«Нации нанесен серьезный психологический урон». Интервью с координатором белорусской диаспоры в Москве Ланой Саванович
Ɔ. Признаюсь, я очень удивился, когда 9 августа увидел несколько тысяч человек в очереди на голосование в белорусское посольство, — не думал, что в Москве живет столько белорусов.
Я понимаю ваше удивление. Мы, белорусы, всегда мимикрировали под страну проживания, буквально растворялись среди коренного населения. Раньше, если кто-то говорил: «Я из Беларуси», — этому не придавали значения, не воспринимали его как своего соотечественника и тем более не выстраивали с ним какие-то специальные отношения. Теперь все иначе. Еще в мае у посольства в Москве прошла первая акция белорусов (против задержания блогера Сергея Тихановского. — Прим. ред.). Ее не заметили СМИ, потому что собравшихся у здания быстро попросили удалиться, но именно с этого дня наша группа в Телеграме начала расти. Кто-то узнал о ней из Фейсбука, другие увидели в чате «Страны для жизни» (проект Тихановского. — Прим. ред.). Взрывной рост группы московской диаспоры начался в день голосования благодаря той огромной очереди, о которой вы говорите. Сейчас в группе уже около 2 тысяч человек, и количество участников продолжает расти. Я чувствую, что эти люди объединены общей целью. Они не переживают за страну и ее будущее пассивно, как это было много лет подряд, наоборот, живущие в России белорусы готовы помогать и делать что-то полезное.
Ɔ. Вопросы к Лукашенко у многих белорусов есть давно. Почему диаспора проявила себя только сейчас?
Думаю, вам уже говорили, что один из факторов объединения — эпидемия коронавируса. Мы увидели, что государство нам в очередной раз врет, рассказывая, что в Белоруссии никто не болеет. Более того, оно отрицает сам факт эпидемии, подвергая здоровье граждан опасности. Как бы вы отреагировали, если бы ваш президент в эфире гостелевидения сказал, что COVID-19 лечится «трактором»? Белорусы окончательно убедились, что во главе их страны стоит человек, которому плевать на человеческие жизни. Второй фактор — экономика. Стало понятно, что белорусская экономика деградирует, что в страну не готовы инвестировать. Эти проблемы связаны именно с Лукашенко, с его курсом. Ну и, наконец, третий фактор — расправа над новыми лицами в политике. На выборы пошли люди, которые раньше не были тесно связаны с политикой и не ассоциировались с режимом Лукашенко. Исключение — бывший чиновник Валерий Цепкало, но и он смог найти свой электорат. Бывший глава Белгазпромбанка Виктор Бабарико очень быстро стал самым популярным оппозиционным кандидатом, я знаю, что за него готовы были голосовать и молодежь, и пожилые люди, например, мои родители. Власть популярность оппозиции понимала, поэтому Тихановский и Бабарико оказались в СИЗО, а Цепкало пришлось бежать (после отъезда из страны на Цепкало завели уголовное дело, он находится в розыске. — Прим. ред.). У людей украли их кандидатов, поэтому сейчас «встала» вся страна. Видимо, нам, белорусам, захотелось доказать самим себе и Лукашенко, что мы не «овцы», не «народец». Мы решили, что можем объединиться, как на уровне диаспоры, так и на уровне всей страны. Пока у нас получается.
Ɔ. Как давно и почему вы уехали из Белоруссии?
Я переехала в Россию в 2001 году и до 2003-го жила в Магадане. Потом вернулась в Белоруссию, пыталась открыть бизнес, но государство сделало все, чтобы у меня ничего не получилось. Я поняла, что не хочу выполнять какие-то бесполезные требования, проходить проверки, бороться с системой, поэтому уехала работать в Китай. С 2005-го по 2019 год я жила в Пекине, Гуанчжоу и Шанхае, а затем приехала в Россию. И теперь я — часть московской диаспоры.
Ɔ. Как диаспора помогает протестующим?
Представители диаспоры, среди которых Дмитрий Навоша (сооснователь Sports.ru. — Прим. ред.), создали «Фонд солидарности». Это касса помощи белорусам, которые сейчас участвуют в забастовках или потеряли работу из-за акций протеста. Этим людям нужна наша помощь. На данный момент фонду удалось собрать 112 миллионов рублей.
Есть и более мелкие инициативы. Например, волонтеры, которые в Белоруссии помогают политзаключенным, рассказали нам, что в белорусских СИЗО нечего читать. В местных библиотеках есть только Библия — художественная литература запрещена, но арестантам можно передать учебники и самоучители. Члены диаспоры за один день собрали и отправили 30 килограммов книг. Я знаю, что они дошли до адресатов. Правда, в одном из изоляторов отказались принимать учебник по истории органов госбезопасности СССР. Также мы помогаем решать проблемы с оборудованием и самим правозащитным организациям. Каким именно, рассказать не могу, потому что боюсь, что у них будут проблемы. Ну и, конечно, проводим акции солидарности у стен посольства в Москве.
Ɔ. Вы оказываете поддержку тем, кто бежит из Белоруссии в Россию?
Да, у нас есть квартиры — перевалочные пункты, где белорусы могут провести несколько дней, пока решают, что делать дальше. Некоторые не остаются в России надолго и уезжают либо куда-то на Восток, либо на Запад. Как, например, Валерий Цепкало. Вы же знаете, что он вместе с детьми выехал из Белоруссии через Россию? Позже так же поступила и его жена Вероника. Теперь они то ли в Варшаве, то ли в Киеве.
Ɔ. В вашем телеграм-чате почти 2 тысячи человек. Вы не боитесь, что среди них есть белорусские силовики? Журналисты ранее предположили, что у посольства в Москве дежурят сотрудники КГБ.
Есть некоторые «звоночки», которые подтверждают, что за нами внимательно следят. Знаю, что одному человеку, который участвовал в пикете у посольства, «посоветовали» не разговаривать с журналистами. Да, мы замечаем в Москве «тихарей» (сотрудники правоохранительных органов, которые ходят на массовые мероприятия в гражданском. — Прим. ред.), их легко распознать в толпе по одежде. Они снимают происходящее на маленькие ручные камеры, пытаются подслушать разговоры. Но мы не нарушаем закон, даже мусор за собой после акций убираем. Как нам может навредить КГБ?
Ɔ. Например, вывезти из России вас или других активистов диаспоры.
«Тихари» в Белоруссии хватают активистов и закрывают в СИЗО на 72 часа, а потом заводят уголовные дела и фактически держат в заложниках долгие месяцы. Но я не думаю, что белорусские силовики будут ловить кого-то в Москве — российские коллеги им помогать точно не станут.
Ɔ. Почему вы в этом уверены?
Россия заняла нейтральную позицию, руководство страны понимает, что происходящее в Белоруссии — это ни в коем случае не антироссийское движение, которое может как-то негативно отразится на дальнейших двусторонних отношениях. Ни один из оппозиционных кандидатов в своей программе не предлагал «отвернуться» от Москвы в сторону Запада, скорее, наоборот. Поэтому Россия сейчас как бы говорит белорусам: «Это ваше личное дело, разбирайтесь сами».
Ɔ. Успех армянской «бархатной революции» 2018 года объясняли тем, что Армения — страна маленькая. Там работает теория не пяти, а двух-трех рукопожатий — это одна из причин, по которой оппозиции удалось добиться отставки президента Саргсяна. Предположу, что в Белоруссии условия похожие: успехи оппозиции можно объяснить небольшим населением. Будь с стране не 9, а 50 миллионов жителей, мобилизовать их было бы сложнее?
Я в таком разрезе раньше на ситуацию не смотрела, наоборот, сокрушалась, что нас так мало. Думаю, говорить об успехах пока рано, но белорусы уже никогда не будут прежними: сейчас, в борьбе, мы осознали себя единым народом, а не «забитой» нацией. Посмотрите на фотографии с протестов, послушайте речи, которые произносят на акциях. Слушаешь их, и хочется плакать от счастья. Моя подруга из Минска рассказывала, как она откликнулась на призыв привезти воду на воскресный Марш солидарности: ей пришлось долго ездить по улицам и искать место, где оставить бутылки, потому что они были везде. После таких рассказов сразу хочется тоже чем-то помочь — множить добро, а не зло, как это делает Лукашенко.
Ɔ. Снова проведу параллель с Арменией. В 2018-м эта страна смогла избежать «крови», в Белоруссии же все иначе. Вы как себе объясняете, почему во время белорусских протестов было столько насилия?
Недавно я читала советское руководство по ведению пропаганды в армии. Скажу честно, уже на 40-й странице я была готова растерзать любого «буржуя». Мне кажется, с силовиками работают специальные люди — идеологи, которые рассказывают рядовым сотрудникам, что на улицы городов сейчас выходят враги государства, нелюди. Если мне хватило 40 страниц, представляете, как меняется сознание у тех же омоновцев, которых готовят по несколько лет?
Мне кажется, власти специально дали команду давить протесты максимально жестко. Они рассчитывали, что смогут быстро разогнать людей по квартирам, а самых активных посадить на долгие годы. Но не получилось. Отсюда и дополнительная злость.
Ɔ. Есть мнение, что рядовые сотрудники ОМОНа — жители белорусской глубинки, которых «подкупают» высокими зарплатами и служебным жильем.
Охотно верю. В Белоруссии у мальчика из провинции небольшой выбор: либо он будет служить в ОМОНе, либо станет трактористом, грузчиком или учителем физкультуры. Служба в силовых структурах — это жилье, достаточно высокая зарплата, ранний выход на пенсию. Кроме того, посмотрите, как силовиков ценит президент — на них сейчас сыплются награды и, скорее всего, большие премии.
Ɔ. На днях в Телеграме заметили, что белорусов призывают выходить на протестные митинги с помощью таргетированной рекламы и роликов. Есть они и в оппозиционном канале NEXTA, чей создатель сейчас живет в Варшаве. Вдруг белорусские протесты поддерживают с Запада, например, из Польши?
У NEXTA и правда какой-то невероятный рост аудитории за последние две недели (на момент разговора — более 2 миллионов подписчиков. — Прим. ред.), но я не думаю, что их кто-то спонсирует и специально продвигает. Канал стал популярным, потому что это единственный источник информации, который в режиме онлайн рассказывает, что происходит в стране, даже когда Лукашенко отключает интернет. Да, NEXTA — не образец журналистской работы, но для белорусов сейчас это не важно. Люди из нашей группы на прошлой неделе не спали по ночам, следили за тем, что происходит на Родине. Я сама ложилась спать в пять утра, а на следующий день заряжала телефон по три раза, потому что информация от NEXTA — единственное, что меня тогда интересовало. Поймите, всей нации нанесен серьезный психологический урон. Мне звонят друзья из Минска и говорят, что после просмотра новостей не могут ни спать, ни есть. Но не следить за происходящим они не могут. Это настоящий посттравматический синдром. Волнует ли меня, что протесты и NEXTA кто-то спонсирует извне? Нет. Мне сейчас важно, сколько денег мы соберем в «Фонд солидарности», как себя чувствуют люди, пострадавшие в столкновениях с силовиками, и когда политзаключенные выйдут на свободу.
Ɔ. Белорусская оппозиция сформировала Координационный совет, в который вошли около 40 человек. Большинство имен мало знакомы россиянам. Как вы этот список оцениваете?
Некоторые имена мне тоже незнакомы, но среди членов совета есть человек, которым я горжусь — это правозащитник Андрей Стрижак. Он инициатор акции #BYCOVID19, благодаря которой в Белоруссии удалось спасти много жизней. Во время пандемии именно Андрей, а не государство, помогал медикам, привозил им защитные костюмы. Андрей — лидер новой формации, у него есть человеческие качества, которые вызывают симпатию, он правильно выстраивает рабочие процессы. Уверена, что и остальные члены совета попадают под эти характеристики.
Ɔ. Какой, по вашему мнению, должна быть судьба Лукашенко, если он все-таки покинет свой пост?
Не хочу, чтобы Белоруссия начинала новую страницу своей истории с каких-то показательных процессов. Еще две недели назад я думала, что Лукашенко нужно позволить уехать из страны или предложить ему сценарий, по которому передал власть Ельцин — дать ему гарантии неприкосновенности и оставить в покое. Теперь, после той жестокости, которую мы увидели на улицах, во мне борются разные чувства. Но я постоянно напоминаю себе, что месть — не выход, он должен жить. В новой Белоруссии первым делом нужно отменить смертную казнь. Такая мера наказания в уголовном кодексе европейской страны в XXI веке — позор.
Беседовал Никита Павлюк-Павлюченко