Михаил Гиголашвили: Кока. Новый роман лауреата премии «Большая книга»

Ранней осенью 1993 года небритый, голодный, уставший Кока Гамрекели по кличке Мазало метался по амстердамским улочкам, не зная, куда бежать и что делать. После очередного скандала мать выгнала его из парижской квартиры, и он кинулся в Голландию к знакомым. Денег — кот наплакал, двести франков — все, что успел спереть из домашней шкатулки. Плохо быть нищебродным шалопаем!

Однако главной тяжкой новостью было то, что Коку разыскивает Интерпол, о чем сообщил отчим, моложавый коренастый француз — офицер полиции: ему, мол, по секрету сказали, что пришла ориентировка на розыск Николоза Ивлиановича Гамрекели, пятого июня тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, Тбилиси, Грузия, опасного бандита и налетчика.

Кока вначале опешил — какой он, к черту, бандит? Был бы бандит — жил бы на вилле, плавал бы на яхте! А он так, мелкая сошка, никчемный безобидный пассажир. Потом сообразил: у него пару лет назад бандит Сатана отнял в тбилисском аэропорту паспорт. Ясно, что Сатана где-то в Европе засветился, а ловят теперь его… Кто украл — тот и бандит, и налетчик, а он, Кока, при чем?! И разве его вина, что мама Этери вышла замуж за француза-полицая и уехала в Париж, вот Кока с юности и вынужден между Тбилиси и Парижем болтаться? 

И почему жизнь, крутясь так и эдак, всякий раз бьет его гирей по башке и гадючьи неприятности подкладывает? Что он плохого сделал кому-нибудь там, наверху? Мухи не обидел! Как богу не надоело его преследовать? Нет, это только слово такое — «бог», и больше ничего! Оболочка одна! Если вспомнить, сколько несчастий, сбоев, пролетов и злых сюрпризов случалось с Кокой, невольно засомневаешься, есть ли вообще такой персонаж в той черной дыре, откуда все пошло быть! И если Бог есть, то внимательно ли он следит за тем, кто что делает и чем занят? За что дубасит его, Коку, почем зря? 

С другой стороны, Кока подозревал, что отчим-француз мог наврать про Интерпол, чтобы избавиться от беспокойного пасынка-бездельника, от которого одни проблемы и головная боль. Но как проверить? Не заявишься же в Интерпол: «Здрасьте, извините, я состою у вас на учете или бог миловал?»

На всякий случай спрятав паспорт среди книг в материнской комнате, Кока сбежал в Амстердам, чтобы там отсидеться, пока шум с Интерполом не утихнет, а он по наркушечьей привычке сунет голову в песок — авось пронесет.

Раздобыв монетку, Кока позвонил из телефона-автомата Лясику. Тот отозвался сразу.

— О, Кока! Явился не запылился! Отлично! Сейчас я занят, подваливай завтра, найдется чем разговеться. Баран обещался заехать, подогреть. Если, конечно, не солживит, что за ним водится. Сам знаешь: ложь и кайф — близнецы-братья! 

— Буду! — горячо отозвался Кока и (без особой надежды) спросил, нельзя ли у него пару дней перекантоваться, но Лясик прыснул. 

— У меня? Да, как же! А мою Аэлиту куда деть? Забыл? Лита — баба-бита! Она наркуш ненавидит. 

— Ладно. Понял. До завтра! — попрощался Кока. 

Что Баран подогреет — хорошо. Но надо же где-то переночевать. Опять идти к Лудо и Епу?.. С ними недолго и самому спятить. Да и живут эти психи на полной социальной мели, целый день от нечего делать во дворике языками чешут. Хорошо еще, Кока знал немецкий язык (ходил в немецкий частный детский сад в Тбилиси), мог с ними говорить, они понимали. В этот амстердамский тупичок он попал случайно несколько лет назад, когда искал воду, чтобы запить экстази. Попал — и подружился. И пару раз оставался ночевать.  

«Почему все шишки на меня валятся?» — обтирал Кока грязной рукой потное лицо, поспешая вдоль канала.

Вдобавок, в надежде купить хорошее курево, он умудрился связаться с двумя подворотными черными барыгами, и те, угостив его отличным гашишем, всучили потом негодный товар. Это всегда так: в суматохе, на ходу мало что можно распробовать. Кайф не любит суеты. А почему Кока не пошел, как белый человек, в кофешоп и не купил там курево в спокойной обстановке? А потому, что королева Беатрикс запретила продавать в кофешопах гашиш, чтоб туристы в обморок не падали. Вот и получил труху на последние деньги! Теперь он бегал по улицам, надеясь найти этих треклятых негров, хотя надежда обнаружить их минимальна, как и то, что они так просто, за здорово живешь, заменят ему товар. Будут только скалить свои арбузные улыбки!.. Типы вроде Сатаны или Губаза Девдариани управлялись с барыгами быстро и сурово, а Кока далек от этого. Его удел — отраву зацепить и уползти с ней в уголок ото всех подальше. Впрочем, это сейчас он стал мизантропом, а раньше был другим — недаром в детстве получил кличку Мазало, что значит затейник, балагур, забавник, баловник, шалопут. Вот он и затейничал с мастырками, баловался шприцами, забавлялся таблетками, балагурил в кокнарном угаре и шалопутничал под кодеином.

Зловещими тенями, с шелестом летучих мышей, проносятся велосипедисты, обдавая табаком и травой. Мшистые запахи сырого древнего канала. Загогулины оконных решеток. Впадины булыжной мостовой. Витые перила спусков к воде. 

Вот два негра чего-то мурыжат на приступочке мрачного дома, похожего на череп: глазницы окон вытянуты, под ними торчат скулы балкончиков.

«Э, не те ли это гады?» — пригляделся Кока. И нос у одного такой же обезьяний, мясистый, со вздутыми ноздрями. А на другом — вязаная дурацкая шапочка, вроде та же. И серьга размером с блюдце…

Терять нечего. Кока набрался смелости, подошел. Один прикрыл телом приступок, а другой спросил на ломаном английском:

— Вот ду ю вонт? Гоу эвэй!*

Нет, не те. А если бы те?.. Их двое, а он один!.. Скажут: «Крейзи, гоу эвэй!» — и все. С кулаками не полезть, себе дороже обойдется, полицию не вызвать… 

Он ретировался, а по дороге к психам раскидывал в уме: раз Лясик велел приходить, значит, ждет завтра что-нибудь на «ин». Этот Лясик — его старый приятель, москвич Владислав Широких, сын профессора МГУ и внук министра, отменно воспитан и образован, изъясняется на замысловатом русском и склонен к бесплодному мудрствованию. Имеет и другие таланты, но всепоглощающая страсть к опиатам пересиливает все.

После перестройки Лясик вляпался в какой-то доморощенно-кондовый «бизьнесь», прогорел, пришлось бежать. Он попросил убежища в Голландии, выдав себя за мусульманина, который, с одной стороны, должен терпеть от правительства, с другой — от всего остального населения за то, что исповедует ислам. Продекламировав две суры из Корана и сказав «аллах акбар», Лясик для верности тихим заискивающим голосом присовокупил, что он — пассивный гомосексуалист, а за это на его проклятой хищной родине срок и даже расстрел. 

Нидерландский чиновник, по счастью, оказался из этой же породы и счел доводы Лясика убедительными, а на возражение другого чиновника («какой же он гей, если у него цветущая жена и двое детей?») процитировал статью из кодекса о том, что гомосексуалистам не возбраняется иметь семью, от себя же язвительно добавил, что свободные геи могут любить обе половины человечества, в отличие от дураков-гетеросексуалов, с их стигматами бытового секса и бесконечной гендерной грызней. И дал Лясику крепкий постоянный вид на жительство, который тот умел отменно использовать, на разный манер обманывая Голландию и всевозможными способами обирая ее щедрую к таким типам казну.  

Кока подобрался к дверце во дворик на два кукольных домика под уютной красной черепицей. В одном домике жил тощий, селедочного вида Еп с нимбом седых волос. Еп — идеалист, романтик и уже много лет создает свое первое «Сочинение», причем методы работы иногда меняются: то он ходит по улицам с диктофоном, то сидит у окна и странными взмахами рук, вроде дирижера, расставляет на невидимой бумаге воздушные знаки препинания. Результатов его работы, само собой, никто не видел. Когда Кока спросил, о чем Еп пишет, то получил ответ:  

— Обо всем. 

— Зачем?

— Чтобы дети и внуки знали! — твердо отвечал Еп, хотя ни детей, ни внуков у него не было и не предвиделось, ибо после неудачи со своей первой женщиной вероломный и зловредный женский пол интересовал его только как воплощение вселенского зла. Другой жилец, Лудо, которого тоже в свое время бросила некая чешка Марыйка, поддакивал: «Славянская женщина есть подтверждение отсутствия Бога», — а Еп обычно расширял сей афоризм на всех женщин: «В любой даме — все самое худшее: ложь, похоть, жадность, скрытность, мстительность! И с этим ничего не поделаешь! Они должны были выживать в пещерах, а это отнюдь не сахар!»

Лудо, материалист и скептик, мнит себя скульптором и все собирается отлить в бронзе головы именитых нидерландцев, но дальше ветвистых замыслов и мучительных вопросов, где взять деньги на бронзу, литье, мастерскую и подмастерьев, дело не движется. Пока он делает из дерева таблички для переносных туалетов, нанося на них печально-безликие фигурки в квадратных штанах и треугольных юбках. 

Сейчас у Лудо новая идея — отправиться к шапочному знакомцу в норвежскую глушь и вырезать там деревянные ложки и тарелки на сувениры, а питаться исключительно ягодами и рыбой. В жизни Лудо царит девиз «Если без чего-то можно обойтись — обойдись!», поэтому в комнатке у него шаром покати, только кровать, стол и магнитофон. Он сам — из хорошей семьи, учился на зубного техника, но бросил это низменное занятие ради искусства, хотя до сих пор не определился — какого искусства. Он и дощечки тачает, и магазины оформляет, и рамы для картин мастерит.  

А по дворику, всегда в тоске, бродит черная кошка Кесси, покрытая от голода лишаями. Подлащиваясь к людям в надежде выпросить что-нибудь, она все время норовит обтереться о ноги язвами, поэтому Еп, выходя во двор, оборачивает журавлиные голени специальными полотенцами, а у коренастого Лудо припасены резиновые сапоги — в них он, похожий на старичкаборовичка, будет хорошо смотреться в норвежской тайге.

«А, не выгонят же… Посижу с ними, побалдею… Переночевать в подвале можно… Интерпол там искать точно не будет…» — думал Кока, заглядывая во дворик.  

Так и есть: Еп и Лудо сидят возле пня. Беседы ведут, как обычно, наверно, на высокие темы: смерть, жизнь, бог, эволюция, космос, потоп, динозавры. На пне — пустые пивные банки. Еп палочкой гладит лишайную кошку. Его белые волосы отсвечивают серебром. Лудо, в капитанской фуражке, что-то переливает из банки в банку. При виде Коки приподнял козырек:

— А, Коко… Привет! Как дела? Откуда?

— Ничего, все в порядке… Заехал вот к вам… — Кока не знал, куда деть руки. — Вот зашел вас проведать. Есть покурить кое-что…

Лудо жестом предложил садиться. Из уважения к Коке перешли на немецкий язык, который прекрасно знали, хотя немцев, как все голландцы, терпеть не могли, называя злобными фашистскими мужланами и обязательно вспоминая рассказ Епова дедушки о том, что перед войной в Голландии стали пропадать подростки, а потом люди видели их где-то на фото в форме гестапо — так, оказывается, СС воровал и вербовал своих янычар среди арийцев — голландцев, шведов и других скандинавов. О России Епов дедушка знал только, что там правил царь Петр, который любил Голландию, страшный холод и такой голод, что люди вынуждены были есть муку, отчего распухали и умирали. 

— Каков был твой путь? Что хорошего сделал? — поинтересовался Еп, почесывая палочкой в затылке. 

— Ничего не сделал.

— Вот и мы о том же… Если ничего не делать — ничего плохого не сделаешь. А если что-то делать — то неизвестно, как обернется… — предположил Лудо и привел пример: он от доброты душевной оформил для приятеля магазин секонд-хенд, со вкусом и дешево: вместо полок — неструганые бревна, вместо стоек — рубленые стояки, пол — бревенчатый, некрашеный, все — в свечном нагаре, копоти, саже, заусенцах и занозах. 

— Вид был о’кей — в одном стиле, в гармонии друг с другом, — согласился Еп.

Кока про себя хмыкнул, подумав, что вид был наверняка диковат: грязное облезлое дерево в сочетании с одеждой второго сорта и ношеным бельем… Бедность бьет по лбу!.. Но спорить не стал — зачем злить человека, если спать придется у него в подвале?

— И что же? — продолжал Лудо. — Хозяин говорит мне, что это похоже на концлагерь, и не только не дает ни копейки за работу, но и заставляет разобрать все! — Он обвел рукой двор, заваленный чурбаками и обрубками бревен. — А кто заплатит за дерево? За доставку, за разметку? Это же творчество, а не что-то такое!.. Это процесс!..

— Что они знают о творчестве! — вздохнул Еп, колыхнув серебряным венчиком; печальные глаза уперлись в пень. — Этого им никогда не понять. Вот, может, дети и внуки поймут, какого дедушку потеряли… 

— Дедушку? — не понял Лудо, давая кошке слизать капли пива из банки, за что кошка поблагодарила его мгновенным желтым взблеском глаз, в припадке признательности тщательно отерлась о Лудовы сапоги и отсела в сторонке, довольно жмурясь. Точеные ноздри раздувались. Влажные язвы на спине поблескивали. Ушки настороженно шевелились. Мурлыканье схоже с урчанием холодильника. 

Складывая пустые банки в пакет, Лудо доверительно сообщил:  

— Когда я буду лепить головы именитых сограждан, я не отойду от правды жизни ни на шаг! 

— Нет, ты должен обобщать, — возразил Еп. 

— Как же конкретные носы или уши обобщать? — удивился Лудо. 

— Я вот тут… Гашиш есть… Так себе, не особо сильный, проклятые негры обманули… Но что есть — то есть, — закопошился Кока, ища по карманам и вызвав одобрительные возгласы «гут» и «зер гут».

Кошка тоже уставилась желточками наглых глаз в его руки. 

Кока дал ей понюхать гашиш: 

— Ничего для тебя вкусненького. Сам бы что-нибудь съел. 

— Если голоден, на кухне осталось два тоста, можешь подкрепиться, — по-доброму кивнул Еп на открытую дверь своего домика-гномика. (Еп в основном ест только тостерный хлеб, которым запасается впрок, а зимой вообще не выходит из дому, ибо дверь у него от сырости разбухает и не открывается.) 

Зазвенели медленно и солидно колокола — двор граничил с церквушкой. Кока перекрестился. Тень от колокольни косо резала двор.

Затягиваясь, Лудо сказал, что давно хочет отлить в чугуне огромный джоинт и продать тем, кто держит кофешопы. Еп заметил, что мастырки похожи на эрегированные члены и куда лучше эту железную мастырку продать не хозяину кофешопа, а держателю борделя.

— Над входом закрепить — шикарно будет смотреться.

— Нет, упасть может, задавить клиента, — предусмотрел Лудо. — Хотя если страховка будет — ничего, заплатят. Со страховкой можно рискнуть.

Постепенно все попали в плен курева. Притихли. Слушали трепетное молчание гашиша, собранного рукой Всевышнего из пыльцы и праха в пахучее жизнетворное тело.

Коке вдруг показалось, что окна — живы и шепчутся тихо, надо только вслушаться, о чем говорит солидная рама со своей дочерью, вертихвосткой-форточкой, — наверно, ругает за легкомыслие или корит за ветреность. На крыше пыхтит папа-труба. Негромко переговариваются створки дверей. Черепицы поют тихим печальным хором…

На колокольне пробило три четверти. Еп, дернувшись и отойдя в сторону, начал что-то наговаривать в диктофон.

Кока решил вставить в паузу:

— Лудо, мне спать негде. Можно переночую? В закутке, в подвале?

Тот покрутил на голове капитанскую шапочку:

— Да?.. Но... Ну... Но скоро я уезжаю в Норвегию…

— Да-да, знаю. Ложки резать? Рыба? Ягода? Киты? — подольстился Кока. — Нет, я только на парочку дней! — залебезил, пугаясь перспективы ночевать на улице, а Еп, щелкнув диктофоном, сухо засмеялся:

— Эй, дружок, какие киты? Киты ушли в южные моря. У нас совсем другое будущее…

— О’кей, ночуй... — согласился Лудо. — Но с тебя пара джоинтов!

— Будет! — заверил Кока и показал для убедительности последние франки. — Вот, поменять не успел. Завтра!

Гашиш, хоть и был плох и слаб, все же успокоил, принес расслабление: хорошо сидеть и жалеть себя под тихий бубнеж психов и удивляться, почему именно на него, Коку, валятся все «фатумные шишки», как любила повторять его бабушка Саломея, Мея-бэбо.

Он устал. Он два дня без душа и бритья. А ведь хочет малого: лечь спать на хрустящие простыни в своей комнате в Тбилиси, где бабушка Мея-бэбо подоткнет одеяло и угостит на ночь мацони с вишневым вареньем: «Спи спокойно, ангел, завтра будет новый день!» Где все это?.. Почему он тут, в этом дворе, в этой дыре посреди мира, с двумя психами?.. Кто это?.. Чьи это тени?.. Домовых?.. Откуда падают блики?.. Что за лики?.. Почему огрызается рок?.. Дал зарок мучить впрок?.. Или правы те, кто говорит: курящих траву ожидает плохое будущее?..

____________________________

*От What do you want? Go away! — Что ты хочешь? Уходи! (англ.)

Оформить предварительный заказ книги можно по ссылке

Больше текстов о сексе, детях, психологии, образовании и прочем «личном» — в нашем телеграм-канале «Проект "Сноб" — Личное». Присоединяйтесь