Чем женский японский язык отличается от мужского

На одном ли языке говорят женщины и мужчины? Ответ «да» кажется очевидным: люди говорят на своем родном языке независимо от пола. И вместе с тем возможен и ответ «нет», если под «языком» понимать то, что люди говорят, или то, как они говорят. Благодаря социолингвистам и психологам мы знаем, что женщины и мужчины говорят не совсем одинаково, и, хотя им свойственно стремиться к контакту, это дается им нелегко.

Но есть и третий ответ, и он пришел из Японии. Не будет преувеличением сказать, что все японцы говорят по-японски, потому что страна на удивление моноязычна. Однако лингвистические различия между японцами и японками выходят далеко за пределы того, что люди говорят. У японского языка две разновидности, мужская и женская, и на этот раз я имею в виду не грамматическую категорию рода. В японском учитывается именно гендер говорящего, его пол не столько с биологической, сколько с социальной точки зрения.

Пол человека имеет значение и во многих других языках. Испанка скажет о своей национальности: soy espanola, а испанец: soy espanol (если же вы не причисляете себя ни к тем ни к другим, то сообщение о своей национальности потребует от вас лингвистического компромисса или креативности). Это объясняется тем, что в испанском, как и в целом ряде других европейских языков, грамматический род определяется гендерной ролью или, при более традиционном подходе, биологическим полом. Это нужно учитывать, выбирая прилагательные, существительные, местоимения, а иногда и глаголы.

В японском по-другому. Грамматического рода в языке нет совсем. Зато женщины и мужчины должны говорить по-японски на слегка различных гендерлектах — вариациях языка, зависящих от гендера. И это не что-то неприметное, не нюанс, который подмечают разве что лингвисты, погружаясь в глубинные механизмы языка. В японском обществе onna kotoba, joseigo и fujingo — все три выражения переводятся как «женский язык» — рассматривается как отдельная часть национального языка, и культурная элита придает его поддержанию большое значение.

Так в чем же тут дело? Как возник специальный женский язык? Что отличает его от… от чего? От мужского языка? Или есть и нейтральный, бесполый вариант языка?

Начнем с ответа на последний вопрос: большая часть языка, да на самом деле почти что весь язык, считается нейтральной. (Тут на память приходит нгоко, базовый регистр яванского, большая часть которого ни вежливая, ни невежливая.) Однако помимо этого есть отдельные вариации для женщин и для мужчин. Но между этими вариациями есть принципиальное различие. Мужской язык, у которого есть грубый, силовой аспект, почти полностью факультативен, и мальчиков не учат говорить на нем. Они его как бы сами подхватывают, как дети в других странах могут нахвататься уличного жаргона. А вот женский язык совсем не факультативен, родители и учителя приложат все силы, чтобы девочки его придерживались. Так что на самом деле «бесполый» японский вовсе не универсален: частично он доступен только мужчинам, у которых, кроме того, есть еще специальный, чисто мужской регистр. Для отдельно взятой женщины выбор невелик: она либо подчиняется правилам гендерлекта, либо подвергается общественному осуждению; иными словами, приходится либо покоряться, либо расплачиваться за непослушание. Для женщин в целом есть, конечно, еще одна возможность: когда наберется достаточное количество желающих отменить эти правила, вся концепция женского языка станет менее жесткой. И в последние десятилетия, как мы дальше увидим, именно это и происходит.

Возьми ложечку в ручку

Давайте разберемся. Чем женский японский отличается от мужского? Во-первых, женщины тяготеют к более длинным словам, чтобы их речи, а значит, и они сами казались учтивее. Как если бы ходовое слово lunch (ланч) заменяли архаичным luncheon, а все остальные слова деформировали аналогичным образом: tableon вместо table (стол) и flowereon вместо flower (цветок). В японском этот вежливый слог добавляется не в конце, а в начале, так что hana (цветок) превращается в ohana (как в устной речи, так и на письме).

Во-вторых, женщины и мужчины, говоря о себе, употребляют разные местоимения: если слово watashi в качестве «я» годится и тем и другим (хотя в устах мужчины оно прозвучит довольно официально), то слово atashi — определенно женское, а boku — только для мужчин, которые молоды или хотят казаться молодыми. В учебниках по японскому языку учат (молодежь) употреблять atashi и boku в качестве местоимения первого лица единственного числа точно так же, как в учебниках английского в качестве единственного числа третьего лица указывают he и she. Похожие различия есть и в отношении местоимений второго лица.

С глаголом «быть» (da) тоже обращаются по-разному в зависимости от пола. В предложениях типа this is a spider (это есть паук) мужчинам этот глагол нужен, а женщинам — нет. Суть не в том, что предложение this a spider звучит по-английски странно (ведь на многих других языках его аналог совершенно нормален, как и «это паук» по-русски), а в том, что женщины и мужчины следуют разным грамматическим правилам.

А еще у мужчин и женщин разные наборы специальных слов, которые трудно поддаются переводу, но отражают отношение говорящего. В японском масса таких словечек, обеспечивающих разнообразные контексты в диапазоне от «пожалуйста, согласитесь со мной» и «мы оба это знаем» до «я абсолютно уверен, черт побери!». И мужчины и женщины могут воскликнуть ā в значении «ах» (ах, как это прекрасно!), но только женщины могут заменить его на ara или mā. Чтобы выразить «хотелось бы знать», женщина скажет ka shira, а более нейтральный вариант — ka na. Широко известный пример — женский возглас восхищения или взволнованности: wa. Мужчины так говорят чрезвычайно редко. 

Некоторые более конкретные слова характерны преимущественно для женщин (iyān — нет) или для мужчин (meshi — еда, dekai — большой). Синонимы этих слов (iya, gohan и ōkii для «нет», «еда» и «большой») можно услышать и от тех и от других.

И наконец, иногда различается произношение: японец может сократить последовательность гласных /ai/ (которая звучит примерно как «ай») до /ē/ (похоже на «эй»), в то время как из уст японки это прозвучало бы неженственно.

Употребляя в своей речи элементы языка противоположного пола, говорящий не нарушает жестких грамматических правил, но отклоняется от правил социального поведения, предписанных его полу. Представьте себе, что какая-нибудь актриса потребовала бы, чтобы ее называли актером. Это явно вызвало бы недоумение, хотя особой разницы тут нет: и актер и актриса — исполнители ролей в театральных представлениях. Еще ярче была бы реакция, если бы актер назвался актрисой. Для таблоидов это был бы просто подарок судьбы.

Но это, возможно, не самый удачный пример, потому что разница между женским и мужским вариантами японского связана прежде всего с противопоставлением существа утонченного существу прямолинейно брутальному.

Лет двадцать назад моя преподавательница английского сказала, что мне лучше не повторять ее любимое выражение Oh my gosh (о боже), потому что это несколько умаляет мое мужское достоинство. Похоже, в наше время это уже не так, но грубости по-прежнему легче сходят с рук мужчинам, чем женщинам. Трудно представить, что женщина может выиграть президентские выборы, если будет высказываться в духе «возьмем их за яйца». Иными словами, и в других языках есть определенные вариации, зависящие от пола. Но в японском эти различия маркированы намного сильнее: они затрагивают более широкую сферу речи и строже кодифицированы.

Целомудренное бормотание

Многие японцы полагают, что «женский язык» — это древний феномен, сформировавшийся под влиянием того, как женщины действительно говорили, и что это естественное отражение их общей сути, то есть женственности. Современные исследования убедительно опровергли все эти утверждения.

Определенные различия между женским и мужским вариантами японского отслеживаются вплоть до эпохи Хэйан (794–1185). В те времена от женщин ожидалось, что они будут избегать китайских заимствований, заменяя их словами отечественного происхождения. Те же ожидания относились к детям и юношам, так что лишь зрелые мужчины получали привилегию пользоваться китайской лексикой, которая, подобно латинским словам в английском, придавала их речи налет интеллектуальности. И много лет спустя в трактатах о женском языке эта рекомендация — избегать китайских слов — неизменно повторялась. Ведь употребление китайских слов свидетельствовало бы о более обширных знаниях, чем пристало иметь женщине.

Еще одно важное отличие связано не столько с лексикой или грамматикой, сколько с тем, что можно назвать лингвистическим или коммуникативным поведением: в эпоху Хэйан женщинам не полагалось говорить красиво и внятно. В идеале они должны были бормотать себе под нос незаконченные предложения.

В следующие четыреста лет, известные как эпохи Камакура и Муромати (1185–1333, 1336–1573), руководства по поведению для высших классов, посвященные как этикету, так и морали, начали провозглашать новую норму: женщине пристало говорить как можно меньше — или хотя бы тихим голосом, если уж ей совершенно необходимо что-то сказать. Это соответствовало конфуцианской философии, согласно которой женщине надлежало подчиняться мужчине, а разговорами она легко могла разрушить должный порядок в семье и в обществе в целом. Таким образом, документально доказано, что эти образцы речевого поведения предписывались в качестве нормы, а не были описанием естественного поведения. Никто не утверждал, что молчаливость — врожденная женская черта; просто считалось, что всем будет лучше, если женщины приучатся молчать.

Именно в эту эпоху, в особенности начиная с XIV века, в императорском дворце возникло новое явление, которое в следующие столетия приобрело огромное значение. Служившие при дворе благородные дамы (в Европе таких называли фрейлинами) для общения между собой постепенно выработали специальный жаргон, в котором многие слова, особенно названия предметов домашнего обихода, были сильно изменены или даже заменены новоизобретенными. Вот лишь несколько примеров: слово manjū (булочка) сократилось до man, shinpai (беспокоиться) превратилось в shinmoji, а kō no mono (пикули) сначала сократилось, а потом удвоилось — вышло kō-kō. Иные слова заменялись базовыми физическими характеристиками объекта с предшествовавшим суффиксом уважения o-: холодную воду (mizu) называли как бы о’холодная (ohiya), морского карася (tai) — о’тонкий (o-hira), фасоль адзуки (azuki) — о’красная (o-aka, а также aka-aka). Китайских слов также избегали: например, kaji (огонь) заменялось словом akagoto (буквально «красная штука»). Существует несколько теорий, почему придворные дамы так делали — из соображений секретности, элегантного иносказания или для общения между носителями разных диалектов, — но факт в том, что из императорского дворца их жаргон постепенно распространился на дворец сёгуна и дома самураев.

Этот жаргон проник и в среду аристократов, и, хотя сейчас он называется языком придворных дам, в течение долгого времени он был признаком классовой, а не гендерной принадлежности. В литературе той эпохи есть масса примеров того, что на этом языке говорили многие мужчины, в том числе монахи и полководцы. А мужские персонажи более низкого происхождения высмеивали и пародировали речь элиты. Лишь позже руководства по этикету стали критиковать мужчин, придерживающихся этого стиля; в одной из книг он назывался отвратительным, хотя и весьма распространенным.