Дмитрий Крутов: Про больших и маленьких людей, или Почему иерархия в образовании не работает
Формализация работы учителя отчуждает его от профессии
Учитель в обычной школе выступает как посредник между государством и учеником. Утвержденная программа, четко прописанный список литературы, обозначенные способы преподнесения информации должны каким-то образом осуществляться. Для этого используется учитель, от которого, по сути, не требуется ничего, кроме пересказа или разъяснения того, что уже есть в источниках. Этот современный тип учителя — продукт формализации образования, которое зависит от государственных целей. Государством пропитан каждый элемент образовательной системы. Слова экс-министра просвещения Ольги Васильевой это подтверждают: «Затягивание обновления новых Федеральных государственных образовательных стандартов (ФГОС) мешает достижению целей стратегического развития, стоящих перед государством».
Казалось бы, что плохого в том, что учитель следует четкому плану? Ведь детям нужно сдавать экзамены, и изученный материал должен соответствовать их требованиям. Конечно, с точки зрения чиновников, принимающих стандарты, все звучит вполне позитивно — такая система может обеспечить единое образовательное пространство по всей стране. Едва ли. Централизованные государственные меры в отношении образования имеют ряд очень негативных черт и последствий. В США в 2010 году была принята программа государственных образовательных стандартов Common Core, которая должна, по мнению инициаторов, обеспечить единые цели по правильному изучению английского языка и математики, начиная с детского сада до выпускного класса школы. Цель этого проекта — обеспечить всех детей, вне зависимости от экономического положения, образованием. Степень внедрения программы варьировалась от штата к штату, и уже к 2015 году стал известен один из эффектов: чем активнее в штате внедряется программа, тем меньше учителя по литературе изучают с детьми художественные произведения.
Это один из методов достижения общих целей, состоящих в том, чтобы дети могли повышать способность к чтению сложных текстов от класса к классу. А также им нужно уметь писать, извлекая данные из «информационных» текстов. Их структура не должна представлять собой историю, а наоборот, передачу информации об окружающих событиях. Предполагается, что такое чтение лучше подготовит школьников к текстам, с которыми они столкнутся в колледжах или университетах. Оставляя за скобками политическую дискуссию об этой инициативе, надо сказать, что создатели таких больших государственных образовательных проектов не всегда действительно понимают, с чем они работают, поскольку они — чиновники. Консультант по образованию Дженни Фреле подтверждает это: «Для людей, не имеющих отношения к обучению <…> (я имею в виду вас, политики), список дискретных, легко измеряемых кусочков знаний и навыков по каждому школьному предмету, должно быть, утешителен. Подотчетность выглядит легко, когда "материал, который нужно знать" четко очерчен, выровнен в аккуратных таблицах по уровню школьного класса». За благим намерением дать равное образование разным детям в стране с сильным классовым расслоением, как правило, скрывается также и стремление к расширению административного контроля. Это влечет за собой одномерность образования, которая требуется как от учителя, так и от ученика. Уходя от содержания и глубины, они ориентируются на набор навыков. Нельзя свободно преподавать строго стандартизованную информацию — педагог, который рефлексирует над своей деятельностью, будет ставить под вопрос и программу. Например, учитель литературы предложит несколько интерпретаций произведения, а учитель истории отойдет от общепринятого нарратива, который предлагается в учебнике. А это уже чревато определенными последствиями, в том числе и административного характера.
Преподаватель университета сегодня уязвим как никогда
Человек с кафедры, в отличие от школьного учителя, может быть кем угодно: ученым, практикующим специалистом, приглашенным экспертом, аспирантом. Самое главное, что отличает его от учителя: преподавательская деятельность для него, как правило, не основная. Это черта современных прекарных обществ: люди понимают, что ни одна из позиций по найму не гарантирует им постоянное рабочее место, стабильный заработок и возможность спокойно существовать, реализовываясь профессионально.
Многие ученые, вместо занятий исследованиями, берут преподавательские ставки в университетах, чтобы обеспечить себе какой-то более или менее достойный уровень дохода. К этому присовокупляются грантовые проекты, в которых ученые задействованы тоже, на самом деле, с целью заработать.
В России ситуация стала ухудшаться с 2008 года — с начала реализации Новой системы оплаты труда (НСОТ), которая предполагает, что ответственность по оплате труда преподавателей лежит на администрациях вузов. На первый взгляд эта мера может показаться горизонтальной, но фактически это означает, что вуз начинает продавать свои услуги, а работники администрации перестают быть членами академического сообщества и становятся государственными менеджерами.
Доктор экономических наук Маргарита Курбатова считает, что преподаватель в такой системе из академика превращается в наемного работника, и уволить его в таком случае намного легче, а академическое сообщество не сможет никак на это повлиять.
В мировых университетах распространена практика краткосрочных преподавательских контрактов, что стабильно подвергается критике со стороны как самих преподавателей, так и со стороны общественных организаций. По данным британского профсоюза «Союз университетов и колледжей» в 2019 году 79% исследователей, работавших на краткосрочном контракте, утверждали, что такие условия найма негативно влияют на их исследовательскую деятельность. Так как академическая работа — это продолжительный, кропотливый и накопительный процесс, она требует возможности на протяжении долгого времени находиться на одном рабочем месте. Современная ситуация с контрактами этого дать не может, что влияет на академический статус большинства преподавателей. После начала эпидемии коронавируса многие преподаватели с такими контрактами были уволены из британских университетов, что еще больше обнажило уязвимое положение современных работников образования, в частности гуманитарного.
Администрации вузов часто прибегают к высокой идее университета, чтобы оправдать такое положение преподавателей. В 1946 году Карл Ясперс написал работу об университете, где изложил, в чем состоит его сущность: «Предпосылкой всякой существенной деятельности в университете <…> является идея самой истины <…> Она одна придает серьезность всему происходящему в университете. Она одна задает масштаб, который не является соразмерным пониманию, строго установленным понятием, а находится в движении, охватывающем любой смысл бытия истины». Именно такое понимание университета делает из него культ сам по себе — каждый, кто имеет к нему отношение, должен быть благодарен судьбе.
Так, мы имеем недовольных преподавателей и студентов, которые держатся в университете часто лишь потому, что у этого есть статус. Но качество такого образования оставляет желать лучшего, и мы это наблюдаем в режиме реального времени.
Первый шаг на пути к преодолению сложившейся ситуации — выражение сомнения в административном контроле над образованием. Если мы хотим, чтобы его результаты были действительно хорошими, люди должны быть довольны процессом. Преподаватель бы не спешил провести занятие и быстрее уехать, чтобы подзаработать в другом месте. А студент не боялся бы высказывать свою точку зрения, отличную от прописанной в требованиях к экзамену. Поэтому мы должны признать, что можно получать образование по-разному: не только в государственном университете с длинной историей и уважаемым положением, но и через альтернативные пути, где снижен централизованный контроль. Негосударственное онлайн-образование служит действительной возможностью избежать ограничений традиционных путей. В нем отсутствует централизация, то есть каждый студент может выбирать собственные траектории получения образования, что в большей степени вовлекает его в процесс и не делает образование «спущенным сверху».
Педагоги не обязаны выполнять большой объем задач, не касающийся непосредственно обучения. Управление такими образовательными проектами носит лишь организационный характер — чтобы сделать взаимодействие преподавателей и студентов более удобным, а также берет на себя задачи по увеличению продаж, не сильно вмешиваясь в содержание курсов.
Сегодня в России становится все больше и больше подобных бизнесов и некоммерческих инициатив, предлагающих образовательные продукты, которые просто отсутствуют внутри государственных институций. В силу нехватки кадров, отсутствия интереса к областям, низких зарплат, а также необходимости подчиняться государственным требованиям и официальной политической линии. От нас требуется волевое решение — признать, что такое образование может быть наравне с традиционным.
Текст написан в соавторстве с Ланой Узарашвили, аспиранткой Института философии РАН
Больше текстов о психологии, отношениях, детях и образовании — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь