Инвестиционный директор РВК Алексей Басов: Несколько поколений воспитывалось в постсоветской парадигме презрения к деньгам, предпринимательству и торговле

Ɔ. В этом году произошло множество событий, повлиявших на экономику во всем мире. Как пандемия сказалась на венчурном рынке в целом и на РВК в частности? Как себя чувствует рынок и какое настроение у инвесторов?

Давайте начнем не с нас и даже не с российского рынка, а в целом — с мирового рынка венчурных инвестиций, в котором РВК — один из элементов. 

Рынок венчурных инвестиций традиционно очень «длинный»: средний срок жизни венчурного фонда 10 лет. Это означает, что инвестор и управляющая компания понимают, что на этот горизонт выпадет один или два экономических, политических и иных видов кризиса, и они к этому готовы. Если наложить график доходности венчурных фондов и фондов прямых инвестиций на график классических метрик фондового рынка, например NASDAQ или S&P500, то будет видно, что в период кризиса венчурный рынок практически не демонстрирует снижения доходности или темпов роста, в отличие от публичных рынков, которые гораздо более волатильны и чувствительны к экономической конъюнктуре. Поэтому мировой венчурный рынок показывает довольно высокую устойчивость с точки зрения готовности инвесторов к дальнейшему риску и поддержке проектов, в которые они проинвестировали. 

Конечно, кризис не мог не ударить по такому параметру, как количество сделок. Новые сделки всегда замирают в такие периоды, и мы это видим на примере исследований. CB Insights зафиксировали за первый квартал 2020 года снижение количества сделок на 20% в Азии и чуть меньше — в районе 17% — в Америке. 

Для России корректные данные за первое полугодие мы получим ближе к концу года, однако, по нашим блиц-оценкам и по предварительным данным Российской ассоциации венчурного инвестирования, количество новых венчурных сделок сократилось примерно на те же 40%. При этом инвесторы продолжают вкладывать деньги. Меньше, чем обычно, но это падение гораздо менее драматично: примерно на 10% сократился объем денег, влитых в рынок весной 2020 года, которая ассоциируется с наиболее острой фазой экономического кризиса. 

В целом это означает, что инвесторы поддерживают наиболее устойчивые, зрелые проекты и существующие портфели. Они концентрируются на их спасении и удержании, а также использовании тех возможностей, которые открывает кризис. 

Ɔ. Мы видим, что часть отраслей действительно показала хороший рост. Например, фармацевтика и IT-компании. В свою очередь, например, туристическая отрасль в жестоком кризисе. Как вы выбираете цели для вложений?

Описать механику инвестиционного мышления довольно сложно. Если рассматривать ситуацию глобально, то можно сказать, что на венчурном рынке никогда не было столько денег. Например, в мире показатель dry powder — то есть объем пока не проинвестированных фондами денег — на конец 2019 года составил 2,5 триллиона долларов. Это ликвидность, которую фонды могут «влить» в рынок. И это рекордное значение за всю историю развития индустрии, то есть рынок готов покупать. 

С другой стороны, классические, традиционные активы, доказавшие свой потенциал, еще никогда не стоили так дешево. Никто не разочаровался в авиаперевозчиках, туризме, офлайн-ретейле или офлайн-образовании. Просто пересмотрена стоимость этих активов. И вполне возможно, что инвесторы в этом и следующем коротких циклах будут поддерживать как раз проекты и индустрии, находящиеся под максимальным давлением кризиса. Ведь «заходить» нужно тогда, когда дешево, а не когда дорого. 

Ɔ. То есть существует такой рыночный маятник — от одной области к другой?

Конечно. Коронакризис нарушил устойчивую работу огромного количества отраслей. Но любой инвестор ждет именно таких периодов и рад, если на его карьеру выпадают такие глобальные сломы — в этом смысле нам всем очень повезло. 

Пандемия сделала корпорациям, государствам и потребителям «цифровую прививку», которая поражает своими масштабами. На те процессы, которые мы прошли за несколько месяцев, в обычных условиях потребовалось бы лет десять. Я говорю о формировании новых потребительских паттернов, внедрении цифровых платформ, оцифровке множества процессов, которые в итоге перешли в онлайн и коснулись даже самых заскорузлых, консервативных организаций. 

Безусловно, это создало огромный вакуум за счет расчистившихся рынков и внезапно устаревших технологий. И сегодня этот вакуум наполняется новыми предпринимательскими идеями и поддерживающими их инвестициями. 

Прежде всего, этот вакуум сформировался в трех ключевых областях. Во-первых, в медицине, которая показала глобальную отсталость и технологическую неспособность обслуживать внезапно возросший спрос. Сразу появились решения в области фармацевтики, медицинских технологий и изделий, а также цифровых платформ, обладающих принципиально новой способностью к масштабированию, быстрому развертыванию. И эти решения стали объектом пристального внимания инвесторов. Кстати, на инвестиции именно в этом сегменте нацелен новый совместный венчурный фонд РВК и Минпромторга «ФармМед Инновации». 

Вторая область, которую нельзя не упомянуть, — это все, что связано с дистанционным образованием. В целом эта тенденция появилась уже давно, в 2010-х сформировались несколько крупнейших игроков в этой отрасли. Например, в портфеле РВК есть крупная отечественная образовательная платформа Maximum Education. Рынок EdTech и ранее был любим инвесторами, но сейчас его популярность просто колоссальна. Люди сидят дома, и всем нужно не только работать, но и развиваться, дистанционно повышая конкурентоспособность в плане качества знаний. Такая же ситуация с остальными аспектами всех образовательных циклов: дошкольного, школьного, повышения профессиональной подготовки и прочих. 

Интерес инвесторов не исчерпывается классическими, уже ставшими понятными приложениями и платформами дистанционного образования. В фокус внимания попал широкий арсенал решений дополненной реальности, платформ, объединяющих ученика и учителя, систем анализа контента, решений для университетов, для государственных органов в области контроля успеваемости и цифровизации образования. РВК также не осталась в стороне, мы вышли на финишную прямую по запуску совместного с Минэкономразвития образовательного венчурного фонда, ориентированного на подобные решения. 

Наконец, третий бенефициар кризиса — это онлайн-торговля. Аудитория интернет-магазинов в период пандемии выросла более чем на 10 миллионов клиентов. Онлайн-торговля получила невероятный трамплин, и я уверен, что офлайн скоро станет придатком к средствам e-commerce, оставив за собой не более 10–20% рынка. 

У РВК есть яркие истории и в этой области. Например, наша портфельная компания Elementaree, которая занимается доставкой наборов еды, в период пандемии вошла в тройку лидеров рынка, сегодня ее оборот составляет сотни миллионов рублей.

Ɔ. Вы сказали, что на рынке никогда не было столько денег. Это мировая история или и российская тоже? Как сделать так, чтобы эти деньги использовались максимально эффективно?

Нельзя сказать, что наш рынок захлебывается от денег. Хотя бы в силу того, что его структура пока не до конца соответствует тем признакам зрелости, на которые мы привыкли ориентироваться. 

Как и на любом молодом венчурном рынке, существенную роль у нас сегодня играет государство. Около двух третей сделок поддерживаются в том числе институтами развития и участниками, так или иначе связанными с государственным капиталом. Это нормально, ведь американские и китайские системы начинали точно так же. В последние годы на рынок стали активнее заходить корпорации. Они накапливают все более мощную экспертизу и эффективно конкурируют с частными игроками, предлагая помимо денег синергию со своими активами: стеком технологий, инфраструктурой, каналами продаж. И это хорошо, потому что чем больше разных типов игроков на рынке, между которыми предприниматели могут выбирать, тем лучше.

Наше государство вполне понимает значимость венчурного рынка, помогая не только ликвидностью, но активно совершенствуя законодательство. Например, уже обозначены планы по снятию ряда ограничений для выхода на венчурный рынок негосударственных пенсионных фондов. В мировой практике НПФ — традиционно сильные долгосрочные игроки, занимающие значимую долю рынка прямых и венчурных инвестиций.

Все это позволяет верить, что государство рассматривает инновации как инструмент по трансформации всей экономики, насыщению ее передовыми подходами и технологиями, что и остается главной функцией венчурного рынка. Наша отрасль — это плацдарм, с которого начинаются изменения по-настоящему больших отраслей, вносящих решающий вклад в ВВП. 

Ɔ. Пенсионные фонды в мире занимаются инвестициями?

Да, примерно половина венчурного финансирования в мире обеспечивается именно этими деньгами. У нас, к сожалению, НПФ, которые аккумулируют существенные деньги, обложены таким количеством ограничений, что пока не могут инвестировать ни во что, кроме очень ограниченного набора сверхконсервативных инструментов. В итоге они могут дать вкладчикам доходность лишь на уровне официальной инфляции и не обладают возможностью задействовать свой капитал в быстрорастущей инновационной экономике. От этого страдают все — и НПФ, и пенсионеры, и государство, и венчурный рынок. Мы давно ведем работу по изменению этого регулирования, и ЦБ, наконец, показал готовность допустить НПФ на рынок VC&PE. Это очень позитивный шаг как для вкладчиков, так и для экономики страны.

Ɔ. Каких еще можно ожидать существенных изменений на венчурном рынке?

Таких направлений несколько. Например, уже озвучены планы запустить в России новые фонды фондов*, наряду с РВК, в том числе с участием частного капитала. Конкуренция на уровне фонда фондов — очень важный элемент дальнейшего развития рынка. Например, в Китае действуют более трехсот фондов фондов, в США их около сотни, и этап развития нашего рынка требует, чтобы их число увеличивалось.

Значимым изменением для госинвесторов стало законодательное закрепление «права на риск». Законопроект, который был разработан Минэкономразвития при участии РВК и других игроков рынка, должен сузить «серую зону», когда государственные деньги инвестируются в рамках очень строгого бюджетного контроля, не учитывающего венчурную специфику. Этот подход размывал грани между реализацией рыночного риска (8 из 10 стартапов априори обречены на неудачу) и реальными злоупотреблениями (например, когда стартап «не взлетел» в результате недобросовестных действий основателей или инвесторов) и оказывал давление на все институты развития, заставляя их демонстрировать избыточную консервативность. Безусловно, этот барьер должен быть снят.

Еще один шаг — это разнообразные меры по налоговому стимулированию инвесторов. Целый набор таких инициатив был предложен в Стратегии развития венчурного рынка, которую разработала РВК по заказу Минэкономразвития. Надеюсь, в течение следующих нескольких лет частные и корпоративные инвесторы получат новые преференции, стимулирующие инвестиционную деятельность по аналогии с лучшими мировыми практиками.

Ɔ. Какие советы вы можете дать непрофессионалам, которые хотят попробовать инвестировать на венчурном рынке?

В любой области, где ты занят, нужно стремиться быть профессионалом. Неспециалиста ждет провал, независимо от области — стоматология это или политика, не важно. Деятельность, которая не требует постоянного роста профессионального уровня, называется хобби. 

И я сразу остужу пыл начинающих инвесторов. Во-первых, государство в последнее время очень активно старается оградить непрофессиональных игроков от высокорисковых инструментов. Например, существенно выросли требования к квалифицированному инвестору в части доступа к ценным бумагам. 

Венчурное инвестирование относится к областям, предполагающим неограниченный риск, когда можно потерять все вложенное, а классификация этих рисков займет не одну страницу. Поэтому существует целый набор инструментов коллективного инвестирования, которые существенно сокращают риски, позволяя разделить их с другими инвесторами. Наверное, единственная разумная рекомендация для начинающих инвесторов, по аналогии с рынком ценных бумаг — присмотреться к подобным инструментам. 

Конечно, быть бизнес-ангелом — это очень драйвовая история, которая при должной комбинации удачи, настырности и бизнес-опыта может привести к значимому финансовому успеху. Однако мировой венчурный рынок постепенно закрывается от дешевого входа. Корпорации и фонды подбирают перспективные компании на все более ранних стадиях, многочисленные акселераторы и инвестиционные платформы позволяют проверить бизнес-гипотезу за считаные месяцы. В этих условиях частному инвестору сложно объяснить свою ценность, и он постепенно «выдавливается» в область малоликвидных или вовсе неинвестопригодных проектов. По таким законам развивается любой рынок, который стремится к зрелости.

Сказанное не означает, что бизнес-ангелы как класс инвесторов обречены. Они — важнейший элемент венчурной экосистемы, но их функция, прежде всего, заключается в снижении максимальных рисков для ранних стадий проектов. 

Ɔ. То есть лучше не пытаться играть соло. Или, если есть желание, все же стоит попробовать?

Стоит, конечно. Армия начинающих бизнес-ангелов как во всем мире, так и в России растет. Если есть деньги, которыми можно рискнуть, есть понимание индустрии и способность отличать жуликов от предпринимателей, то непременно нужно пробовать.

Пока что российский рынок недостаточно наполнен инвестициями, не хватает людей и идей, не развита предпринимательская культура. Несколько активных поколений воспитывалось в постсоветской парадигме презрения к деньгам, предпринимательству и торговле. Нормой было осуждение ошибки или выхода за пределы зоны своей классической компетенции. Это наследие очень сильно тормозит нашу страну. 

Поэтому, если смотреть на проблему с позиции государства, то повышение предпринимательской культуры, аппетита к риску и толерантности к ошибкам является важной национальной задачей.  

Ɔ. В какую область вам лично было бы интересно сейчас инвестировать? 

В последние годы мне стали интересны медицинские стартапы, покупать которые, к сожалению, я потерял возможность после того, как был приглашен в РВК, из-за возможного конфликта интересов. В качестве примера можно вспомнить компанию Unim — это платформа онкологической диагностики. Существует огромное количество видов онкологических заболеваний, и никакой мозг врача, никакой атлас не вместит все обилие случаев. Поэтому более 60% поставленных диагнозов в нашей стране нуждаются в проверке и уточнении. При этом цена ошибки предельно высока.

Искусственный интеллект же позволяет сравнить сходные случаи и поставить диагноз с высокой точностью. Алгоритм, разработанный специалистами Unim, накапливает данные на основе снимков собственной цифровой лаборатории, десятков медицинских учреждений, для которых является поставщиком «второго мнения», а также целого ряда международных лабораторий, которые используют эту платформу в наиболее сложных диагностических случаях. 

Это очень выпуклый пример того, как технология спасает здоровье и жизни, а инвестиции приносят прямую и однозначную пользу миру. Поэтому для себя я считал бы инвестицию успешной даже в том случае, если бы компания оставалась дотационной. Но компания Unim стала успешной, и к ней проявили интерес несколько российских и иностранных стратегов.

Ɔ. Венчурный рынок — это сложно. А какая у вас самая большая «головная боль»?

Пожалуй, это консервативность и низкая толерантность к риску, к неудачам, которую вынуждено демонстрировать государство, предприниматели, инвесторы и регулятор. Это ключевой барьер, который сковывает рынок с точки зрения реализации потенциала наших людей и нашей страны.

Россия — страна-изобретатель, работа наших соотечественников лежит в основе всей современной технологической цивилизации. Но вот этот барьер — разрыв в отношениях инженерной школы и предпринимательской культуры — сильно тормозит развитие нашей экономики.

Разрешить эту ситуацию каким-либо одним централизованным решением или институтом невозможно. Это один из аспектов национальной идеи, над реализацией которой неизбежно придется работать всему обществу и государству, и хорошо, если за одно поколение мы сможем осуществить заметный сдвиг в общественном сознании. Зато каждый новый фонд, каждая сделка или кейс вносят вклад в процесс становления национального технологического предпринимательства.

Ɔ. Были ли у вас случаи большой неудачи в инвестировании и как вы вообще относитесь к неудачам?

Неудачи есть в бэкграунде любого инвестора. Проведу такую аналогию: по статистике, чтобы забить гол в футболе, нужно провести 11 атак в ворота. Поэтому болельщики многих стран восторженно воспринимают любую атаку, даже неуспешную, понимая, что она является вкладом в будущий гол. 

Ɔ. Минус один…

Плюс один к вероятности! У нас же, стоит футболисту промахнуться по воротам, он становится предметом осуждения болельщиков. Но инвестиционное сообщество сильно отличается от такой парадигмы: мы с удовольствием обмениваемся любыми кейсами, где нас обманули, где мы что-то не учли, где просто не повезло. В этом смысле мы все — энциклопедии самых разных ошибок, каждая из которых делает нас сильнее. И выученный «урок» мы с удовольствием транслируем в своем сообществе и никогда стараемся не повторять.

И здесь один из важных мостиков, который связывает мою профессиональную деятельность с моей спортивной карьерой: я занимаюсь практической стрельбой. В спорте неудача на соревновании является рабочим, статистически неизбежным элементом на пути к победе. Чем тяжелее связка медалей и длиннее полка с кубками, тем в большем количестве соревнований ты не победил. 

Инвестирование очень похоже на спорт, потому что ошибка — неизбежная часть процесса. Серийный инвестор не может не ошибаться, но важно, чтобы результаты победы превышали стоимость провалов. Эта арифметика заложена в экономику любого венчурного фонда. Поэтому мне сложно ответить на ваш вопрос про большой провал и потерю больших денег. 

Ɔ. И все же?

Давайте возьмем какие-нибудь кейсы за пределами РВК. Почти два десятилетия работая в области технологических инвестиций, я, разумеется, не воспользовался очень многими прекрасными инвестиционными предложениями. Например, в конце 2000-х я обсуждал с Альбертом Попковым (основатель социальной сети «Одноклассники». — Прим. ред.) покупку «Одноклассников», которых он оценивал, насколько я помню, в 16 миллионов евро. Мы не сторговались из-за двух миллионов, и компания была приобретена фондом DST Юрия Мильнера (бизнесмен, основатель группы фондов DST Global, бывший совладелец Mail.ru Group. — Прим. ред.). Два миллиона евро, конечно, большие деньги, но если вспомнить, что очень скоро «Одноклассники» были куплены Mail.ru Group за 240 миллионов долларов, мы поймем, что это была серьезная упущенная возможность.

Если брать мою бизнес-ангельскую деятельность, могу, например, вспомнить, что в 2014 году Александр Ларьяновский (управляющий партнер российской онлайн-школы по изучению английского языка SkyEng. — Прим. ред.) предложил мне инвестировать в сервис изучения английского языка 100–200 тысяч долларов. У меня на тот момент не нашлось времени, чтобы изучить компанию и столь скромную по размерам сделку. А в 2018 году Baring Vostok при покупке SkyEng оценил компанию более чем в 100 миллионов долларов.

Впрочем, в кругу коллег такие истории не воспринимаются как провал, и подобных сюжетов у каждого из нас немало. В конечном счете, ты не беднеешь, если не купил какую-то хорошую компанию. 

* Фонды фондов — это венчурные фонды, которые не инвестируют в стартапы напрямую, а являются инвесторами других фондов. К примеру, РВК участвует в капитале 29 венчурных фондов, в портфеле которых, в свою очередь, находится около 200 стартапов.