирились.
Когда у нас уже было трое кровных детей, а нашей приемной дочери исполнилось 17 лет, мы подумали: ну надо же, какой хороший ребенок вырос, наперекор всему негативу, сказанному в ее адрес, и решили взять в семью еще детей. За эти годы сильно изменилось отношение общества к приемным детям, появились специальные школы для приемных родителей, множество тематических клубов, программы поддержки. Поэтому мы с мужем начали воплощать свою мечту о семейном детском доме и на протяжении нескольких лет взяли себе еще 7 детей: самому маленькому было почти два года, самой старшей — 11 лет.
Второго и третьего приемных детей мы взяли, когда нашему младшему кровному сыну было 5 лет. Это были мальчик в возрасте год и 10 месяцев и тихая девочка шести лет. Мальчик оказался сложный, с психиатрией, он истерил и крушил все вокруг, ломал игрушки, но, несмотря на это, как-то сразу прижился в семье — мы его очень полюбили. Наш младший к тому времени уже привык, что он единственный мелкий в семье, что все с ним носятся, а тут появились еще двое. В общем, нелегко ему пришлось. Ревновал очень, говорил мне: «Ну я же из животика! Я не такой, как они, я твой!» Понадобилось много времени, чтобы примирить его с новыми приемными детьми. Сейчас младшему кровному сыну уже 16 лет, и все дети нормально общаются между собой. Вообще в больших семьях между детьми всегда есть ревность, особенно между приемными: они привыкли бороться, жить по принципу «каждый сам за себя», поэтому им сложно делиться, заботиться о других. Их нужно учить любви. Поэтому постоянно приходится проговаривать, что вот, мы живем вместе, мы — одна семья и должны помогать друг другу.
Я никогда не сталкивалась с родительским выгоранием. Нас с мужем всегда окружали дети: мы работали вожатыми в детских лагерях, я уже много лет руковожу студией дошкольного развития, а муж — изостудией. Мы постоянно общаемся с детьми. Правда, мужу немного сложнее: он человек творческий, поэтому какие-то бытовые проблемы решаю преимущественно я, а он с радостью водит детей на прогулки.
Мы не против общения детей с их кровными родственниками. Я помню, как сильно хотела найти свою родную маму и как не могла успокоиться, пока этого не сделала. Человек должен знать свои корни. Если ребенок найдет родную маму, это вовсе не значит, что разлюбит приемную. Ведь я не разлюбила. Когда одной из наших дочерей было 12 лет, ее через соцсети нашел брат, который был старше ее лет на 5–6. Оказалось, что у нее много братьев и сестер, все детдомовские, и вот старший брат хотел собрать всех вместе. Наша девочка настороженно отнеслась к этой идее и явно не была готова к общению. Тогда я взяла все в свои руки, организовала встречу. Брат пришел с еще одной их сестрой, у которой уже были свои дети. Моя дочь никакой радости от встречи с родственниками не выразила. Я до сих пор общаюсь с ними, а вот она — не очень. У кровной сестры моей приемной дочери есть ментальное расстройство. Семья у нее не самая благополучная, поэтому ее старшая дочь уже два года живет с нами.
Анатолий Осипов
Люди моего поколения обычно не очень хорошо относятся к приемному родительству: «Как можно брать ребенка из детдома? Только родной — моя плоть, моя кровь!» Но я сам никогда так не думал. Я немного циник в этом смысле: зачатие и роды — сложный процесс, к тому же родители могут вести здоровый образ жизни, не иметь проблем со здоровьем, а ребенок может родиться больным. Рождение ребенка — это как получить кота в мешке. А приемный родитель может выбрать, кем и каким будет его ребенок — мальчиком или девочкой, активным или спокойным, то есть тут изначально понятно, с чем придется работать.
Когда дочь моей знакомой из не особенно благополучной семьи стала периодически оставаться у нас на то на недельку, то на месяц, в Ане, моей жене, взыграли собственнические чувства: как так — месяц девочку кормила, развлекала, воспитывала, а тут отдавать обратно! Но помочь — одно, а взять ребенка в семью — совсем другое. К тому же я опасался, что мать девочки может потом предъявить права на ребенка из-за каких-то личных обид. Но тоска по дочери была у нее только на словах, ребенком она совсем не интересовалась. Да и наш первый опыт приемного родительства в итоге сложился очень удачно.
Мы никогда не ждали, что в наших поисках по детдомам между нами и ребенком проскочит какая-то искра. Ребенок хороший, подходит нам по определенным параметрам — значит берем. А бывает так, что ребенок нас сам выбирал. Так было с нашей Тоней. Мы шли в детдом смотреть совсем другого ребенка, но к нам вышла она — деловой гном, который твердо стоит на земле и прекрасно приспособился ко всей этой системе. Она сама захотела в нашу семью, и мы совсем не возражали.
Каких-то особых сложностей с воспитанием детей у нас не было. Взяли мы совсем маленького мальчика из Иркутска (сейчас ему 13), он тихий такой был, а как только домой попал, страшные истерики закатывать начал. Оказалось, там психиатрия, но нам в детдоме об этом ничего не сказали, а ребенку, видимо, просто дали таблетки, чтобы поспокойнее был. Ну, ничего, воспитываем уже столько лет. Мальчик с характером растет. В семье-то мы все между собой ладим, но у него проблемы в школе, в санаториях, в общем, он местный хулиган. Но это от него не зависит — психиатрия никуда не ушла.
Не могу сказать, что я как-то сильно устаю. К счастью, супруга дает мне возможность быть свободным художником. Я, конечно, на подхвате, но рулит всем она.
Подготовила Анна Алексеева
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.