«Для мира моя коллекция имеет ценность, а для городских чиновников — нет». Как нумизмат из Феодосии борется за свой Музей денег
Когда мне было пять лет, я нашел медную копейку времен Николая II. С тех пор стал коллекционировать деньги, и довольно успешно. После школы я отучился на механика, работал на судостроительном заводе «Море» в Феодосии, неплохо зарабатывал. Тогда часто ездил в Москву и Ленинград, всегда выгадывая час-другой, чтобы приобрести или обменять у коллекционеров интересующие меня деньги. Покупал даже золотые монеты, хотя это было запрещено по закону и любой милиционер мог их у меня отобрать.
Тем временем приближался развал Советского Союза. В одном из журналов мне на глаза попалась статья о Музее Парижского монетного двора. Я прочитал ее на одном дыхании и поставил перед собой цель: когда появится возможность, я создам похожий. Представьте, как меня увлекла эта идея, учитывая ситуацию в стране и то, что даже золотую монету легально купить запрещалось. При этом мой интерес был нематериальным. Мне хотелось поделиться с людьми тем же, что захватывало меня, — историями о деньгах: рассказать, как ради них убивали и любили, как с их помощью покупали рабов и делали великие открытия.
Потом случилась перестройка. Многие редкие монеты тогда вывозили для перепродажи за рубеж, я же покупал их для будущего музея. Моя коллекция выросла. Я получил историческое образование, стал заниматься краеведением, публиковать статьи о нумизматике. В 2003 году открыл свой музей — город выделил под него помещение в безвозмездное пользование. Подобных музеев не было ни в России, ни на Украине, они стали появляться позже. Мои посетители могли увидеть редкие монеты, которых нет даже в большой коллекции Эрмитажа. Всего в экспозицию вошли более 30 тысяч экспонатов, в том числе монеты античной Феодосии и монеты, которые нам передали из Ватикана по поручению папы римского, деньги несуществующих государств, фарфоровые деньги, деньги-колеса, самые маленькие и самые большие деньги, даже феодосийский клад, самый крупный из всех, что были найдены на территории независимой Украины. Со временем музей стал популярным среди туристов. Его даже включили в маршрут известного проекта «Золотое кольцо Боспорского царства», объединяющего достопримечательности, связанные с античным наследием.
Проблемы начались в мае 2012 года, когда из-за онкологии умерла моя жена. Тогда же был организован рейдерский захват части помещения, которое я занимал. Пространство, которое нам выделили в 2003 году под Музей денег, было передано с условием, что я буду попечительствовать над Музеем дельтапланеризма, который находился в том же здании. Пришлось заплатить три тысячи долларов бывшему директору за экспонаты. Тем временем моя коллекция монет пополнялась, и закрепленных за ней 78 квадратных метров явно не хватало. Я подал в городскую администрацию заявление на расширение музея денег, а Музей дельтапланеризма перевез в другое помещение, которое тоже выделил город, и сделал там ремонт за свой счет. Тут вмешался бывший директор музея. Он добился от местных чиновников, чтобы ему вернули музей, а затем продал его другим людям. Те переименовали его в Музей свободного полета и стали брать деньги за дополнительные услуги — например, 150 рублей стоит провести 10 минут на тренажере-симуляторе дельтаплана.
В итоге из 180 квадратных метров мне остались прежние 78. Я понимал, что все договоренности с администрацией держатся на честном слове, и пытался приватизировать оставшееся помещение, но ничего не выходило. Начал обсуждать это с мэром Владимиром Шайдеровым, но мы не успели договориться, потому что он умер от сердечного приступа на тренировке по футболу в 2008 году. Потом был Александр Бартенев — тот пообещал дать мне миллион долларов на развитие музея, но был убит выстрелом из ружья в 2013-м. Затем мы обсуждали вопрос с Дмитрием Щепетковым в 2015-м. После встречи с ним, когда я пришел домой и включил компьютер, то понял, что почти сразу после моего ухода его задержали по обвинению в коррупции.
Ситуацию осложняло еще и то, что с 2014 года мы стали жить по российскому законодательству. Помимо музея у меня был свой бизнес — ломбард и антикварный магазин, благодаря им я платил по счетам и пополнял коллекцию. В Крыму начался общий хаос, заниматься предпринимательством стало сложно из-за нового законодательства и бюрократии, все это отнимало время, а мне хотелось сконцентрироваться на исследовательской работе. Я закрыл все, кроме музея, и стал жить на накопления.
И вот прошло шесть лет после присоединения Крыма. Хоть я и перерегистрировал все документы на музей, но так и не получил от властей разрешение занимать помещение, в котором он находится. Более того, в прошлом году меня уже хотели выгнать из здания и даже попытались завести на меня уголовное дело за неправомерное завладение недвижимым имуществом. Тогда за меня заступилась местная ассоциация заповедников и музеев, власти Крыма, журналисты. Городские чиновники пошли на попятную, пообещав решить проблему. Этого не произошло. Недавно я снова получил от них письмо с требованием покинуть помещение.
Можно было бы предположить, что музей хотят закрыть из-за моих оппозиционных взглядов. Я критиковал чиновников и публично заявлял, что не пойду на референдум, но музея это никак не касается. Там у меня все показано правильно: присоединение Крыма, все скрепы духовные, георгиевские ленточки — это есть. И я никогда не считал, что могу высказывать свое мнение, отличное от официального, когда провожу экскурсию. Насколько я понял, все дело в том, что на помещение музея, которое находится в самом центре города, положили глаз местные бизнесмены.
Мне очень сложно понять, почему так происходит — все же я занимаюсь не коммерческой деятельностью, а культурой и наукой. Билеты недорогие: школьники — 100 рублей, взрослые — 200, детям до шести лет — бесплатно. В Москве есть Музей нумизматического клуба президента «Лукойла» Вагита Алекперова, у них такой же статус, как у нас: частное учреждение культуры. Им выделили исторические палаты на Арбате в безвозмездное пользование. Такие примеры есть и в Феодосии: например, помещения получили Музей рыбы, а также тот самый Музей свободного полета, который до сих пор работает через стенку от меня.
Часть статьи не может быть отображена, пожалуйста, откройте полную версию статьи.
Конечно, понятие частного музея сейчас размытое, и ясно, что не всегда поддержка властей оправдана. Иногда доходит до смешного, когда «музеем шоколада» называют магазин, а «музеем эмоций» — фотозону или парк аттракционов. Но я же занимаюсь научной деятельностью, у меня серьезные фонды, меня приглашают на международные конференции. В последнее время я слышу много заявлений о том, что государство такие начинания хочет поддерживать, но на примере моего музея видно, что пока желания расходятся с делом.
Вариант с оплатой аренды не рассматривается, потому что помещение хотят выставить на торги. Но, даже если бы мне предложили платить, я бы это не потянул: один квадратный метр в центре Феодосии стоит три тысячи рублей. Даже разговоры об этом кажутся абсурдными: если я начну платить, то как бы признаю, что у меня не музей, а аттракцион или шоу. Получится, что многие другие частные музеи, которые к науке имеют опосредованное отношение, пользуются помещением бесплатно, потому что занимаются важным делом, а я будто коммерсант.
Все мои сотрудники уволились, я остался один. Мне дали три дня на выселение. Я прихожу в музей каждый день и собираю монеты в коробки — боюсь, что не уложусь в этот срок. Да и не представляю, куда это все вывозить. Речь идет об огромной коллекции, которую я собирал всю свою жизнь. Среди экспонатов есть два полуторатонных сейфа, не знаю, как их дотащу до своей квартиры. Знакомый из Одессы предложил перевезти все к нему, но я не хочу — все же основная ценность коллекции в том, что она рассказывает историю Феодосии через историю денежного обращения.
Самое обидное, что люди ежедневно ломятся в музей. Звонят, спрашивают, когда он откроется. Мне нужно что-то им отвечать. Моим музеем интересуются нумизматы из других стран. Получается, что для мира моя коллекция имеет ценность, а для городских чиновников — нет.
Юриста я пока не нанимал. Судов у нас никаких не было, и я все еще надеюсь, что и не будет. Я верю, что смогу выбраться. Несмотря на все проблемы, я надеюсь, что в будущем музей возродится и станет всемирно известным собранием денег, а на его базе будут проводиться конференции и симпозиумы.
Подготовила Дарья Миколайчук