Рейнор Винн: Соленая тропа

По пути тут и там попадались сланцевые карьеры. Они были предвестниками грядущего, неминуемым свидетельством: человек всегда берет все, что хочет. Даже отходы добычи сланца пошли в дело: из них в Корнуолле складывали изгороди. В Уэльсе такая изгородь — земляной вал, с двух сторон обложенный сухой каменной кладкой, а сверху растут кусты — называется clawdd. Здесь же принято обкладывать земляной вал узкими камнями зигзагообразно, ряд с наклоном в одну сторону, ряд в другую. Глядя на эту кладку, мы особенно остро чувствовали, что попали в чужую местность, где люди живут совсем иначе и даже от дикой природы поколениями отгораживаются не так, как у нас дома. Мы шли и шли вперед между каменной стеной и морем, по полосе земли, которая принадлежала только нам. 

Тропа резко спустилась к узенькому длинному пляжу Требаруит. Белые облачка приветливо сияли с неба, но море еще волновалось после недавней бури: оно продолжало разъяренно кидаться на каменный берег. В крошечном кафе продавалась жареная картошка. У нас оставалось 5 фунтов 75 пенсов, так что мы торопливо заказали две порции картошки и две кружки кипятка и сели среди серферов, у самой кромки волн. Посейдон встал на дыбы, а потом вновь опустился — ни дать ни взять ротвейлер на коротком поводке.

Дальше тропа повела нас вверх так круто, что я практически утыкалась носом в землю, пока мы шли мимо садиков, полных рыбацких сетей и буев. Наконец мы добрались до вершины скалы и встретили пару, присевшую перекусить огромными пирогами. С ними был потрепанный не то уиппет, не то грейхаунд, он терпеливо дожидался крошек. Рядом лежали два огромных рюкзака.

— Привет, походники! — Мужчина так спешил с нами поздороваться, что чуть не подавился. Наверное, они, как и мы, уже поняли, что настоящих походников на тропе не так-то много.

— Привет! — Мы ненадолго задержались, чтобы обменяться обычными вопросами и ответами. Они вышли из Тинтейджела и собирались идти еще неделю — куда дойдут за это время, туда и дойдут. Когда они спросили, куда идем мы, Мот уверенно ответил, что до Лендс-Энда, а может, и дальше. Их глубоко поразило, что мы отважились на путешествие по всему северному побережью, и, воодушевленные, мы двинулись дальше с новыми силами.

На большом лугу мы встретили толстенькие молодые грибы и собрали несколько пригоршней.

В поросшей лесом лощине набрали кислых, еще не созревших ягод ежевики.

У зарослей папоротника стояла колли, уткнувшись носом в кусты, и лаяла. Проходя мимо, мы погладили ее приветливую морду, а она тут же отвернулась и снова принялась лаять на папоротник. Вокруг больше никого не было. Испугавшись, что ее хозяин свалился со скалы, мы внимательно осмотрелись, но ничего не увидели и отправились дальше. Вскоре мы увидели внизу, на пляже, группу людей, но не поняли, как они туда попали, потому что пляж был с трех сторон окружен скалами. Может, приплыли на лодке? Вдруг из кустов на песок спрыгнул мальчик, а вслед за ним уже знакомая нам собака. Наверное, на пляж вел потайной лаз. У нас не было сил его разыскивать, поэтому мы отправились дальше, то спускаясь в долины, то поднимаясь на гребни скал, пока солнце не начало садиться, окрашивая небо в персиковый, лимонный и лиловый тона. Мы поставили палатку на скале Баундс и поужинали макаронами с грибами, а закат за это время догорел, уступив место звездам, и чайки затянули свои протяжные вечерние крики.

///////

Утром мы собирали палатку, когда к нам решительно подошла группа пожилых людей. Все они были одеты в спортивные шорты с множеством карманов.

— Приготовься, сейчас нас будут отчитывать за то, что мы ночевали где не положено, — Мот моментально принял выражение лица «бабушкин любимчик», а я сделала вид, что в упор не замечаю наших гостей.

— Где береговая тропа? — краснолицый, запыхавшийся мужчина не спрашивал, а требовал ответа.

— Вы на ней стоите.

— Нет, не может быть. Береговая тропа, на берегу. Мы собираемся дойти до Тинтейджела.

— Это она и есть. Она называется береговой, но идет не вдоль воды, а по скалам.

— А что, по пути будут еще такие холмы, как этот?

— Шесть или семь штук, не помню, я сбился со счета.

— В таком случае можно забыть об этом. Поворачиваем обратно. — Они развернулись и зашагали прочь, топая и ворча: — Горная это тропа, а никакая не береговая, так ее и надо было называть. 

///////

Порт-Айзек когда-то был рыбацкой деревней. Владельцы последних местных лодок скажут вам, что он и сегодня ею остается. Но тысячи посетителей приезжают сюда на автобусах и машинах вовсе не ради рыбной ловли: всем известно, что это деревня, где живет Док Мартин (главный герой одноименного популярного британского сериала о сельском враче — Прим.ред). Мы пробирались по узким переполненным улочкам, протискиваясь мимо людей, пытавшихся сфотографироваться с домом Дока. Не то уиппет, не то грейхаунд несся сквозь толпу, выбивая у людей из рук телефоны и мороженое.

— Саймон, эй, Саймон! Держите собаку!

Мот схватил пса за ошейник и держал, пока к нам пробиралась уже знакомая парочка с пирогами.

— Так и знали, так и знали, что это вы! Мы знали.

— Кто?

— Раскусили вас! Отозвались на свое имя, прокололись, а?

— Только потому, что меня так уже называли раньше.

— Ясное дело, называли, например родная мама.

— Слушайте, хватит уже. Кто такой Саймон?

— Саймон Армитидж.

— Кто блин такой этот Саймон Армитидж? Мы про него слышим еще с Комб-Мартина, но понятия не имеем, кто это.

— Да вы настоящий артист! Ну ладно, скрывайтесь и дальше, но мы вас выведем на чистую воду! Не забывайте, что мы идем с вами одним маршрутом.

Мот передал им собаку, и мы с трудом выбрались из толпы. Поднявшись по холму, мы оказались прямо над городком, и здесь нас уже поджидала компания нарядных пожилых дам.

— Саймон, Саймон, можно вас сфотографировать у дома Дока Мартина? Двух зайцев одним выстрелом, вот везение!

— Нет.

— Ах Саймон, как похоже вы изображаете Дока! Удачи вам на тропе!

Я побежала за Мотом, который резко припустил вперед и не оборачивался, пока не сбилась с ног и не попросила его остановиться.

— Чего ты так разозлился-то?

— Не знаю, я просто хочу уже выяснить, кто такой этот Саймон. Он ведь может оказаться кем угодно!

///////

Под неумолкающий шум моря мы раз за разом взбирались вверх и спускались вниз между камнями и дроком. Постоянная боль и голод постепенно смягчились, уступив место усталости и жажде, а затем их и вовсе вытеснил ритм прибоя. Ветры спорили с водой, чайки вели нас вперед, и внезапно все наши потребности куда-то исчезали.

В деревушке Порт-Куин раньше жили рыбаки, но теперь она выглядит горсткой потерянных летних домиков. Говорят, рыбаки перебрались в Канаду в погоне за лучшим уловом, побросав свои ловушки для омаров валяться садовыми украшениями. Побережье у нас за спиной продолжало отмечать пройденные мили, но берег перед нами становился все короче: мы неумолимо приближались к очередному углу полуострова, к очередному повороту на юг.

Пока мы спускались с мыса Ком, солнце понемногу клонилось к горизонту, окрашивая крошечные острова вдоль берега мягким сентябрьским светом. Пустельга, висевшая в небе бесконечно долго, бесшумно приземлилась на ограду перед нами; вечернее солнце играло красно-коричневыми красками ее оперения. Мы остановились, не желая беспокоить птицу, и она, будто почувствовав наше замешательство, взлетела в воздух, описала круг и села на камень позади нас. Мы продолжили свой путь. На краю пашни можно было бы заночевать, но, опасаясь порвать дно палатки жнивьем, мы шли дальше, пока на закате не оказались на скале Рампс. 

Когда-то здесь был древний форт, обращенный в сторону крепости Тинтейджел и Атлантического океана. Если бы король Артур существовал, он бы ни за что не стал строить свой замок к западу отсюда, среди пирожков и лавчонок с сувенирами. Нет, он поставил бы его прямо здесь, откуда со всех сторон прекрасно видно приближающихся врагов. В тайнике забытых легенд. Мы спрятали палатку за поросшим травой старым земляным валом, где теперь жили сотни кроликов, и поднялись на скалу Рампс, чтобы полюбоваться, как солнце исчезнет за горизонтом, оставив после себя такие глубокие цвета, у которых нет даже названия.

В темноте мы доели последнюю пачку макарон. Вода у нас еще оставалась, но еда кончилась. Я подумала о возможности поймать кролика. Ничего нового в этом не было бы: в детстве я с папой стреляла кроликов сотнями, потому что иначе они могли уничтожить годовой урожай кукурузы за неделю. Мы набивали ими морозилку, продавали их в мясные лавки, готовили рагу, шашлыки, паштеты, супы, пироги, бутерброды, пока всех не начинало тошнить от крольчатины. Я лежала в темноте, раздумывая, не смастерить ли ловушку, но у меня не было на это сил, и к тому же у нас не хватило бы газа, чтобы приготовить кролика. Ночью меня разбудил шум, с которым кролики рвали и жевали траву. Чавканье стояло такое громкое, что рагу, вероятно, вышло бы огромным.

В розовом предрассветном сумраке оказалось, что кроличьи норы буквально окружают нас. Вокруг палатки было полно свежего помета, а выглянув наружу, я увидела буквально в метре от себя десятки жирных кроликов. Я могла бы просто протянуть руку и схватить одного из них, но вместо этого мы лишь вскипятили воды для чая. В кармане Мот нашел пыльную старую карамельку, и мы поделили ее пополам.

Уходя, мы обернулись посмотреть на скалу Рампс и увидели, что выступ, на котором мы переночевали, навис над громадной зияющей пещерой. Прежние оползни обнажили ходы, проложенные кроликами в холме, и теперь они обрывались в воздухе, уходя в никуда. Сколько кроликов уже погибло во время оползней, а сколько еще их смоет в воду? Или же клокочущее под норками море наконец подтолкнет их перебраться куда-то побезопаснее?

Обойдя мыс по периметру, мы прошли мимо памятника павшим. Я слишком устала, чтобы достать очки и прочесть посвящение целиком, поэтому так и не узнала, был ли памятник поставлен павшим в бою, упавшим со скалы или павшим людям вроде нас, которые потеряли свое место в обществе, надежду, привычную жизнь.

Разумеется, памятник поставили людям, погибшим во время войн. Мертвым, ушедшим, не имеющим возможности себя пожалеть. Я затянула покрепче ремни рюкзака, усилием воли заставила замолчать жалобный голос в своей голове и пошла дальше. Жизнь происходит прямо сейчас, сию минуту, и больше у нас ничего нет. А больше нам ничего и не нужно.

///////

Тропа спустилась в городок Ползит — бесконечную строительную площадку. Новые постройки, ремонт, надстройка, стройка, стройка, стройка. Перед нами простирался длинный пляж: от залива Деймер до маленького парома у городка Рок, где нам предстояло перебраться на другой берег. Был отлив, и широкая река Кэмел как раз превратилась в двухполосное шоссе для лодок и гидроциклов. Сколько стоит билет на паром, мы не представляли. Я была уверена, что нескольких монеток у меня в руке будет недостаточно, но молилась, чтобы их хватило и нам не пришлось бы много миль идти в обход, до моста Уэйдбридж. Мот сбросил рюкзак и сел на песок.

— Что-то у меня голова кружится. Когда нам придут деньги?

— Может быть, завтра, но я не уверена. Мы продержимся, если будем пить воду.

— Не знаю, я как-то странно себя чувствую.

Хотя Мот и похудел, росту в нем все еще было сто восемьдесят восемь сантиметров, и продолжать идти на пустой желудок он не мог. Я снова взглянула на монетки в кошельке и решительно отправилась по песку к маленькому пляжному магазинчику.

Магазинчик был до отказа набит ведерками, сетями, детьми и родителями. Я прочесала полки в поисках самой дешевой еды — ничего, кроме сладкого, но и его цена показалась сравнимой с меню пятизвездочного ресторана, и обдумать покупку надо было крайне внимательно. Я остановила выбор на шести сливочных батончиках, каждый по двадцать пять пенсов, — их можно было растянуть на целый день. Когда я открыла холодильник, меня обдало ледяным воздухом, и я на секунду прижала к виску бутылку газировки, мокрую от конденсата и замечательно холодную. Поставив ее на место, я встала в очередь. Длинную очередь. Я стояла возле самой двери. Девушка за кассой не отрывала взгляда от своего аппарата. Вокруг бегали и шумели дети, отвлекая на себя внимание. Очередь не двигалась. Я все еще была возле двери. Монетки жгли мне руку… И я ушла. Я шла по песку к Моту — быстро, но спокойно и не привлекая к себе внимания, а на лбу у меня горела вывеска «воровка».

— Пошли, дойдем до парома, посмотрим, сколько он стоит. — Я помогла Моту встать, чтобы как можно скорее убраться из этого места.

— Ты разве не хочешь что-нибудь съесть прямо сейчас?

— Нет, там дальше может быть тень, к тому же вдруг мы раздобудем воды, пока будем ждать. — Просто уйдем отсюда скорее, Мот. Воровка, воровка, воровка. Вот и все, рубикон перейден. Теперь я настоящая бездомная — грязная, голодная, да еще и воровка. Социальный изгой.

— Съешь одну на ходу, вдруг это поможет тебе ускориться.

Воды на месте не оказалось, зато билет на паром стоил меньше двух фунтов за человека. У меня осталось ровно столько, чтобы вернуться и заплатить за батончики, но я тихонько сложила монетки обратно в кошелек.

На скалистом берегу по ту сторону реки примостился городок Падстоу. Еще одна бывшая рыбацкая деревня, которая теперь известна скорее рыбными ресторанами Рика Стайна, чем своими уловами. Туристы, которых привозили сюда целыми автобусами, слушали уличных музыкантов, в невероятных количествах поедая жареную треску. Рик, похоже, скупил всю деревню, потому что его имя значилось на ресторане, кафешке, пабе, бистро, булочной — практически все местные заведения утверждали, что имеют к нему отношение. Мы сидели на каменном ограждении на набережной, свесив ноги вниз, слушая, как молодые музыканты исполняют кавер-версии известных рок-баллад, глядя, как их гитарные чехлы наполняются мелочью и банкнотами.

— Жаль, я свою гитару не взял.

— Жаль, что ты так и не научился на ней играть.

— По-моему, они не играют, это фонограмма.

Запах еды был неизбежной пыткой. После недели на одних макаронах аппетит у нас был неважный, да и наедались мы куда быстрее. Но сейчас нас со всех сторон окружала еда, и это было невыносимо, а виртуальный прием пищи никак не помогал утолить настоящий голод.

— Ну что, пойдем? Не могу больше на это смотреть.

— Давай перед уходом проверим счет в банке. На всякий случай.

— На какой такой случай?

Баланс вашего счета составляет 32 фунта и 75 пенсов. Сумма, которую вы можете снять сегодня, составляет 30 фунтов.

Не 48 фунтов, которые мы ждали, но нам было все равно: куда делись еще 16 фунтов, откуда взялись эти 32, и то, что сегодня вторник, а не четверг, — счастливые, мы держали банкноты в руках, словно драгоценные камни.

Мот купил еще несколько пачек ибупрофена, и мы вернулись в гавань, чтобы съесть порцию жареной картошки от Рика Стайна.

— Ну и как тебе?

— Ничего, на вкус прямо как жареная картошка.

Мы выбрались из гавани, с трудом пробившись сквозь толпу — люди вокруг недовольно оборачивались и жаловались на наши рюкзаки. И хотя это оказалось безумно дорогое удовольствие, мы остановились купить мороженого и тут же выяснили, что забыли наполнить опустевшие бутылки водой.

— Спасибо, а можете налить нам воды в бутылки?

— Нет. Можете купить бутылку. Как мы можем бесплатно наливать людям воду, если мы ее тут же продаем?

Впервые нам отказались налить воды, и нас это поразило. Зайдя в паб на краю гавани, мы наполнили бутылки в туалете, а потом с облегчением покинули Падстоу, вернувшись на тропу.