Дарья Мороз: Артисты тотально психически неуравновешенны

Ɔ. Как вы пережили самоизоляцию? Книги читали или фильмы смотрели? Что понравилось больше всего?

Посмотрела какое-то бешеное количество контента — все, что не успевала до сих пор. Сериал Sex Education у меня сейчас в топе — очень круто сделано, очень смешно, очень точно. Американцы, как мне кажется, умеют сочетать, с одной стороны, юмор и какие-то острые темы, а с другой стороны, все время акцентировать внимание на том, что нужно разговаривать друг с другом, что все можно проговорить, что на любой вопрос может быть ответ, и это все нормально. С одной стороны — пафос, а с другой стороны — простые вещи, которые реально всех волнуют. И там грандиозная Джиллиан Андерсен, которую мы все знаем только по «Секретным материалам». Круто наблюдать, как артистка взрослеет и как при этом она классно существует, это прямо открытие. У нее какой-то новый виток. 

Посмотрела второй сезон «Большой маленькой лжи» — на меня произвела впечатление Мерил Стрип. Это из той серии, когда ты не можешь разгадать артиста, смотришь и не понимаешь, что она делает, как она делает, и ни один следующий ход не предполагаешь. Она почти в любой роли великолепна, но тут какой-то другой уровень. Очень круто, очень мне понравилось.

На карантине я поняла, что если раньше я любила мрачноватый нуар типа «Рассказа служанки», то теперь я хочу какого-то юмора, иронии, легкости. 

Ɔ. Послекарантинные планы составляете?

Жду, когда начнется работа. Все съемочные группы на низком старте, но все равно все запустится не раньше августа. И я понимаю, что июнь и июль я еще буду отдыхать и набираться сил. Пока мы работаем над сценариями на START (видеосервис и онлайн-кинотеатр. — Прим. ред.). Мне это тяжело дается: я человек бешеной моторики и активности, но ничего, иногда нужно замедляться, останавливаться, дышать, смотреть вокруг. Пока план один — воспользоваться этим временем с максимальной выгодой для собственного здоровья, ведь у меня года три не было отпуска. 

Ɔ. Когда смотришь сериал «Содержанки», видишь вас глазами режиссера и влюбляешься в вас (Константин Богомолов, режиссер первого сезона сериала, бывший муж Дарьи Мороз, сейчас женат на Ксении Собчак. — Прим. ред.).

Да? Это забавное замечание. 

Ɔ. Там все дышит любовью к вам — весь сериал и все артисты. Как вам работалось вместе? 

Мы 10 лет работаем вместе, и эта работа была сделана, когда мы уже с ним расстались. Я считаю, что творческая любовь или влюбленность — она, в каком-то смысле, главнее любви человеческой. Когда режиссер и актер находят друг друга — это большая редкость и большая удача. И то, что мы друг для друга  делали, — это, конечно же, не случайность. Он меня воспитывал как артистку, я это впитывала и делала то, что он хотел, и это меня очень развивало. Нам всегда с ним непросто работалось, во все времена. Потому что он ревностно относится к делу, он очень сложный, как и все сверхталантливые люди, у него очень специфическая манера работы. И мне кажется, что когда мы уже в человеческом мире расстались, то стали эффективнее работать как тандем актрисы и режиссера — он увидел меня в каком-то другом ключе, я стала спокойнее реагировать на какие-то вещи. В этом смысле самая показательная работа — «Три сестры» и Тузенбах (спектакль «Три сестры» в МХТ, премьера состоялась в 2018 году. Дарья Мороз играет в нем мужскую роль барона Тузенбаха. — Прим. ред.). 

Так случилось, что этот спектакль построен вокруг Тузенбаха, а я в этот момент уже достигла того уровня актерства, который Косте стал интересен, он дорастил меня до этого уровня. Он вдруг увидел, что я эту его систему, которую не понимала много лет, вдруг поняла и приняла и стала работать спокойно, осознанно. Стала «дышать» на сцене, как он это называет: стала работать над своим «я». И когда он это увидел, то понял, что вокруг этого можно делать спектакль. Главное Костино признание в любви — это, конечно, Тузенбах. И Тузенбах отвечает ему взаимностью. Я работаю с огромной самоотдачей и с абсолютным доверием к нему как режиссеру. 

А раньше, в период его становления как режиссера, у него были сложные отношения со всеми артистами, не только со мной, он кидался в нас телефонами, ругался, что мы «ни черта не понимаем, как надо работать». Потом стало гораздо легче. 

Ɔ. Сколько знаю режиссеров, все так делают. А разве существуют спокойные режиссеры? 

Конечно есть, все же очень разные… Костя не спокойный режиссер, он очень жестко добивается того, чего хочет, у него свои методы. Но всегда, когда ты видишь бесконечно талантливого человека, каким является Костя, ты понимаешь, что он психует не просто так, а добивается нужного ему результата. Да, иногда жестоко, но ты идешь на это, потому что это двигает вперед. И в этом смысле все артисты отдавали Косте должное, понимая, какой уровень таланта перед ними, несмотря на то что почти всем нам было непросто. Режиссер — это вселенная, а артист — лишь краска или зеркало, отражающее эту вселенную. 

Посмотрите все, что он делает, — ни один спектакль не похож на другой.

Ɔ. У вас потрясающая улыбка. И когда ее видишь — сразу таешь, а роли у вас такие серьезные, холодные, где-то жесткие, и кажется, что это немного не сочетается…

Алексей Васильевич Петренко говорил мне: улыбку надо использовать в дозированных количествах и очень с умом. Я его совету постаралась внять. 

Ɔ. Был ли шанс у вас стать кем-то, кроме актрисы? Почему вы выбрали актерский путь? Вас среда воспитала? (отец Дарьи — Юрий Мороз — советский и российский кинорежиссер, актер, сценарист, продюсер, основатель кинокомпании «Мороз-фильм», мама — Марина Левтова, заслуженная артистка России. — Прим. ред.)

Да, среда меня воспитала, вы абсолютно правы, все актерские дети отравлены этим ядом: и этим кругом общения, который безумно интересный, и подглядыванием за родителями на съемках и в театре. Все это жутко интересно и, конечно, хочется попробовать. Но у меня никогда не было уверенности в том, что я смогу заниматься этой профессией. Родители очень высокую планку мне задали в том, что касается профессии. Они все-таки оба были учениками Герасимова, а папа еще закончил школу-студию, и они всегда о профессии говорили исключительно в ее высоком смысле, с большой ответственностью, с предназначением. И я никогда не была уверена, что я справлюсь, что я достаточно хороша, чтобы это высокое предназначение нести и соответствовать. 

А потом все как-то само сложилось. Меня утвердил Данелия (в 2000 году Георгий Данелия снял Дарью Мороз в ее первой большой роли в комедии «Фортуна». — Прим. ред.), после этого я стала поступать в школу-студию, а дальше у меня не было выбора. У меня было много работы, я с 15 лет начала сниматься, и вот уже больше 20 лет не останавливаясь снимаюсь и работаю в театре. И Табаков меня выбрал (Олег Табаков принял Дарью Мороз в труппу МХТ им. А. П. Чехова сразу же по окончании Школы-студии МХАТ в 2003 году. — Прим. ред.), и я работала-работала-работала и старалась делать это хорошо, понимая, что в этой профессии либо быть лучшим, либо вообще никак. 

Сейчас я уже так много всего сыграла, что начала переквалифицироваться в продюсирование, потому что я в какой-то момент поняла, что реализовалась в актерской профессии, сама себе доказала, что я — артистка. А дальше мне стало скучновато. Для меня очень важно не останавливаться, развиваться, работать мозгами. Мозг у меня вроде бы есть, характер тоже. 

Ɔ. Давно ли вы к этому пришли? Так трансформируется ваш посыл, потребность нести миссию уже через продюсирование, а не через актерство?

Пришла я к этому в большой степени из любопытства. А еще мне хотелось себя обезопасить в те периоды, когда, возможно, я не буду артисткой: то ли пауза в профессии, то ли меня перестанут снимать, то ли что-то случится, например, кино перестанет сниматься, потому что я все-таки с родителями прошла через десятилетний перестроечный период, когда они не имели возможности работать по профессии. 

Я пошла на Высшие курсы сценаристов и режиссеров, на профессию «продюсирование», отучилась, посмотрела какое-то количество фильмов, поняла, что ни черта не научилась, потому что продюсированию можно учиться только в поле, на проекте. А дальше поняла, что я маленькая, что не готова, что нет пока рядом тех людей, которые бы меня правильно обучили. 

Я человек, долго привыкающий ко всему и любящий вгрызаться в процесс. Прошло 10 лет, я повзрослела, немножко наелась актерства и решила, что надо-надо-надо. Попробовала сделать какие-то телодвижения в сторону поиска проектов, у меня ничего не получилось, ничего меня не заинтересовало, и не было команды. 

Я закидывала удочки нескольким знакомым продюсерам, пытаясь как-то с ними работать, а они говорили: «На фига тебе? Ты артистка, ты прекрасная, мы не хотим тебя терять».

А дальше возникли «Содержанки» и Ира Сосновая, генеральный продюсер проекта, с которой мы очень подружились. В конце первого сезона я просто ляпнула: «Если вдруг будет второй, не могла бы ты взять меня в креативную команду, потому что я хочу попробовать?» И она почему-то согласилась, и дальше мы начали работать над вторым сезоном. И неожиданно для себя, опять же так сложилось, я оказалась в одной из лучших команд, которые есть в этой стране, в команде START, с Эдом Илояном, Ирой Сосновой, Юлей Миндубаевой — с людьми очень творческими при этом и желающими делать кино нового формата. 

Ɔ. Недавно я обсуждала с психологами работу актера, и мы пришли к выводу, что люди, идущие в эту профессию, помимо любви к аплодисментам и публичности желают прожить несколько жизней на сцене и тем самым перепрожить свою жизнь. Что вам хотелось перепрожить? 

Как я уже говорила, я это не выбирала — так сложилось в моей жизни, что я стала актрисой. Всё то, что вы называете, я терпеть не могу в этой профессии. Это самое жуткое, что есть в актерстве. Это демонстрация себя, определенная экзальтация, нарциссизм, зацикленность на себе, раскачивание своей природы для достижения цели. Все артисты тотально психически неуравновешенны. Все. И это нормально, потому что в ином случае они не были бы артистами. Ни один здоровый человек не пойдет в эту профессию, потому что это ненормальная профессия. К сожалению, это так, и это надо понимать. 

Ɔ. А своему ребенку вы порекомендуете эту профессию?

И своему ребенку, если она захочет пойти в эту профессию, я это скажу. Мне этого не сказали в свое время: говорили про сложность, про то, что ты от себя не зависишь и что у тебя может ничего не получиться, то есть всё говорили, кроме этого. 

Так вот, это самое ужасное — проживание жизней. Понимаете, я эзотерик в большой степени. И вот это проживание других жизней, перекладывание на себя некой другой истории, некой другой судьбы, как бы ты ни старался от себя отстраниться, так или иначе в тебе оседает: ты думаешь об этом, примеряешь на себя другую пластику, думаешь о психологии этого человека, изучаешь его эмоциональные повадки. Думаешь, а как бы он общался с окружающими, как он смотрит, как он ходит… Так или иначе ты примеряешь его суть на себя, хочется тебе или нет. 

И если хочешь сделать свою работу хорошо, ты должен это каким-то образом с собой соединить, понять, что из его проявлений есть во мне, хотя, быть может, это и неприятно. Оно все равно в тебе оседает, остается, и в дальнейшем ты тратишь большое количество времени на то, чтобы из себя это вытряхнуть, а оно тебя тоже раскачивает. Я никогда не хотела что-то иное прожить, кроме своей собственной жизни. Моя жизнь интереснее любой роли. Я просто дико любопытный человек, мне всегда важно изучение чего-то нового, поэтому роли, которые я играю, это такое любопытство: а как бы она вот это сделала, а почему она так одевается, что такое ее истерика, ее боль или ее аутентичность? Всё, что я делаю на сцене, — это моя фантазия на тему: а что это за природа вот этого конкретного персонажа или меня в предлагаемых обстоятельствах?  

Ɔ. Театр или кино? 

Что касается в целом профессии, как сейчас я ее понимаю, то, конечно, театр мне наиболее интересен, потому что это энергетическое воздействие. Это мессианская история в определенном смысле, потому что ты что-то несешь в мир своей работой. Иначе ты просто марионетка, игрушка, что достаточно унизительно и неинтересно. И та энергия, которую ты несешь: как ты рассказываешь свою историю, энергетически воздействуешь на зрительный зал или на людей через экран, — это, на самом деле, главное. Если ты несешь энергию света, энергию истории, какую-то мощную энергию, то это работает. Это что-то меняет в людях. 

Я недавно сформулировала для себя: кино, наверное, снимают, чтобы люди не чувствовали себя одинокими. Ты сидишь на карантине, например, и тебе просто некуда деться, дальше ты включаешь кино и вместе с этими персонажами ты проживаешь какие-то свои ситуации, о чем-то думаешь в этот момент, на какие-то вопросы себе отвечаешь. И как бы становишься не одинок. И ты как будто через кино и артистов заполняешь эмоциональные пустоты. Я думаю, что для меня сейчас в профессии вот это — самое интересное исследование.

Ɔ. Вопрос, простите, деликатный: артисты сейчас много зарабатывают? Когда были ваши родители, они зарабатывали…

Ну, слушайте, тогда и деньги были другие. Артисты, особенно медийные артисты, зарабатывают очень прилично. Это хорошие деньги, на это можно хорошо жить. Другой вопрос, что денег всегда всем не хватает: если ты зарабатываешь много, то находится то, на что их тратить, и хочется зарабатывать еще больше. Но все равно это большой труд, не могу сказать, что они прямо так легко зарабатываются. Съемочный день длится 12 часов, как минимум. Если есть переработки, то иногда и 16 часов. Бывают разные ситуации, и когда ты находишься в режиме какого-то большого проекта, и если ты еще медийный артист и у тебя нормальная ставка, то тебя стараются использовать по максимуму. И ты не то что одну сцену в день играешь, нет, все 12 часов ты работаешь из сцены в сцену, из кадра в кадр, несколько месяцев без выходных, а еще театр... И это сложно, ты морально офигеваешь от этого режима нон-стоп. У тебя нет ни секунды, чтобы расслабиться. 

Сложнее только, наверное, режиссеру с оператором, потому что они вообще все съемочные дни всегда на площадке и всегда в полной боевой готовности. Очень устают, а еще должны всю съемочную группу завести энергетически. И артисты бывают разные, с ними бывает сложно, а надо со всеми находить общий язык. Я весь этот цикл прошла во вторых «Содержанках». Может быть, было 5 съемочных дней, когда меня не было на площадке — из-за гастролей или еще чего-то. И это такая же сложная работа, потому что ты все время должен быть включен в процесс. Если кто-то думает, что мы там расслабляемся и пьем коньяк, то это не так. Но никогда в актерстве я не чувствовала такой включенности в проект, как когда села по другую сторону камеры. И никогда так много не понимала об актерстве, пока не пронаблюдала за всем процессом за монитором. Считаю, что эту практику надо пройти всем начинающим артистам. Это дает иной взгляд на профессию.

Ɔ. А какой бы вам хотелось реализовать проект?

Не хочу говорить о проектах, потому что есть разные актерские суеверия. Но мне бы хотелось сделать у нас в стране что-то наподобие Sex Education, такую же веселую, ироничную, откровенную историю, неформальную, очень живую.

Это было бы круто. Хотелось бы сделать какой-то один глобальный проект про что-то эзотерическое или про странно-духовное, почти мистическое. У меня нет каких-то табу или установок. Например, я точно понимаю, что костюмные темы мне как продюсеру совершенно не заходят. Только если придумать современный подход к далеким историям, как в сериалах «Великая» или «Фаворитка». Готику я внутри себя уже прошла, мы ею все уже наелись, и мне кажется, этот тренд должен уйти. Мне нравятся современные истории, «здесь и сейчас», честные, откровенные. Что-то безумное хотелось бы еще сделать, что-то про будущее, фэнтези, головоломку или драматический квест.

Беседовала Ирина Баржак