«‎Москва — очень технологичный город, но никто не знает об этом, кроме ее жителей». ‎Интервью с российскими стартаперами из Кремниевой долины

Ɔ. В чем уникальность вашего продукта? Какое принципиально новое IT-решение вы предлагаете?

Артем Кейдунов: Cube.js — сложный технологический продукт, целый инфраструктурный проект для разработчиков. Он решает одну важную для большого бизнеса проблему. В таких крупных компаниях, как, например, Exoil group, используется много внутренних систем для преобразования больших данных в удобную для аналитики форму. Все эти системы создают разработчики, и каждый раз они сталкиваются с вопросом: ‎как эффективно отобразить данные?‎ Обычно данные находятся в разных базах и хранятся в больших объемах. Сотрудник их запрашивает и хочет как можно быстрее получить данные в читабельной форме — в виде графиков, например. Чтобы на скорости преобразовать данные, разработчики прибегают к различным решениям, и все они очень разношерстные, нет какого-то единого инфраструктурного слоя для такой задачи. Тут-то на помощь и приходит Cube.js в качестве прослойки между хранилищами данных и аналитикой, графиками и отчетами.

Ɔ. Недавно мы говорили с Максимом Нальским — IT-предпринимателем, который создал программу Pyrus, объединяющую в себе обычные мессенджеры и рабочие таск-мессенджеры. Понятно, что у Pyrus главный конкурент — это Slack, который, кстати, в вашем случае является инвестором. А кто у вас главный конкурент?

Кейдунов: Наш главный конкурент — «сделай сам‎»‎. У разработчиков есть языки программирования, иногда готовые инструменты для создания собственных решений. А Cube.js — это уже готовое решение. С ним не нужно самостоятельно все программировать, это сохраняет очень много времени. Поэтому мы соперничаем с разработчиками, которые говорят: «‎Ой, мне не нравится Cube.js, я хочу собрать приложение для аналитики сам». Прямых конкурентов у нас нет.‎

Ɔ. Какие компании пользуются вашей разработкой? 

Павел Тиунов: Из крупных мы можем назвать, например, COTA Healthcare — нью-йоркский стартап, собравший уже больше 100 миллионов долларов инвестиций. Эти ребята создают софт для госпиталей и медицинских клиник, которые занимаются исследованиями рака. COTA Healthcare помогают клиникам анализировать информацию о том, какие лекарства принимают люди, как эти лекарства влияют на лечение, а уже потом медицинские учреждения принимают решения о выпуске новых препаратов или изменении старых. 

Ɔ. Cube.js — это open-source продукт, то есть им можно пользоваться бесплатно. Когда вы планируете запускать коммерческую версию?

Кейдунов: У нас уже есть коммерческий продукт, но он в закрытом доступе. Мы планируем запускать его в начале следующего года.

Ɔ. В каких еще направлениях вы собираетесь развивать свою разработку?

Кейдунов: Несмотря на то что мы работаем над запуском коммерческого направления, мы продолжаем активно развивать open-source, чтобы лучше интегрироваться с real-time-аналитикой — возможностью анализировать данные сразу после их поступления в систему.

Ɔ. Сколько у вас человек в команде?

Тиунов: Тринадцать на данный момент. Три человека работают с нами в Сан-Франциско и еще 10 из России.

Ɔ. Cначала вы делали другой продукт — Statsbot. Российские инвесторы в него не поверили, и поэтому в 2017-м вы переехали в США и там уже собрали кучу денег. Как вы думаете, почему в России это не сработало, а в Америке выстрелило?

Тиунов: У нас тогда со Statsbot и сейчас с Cube.js основную пользовательскую базу составляли все-таки американцы. Российские инвесторы не разбираются в американских компаниях, им сложно понять, почему той или иной разработкой вообще пользуются. То же самое с американскими инвесторами в России — они не разбираются в особенностях конкретно нашего рынка.

Ɔ. Почему вы зарегистрировали Cube Dev именно в США?

Кейдунов: На самом деле мы недолго думали. Если стартапер хочет делать международный продукт, то он точно идет и регистрируется в Америке. Вот если бы мы делали, например, новый каршеринг в Москве, то понятно, что мы бы регистрировались в России. Иногда айтишники выбирают странные схемы и регистрируются в Европе с расчетом на международный рынок. Но я редко такое встречаю, а когда встречаю, то не понимаю, зачем так делают. Рынок в США самый развитый в мире, в 95 процентах случаев американские инвесторы вкладываются именно в американские компании. Делать стартап не в Америке — это более сложный путь, и он имеет смысл, только если вы хотите делать продукт именно для локального рынка.

Ɔ. А как в этом плане в IT-индустрии относятся к быстроразвивающимся странам — Индии, Китаю?

Кейдунов: Я знаю, что у многих американских венчурных фондов, таких крупных, как Sequoia Capital, есть дочерние фонды, например, Sequoia — India, которые работают именно в Индии. Их создают специально, чтобы инвестировать в индийский рынок. Я думаю, что аналогичные дочерние фонды есть и в Китае, хотя это отдельная история, не будем забывать про торговую войну. Но все это довольно интересные развивающиеся рынки с точки зрения венчурной индустрии. Причем не только азиатские, но и латиноамериканские, например. 

Тиунов: В этих регионах, кстати, выбирают страну для регистрации стартапа так же, как и везде — если индийские фаундеры делают локальный продукт, то регистрируют его в Индии, а если международный, то в США. 

Кейдунов: Да, мы ведь делаем софт, а софт можно продавать везде. Поэтому фаундеры из Тель-Авива, которые делают Redis Labs, фаундеры из Индии со стартапом Hasura или разработчики из Берлина с Prisma — они все делают глобальные компании и зарегистрированы в США, их штаб-квартиры находятся в Сан-Франциско, но при этом у них есть разработка и в Берлине, и в Тель-Авиве, и в Индии — это стандартная модель.

Ɔ. Давайте поговорим о вашей жизни в Сан-Франциско. Как вы переезжали из России в США?

Кейдунов: Вначале мы переезжали по бизнес-визе Е-2. Прилетали сюда на встречи, конференции и возвращались обратно. Потом мы сделали визу О-1 — очень популярную именно среди стартаперов, официально она называется «для людей с выдающимися способностями‎»‎. Она предоставляет возможность постоянно пребывать в Штатах, дает право на работу. Мы переехали, как только получили эту визу. Для нас это не было чем-то новым — мы просто приехали в очередной раз, но теперь арендовали жилье надолго, купили машину. Вопроса в финансах не было: у нас осталась значительная сумма от сбора первых двух миллионов долларов для Statsbot.

Тиунов: У меня ко всему прочему сын пошел здесь в первый класс. Это было интересное приключение. Оно продолжается, но теперь дистанционно — в Калифорнии все дети сидят дома из-за пандемии. Пока мы говорим, они занимаются через стенку в Zoom. Хотя сначала всю организацию обучения переложили на родителей, сказали: «‎Вот вам бумажки, задания — пишите и присылайте». ‎Потом, видимо, с сентября школы получили обратную связь и поняли, что так не работает. Поэтому сейчас возобновились полноценные занятия в режиме онлайн, ребенок постоянно занят в своей виртуальной школе. 

Ɔ. Я читал о том, как вы адаптировались к работе в США: вы учили английский, привыкали к административным особенностям ведения американского стартапа. Это все было со Statsbot. Когда запускали Cube Dev, насколько уверенно вы себя чувствовали?

Тиунов: Со Statsbot, конечно, было очень интересно. Мы практически вслепую пытались понять, что вообще происходит. Как-то раз попали на partner meeting — это когда ты презентуешь свой продукт потенциальным инвесторам, — но мы только потом узнали, что это был именно такой формат. Пришли куда-то, какие-то люди попросили нас рассказать про стартап, мы стояли, рассказывали, не понимая, что к чему. 

Кейдунов: То, что мы сделали со Statsbot, очень помогло нам с Cube Dev. Помню, как мы приезжали поднимать деньги для Statsbot через фонд Y Combinator. Там очень странный формат: за 10 минут пять человек закидывают тебя вопросами, а ты должен отбиваться от них, уворачиваться от этих пуль. А когда все заканчивается, думаешь: «Это сейчас хорошо было или нет?» В итоге в Y Combinator нас не взяли, но мы попали в другой бизнес-акселератор. В то время мы активно учились, пытались понять, как все это работает, как разговаривать с инвесторами. В итоге с Cube Dev фандрайзинг был очень легким. Мы сделали продукт, зная, что он реально нужен рынку. Нам сразу начали писать инвесторы, некоторых мы уже знали. Мы общались со всеми, хоть и говорили, что пока не привлекаем инвестиции. Так мы и собрали клуб инвесторов. В один момент кто-то из них сказал: «Мне интересно в вас инвестировать, было бы классно пообщаться на эту тему». Так и работает фандрайзинг — сначала ты общаешься со всеми, а потом в какой-то момент заявляешь, что нужны инвестиции. Мы все это сдали за две-три недели и закрылись. Благодаря опыту мы понимаем, как правильно разговаривать и действовать, это нам сильно помогло.

Ɔ. Вы можете выделить какие-то отличия в менталитете американских и российских инвесторов?

Кейдунов: Мы общались с разными российскими венчурными фондами. Почему-то некоторые фонды смотрят на стартап с перспективой на ближайший месяц, не больше. Топовым фондам в США интересно не то, где ты сейчас, а то, где ты будешь через восемь лет, выживешь ли ты в будущем с учетом быстрых изменений в индустрии. 

Ɔ. Как вы отвечаете на вопрос «где вы будете через восемь лет»?

Тиунов: Мы говорим, что станем стандартным инфраструктурным слоем для построения аналитических приложений. Cube.js не мог бы раньше существовать без микросервисов, которые только сейчас захватили мир. Раньше все программировали одно огромное приложение, запускали его на мегабольшом сервере, и это работало. Сейчас все делают много маленьких приложений, которые запускаются в контейнерах. Один час они работают, потом контейнеры уничтожаются и запускаются другие — все постоянно меняется, чтобы создавать отказоустойчивые приложения. Cube.js — один из этих микросервисов, он встраивается в эту модель развития IT-рынка. Кроме того, стало легче программировать. 15 лет назад было гораздо сложнее создать даже банальный сайт. Это значит, что компании будут больше программировать свою внутреннюю составляющую. Условно они будут строить больше домов, а мы в это время продавать кирпичи.

Ɔ. Артем, насколько я знаю, ты был ментором бизнес-акселератора в Высшей школе экономики. Что ты увидел, когда наблюдал за молодыми российскими стартаперами?

Кейдунов: Очень много классных и умных ребят с интересными проектами. Плюс в том, что у них реально есть идеи и технические навыки. Но им нужно думать глобальнее. Предприниматель-стартапер, к сожалению, не может все изменить и сделать российский рынок таким же развитым, как американский. Это слишком сложно. Но он может адаптировать свой продукт под международный или американский рынок, поэтому мой основной совет — больше думать категориями международных технологических рынков. 

Ɔ. Сейчас какое развитие IT-индустрии вы видите в России?

Кейдунов: Сложно сказать. С одной стороны, у нас есть локальные IT-гиганты («Яндекс», Mail.ru). Они создают много разных продуктов. С другой стороны, хочется, чтобы Москва создавала больше международных компаний, как Берлин или Тель-Авив. Москва — очень технологичный город, но никто не знает об этом, кроме ее жителей. Хочется это изменить и выйти на международный уровень.

Тиунов: Стоит добавить, что IT-рынок в России на 90% состоит из консалтинг-разработок, то есть в основном инженеры просто на кого-то работают. Очень мало людей создают продукт, который сами же потом и двигают. Нам не хватает именно инженеров-фаундеров. Инженерам нужно понять, что можно не только работать на кого-то, но и создавать продукт, которым будет пользоваться весь мир, а потом создать компанию, которая будет приносить миллиарды долларов.

Подготовили Асхад Бзегежев, Мария Шабельская, Мария Яковлева