Владислав Мамышев-Монро: Верни мне жизнь

Это выставка-оммаж, выставка-мемуар, выставка-сочинение на заданную тему: «Наш неповторимый Владик Мамышев (Монро) Королевич». 18+.

Автор идеи и куратор проекта — замечательный художник Андрей Бартенев, который, кроме всего прочего, является еще и арт-директором галереи «ЗДЕСЬ на Таганке».     

Мы сидим с Андреем в его кабинете, где все полки тесно заставлены черно-белой керамикой, а стены завешены работами молодых художников, и вспоминаем Владика. Уже восемь лет прошло, как его не стало. Трагическая весть о его гибели пришла с далекого острова Бали, куда он переехал на постоянное место жительства из Москвы, которую разлюбил и где у него никогда не было своего угла.

Как и всякий настоящий художник, он умел обходиться без лишнего: без приватизированных метров, без мастерской, без серьезной арт-критики, даже без архива, который был кое-как распихан по друзьям, знакомым и коллекционерам в обеих столицах, — одним словом, без всякой видимой устойчивости.

— Мне бы не хотелось давать творчеству Владика актуальные оценки, — признается Андрей. — Его смерть стала для меня большой трагедией. Его присутствие всегда создавало ситуацию творческого лидерства. Нет, между нами не было ни ревности, ни зависти. Он работал на той территории, куда я никогда не заходил. У меня другая зона в искусстве. И мы оба это знали. Наши отношения — это скорее отношения людей из одной арт-коммуналки. Типа кто кому там чего подсыпал? Или кто у кого там что увел? Но при этом никакой творческой ревности. Владик был настолько ярким и сильным, что воспринимался мною как своего рода маяк. Тогда для меня существовала целая система маяков — Андрю Логан, Лиза де Кунинг, Петлюра, Боб Уилсон.... Когда один из таких маяков гаснет, наступает пустота. И с ней дико тяжело справиться. Ее трудно ощущать в себе. Следом исчезает мотивация: зачем рисковать, зачем вообще что-то делать в этой пустоте?

Сколько я сам помню Владика Мамышева-Монро, всегда за его спиной чувствовался пронзительный, колючий питерский ветер, норовивший растерзать карнавальные одежды, в которые он беспрерывно наряжался. До сих пор непонятно, кем же он был на самом деле? И что скрывалось за всеми этими его париками, прикидами, масками, густым театральным гримом, за его нескончаемым маскарадом, в который он стремился превратить свою и чужую жизнь.

Одни говорят — великий авантюрист, другие — великий акционист и перформансист. Третьи считают, что он был беспринципным манипулятором и гениальным вымогателем денег у богатых и знаменитых, пытавшихся ему покровительствовать. Все они довольно скоро от него отползали. Потому что там, где Владик, там скандал, пожар, приводы в полицию, крупные неприятности. Это всегда пепел без алмазов. Всегда дым беды, которую он неизменно вызывал своими магическими трансформациями или даже просто непогашенной сигаретой.

Конечно, он был разрушителем. По натуре, по образу жизни, по способу существования в искусстве. Ведь, чтобы разрушать, необязательно орудовать кувалдой, можно и маникюрными ножницами. И не надо рисовать до посинения «Черный квадрат», а можно заняться веселым иконоборчеством, откровенно потешаясь над общеизвестными мифами и легендами. Мэрилин Монро, Любовь Орлова, Алла Пугачева, Эдита Пьеха, Штирлиц, целый сонм разных политических деятелей от Петра Первого и Екатерины Великой до Путина и Тимошенко — это все он, неутомимый и многоликий Владик Мамышев-Монро.

Он примерял их на себя, словно платья на сейле. Он вживался в их образы, как большой артист по системе Станиславского. Он срывал их с литургических небес и откапывал из могил на Новодевичьем кладбище. «Осквернитель праха» — вот кем он был на самом деле, наш милый Королевич с херувимской улыбкой на устах. Но при этом он их обожал, всех этих великих покойниц и покойников, давно угасших звезд, весь этот исторический иконостас бывших правителей и героев.

Природу его бесчисленных преображений и трансформаций в свое время точно вычислила петербургский искусствовед Катя Андреева, связав их, как ни странно, с «Пушкинской речью» Ф. М. Достоевского. Ведь именно тот первым высказал мысль о «всемирной отзывчивости» русского гения.

Сам Владик, похоже, не очень-то жаловал Федора Михайловича, ограничившись карикатурным изображением великого провидца в своих сериях «Достоевский в Баден-Бадене» и «Достоевский в цветах». Тем не менее к его идеям он то и дело возвращался. И каждый его проект заключал в себе непременную мораль или даже некий месседж, который надо было уметь расслышать, расшифровать. 

С виртуозной легкостью он тасовал своих героев, как когда-то портреты престарелых членов Политбюро. Любимая игра детства. Вместе с мамой, секретарем парторганизации ленинградского кожкомбината «Марксист», вечерами после ужина он раскладывал веером отретушированные фото главных советских бонз и учил наизусть их имена с отчествами как «Отче наш». Зачем? Сам простодушно признавался, что больше всего на свете хотел стать Генеральным секретарем ЦК КПСС. Или, может быть, опять все выдумал?  

В нем жил номенклатурный принц, мечтавший стать когда-нибудь «Королем сердец». Почти как покойная принцесса Диана, Владик стремился владеть исключительно сердцами, но никак не политической или даже эстетической властью. Это право он уступал своим более амбициозным и идеологически подкованным старшим коллегам и учителям, таким как Тимур Новиков или Сергей Курехин.  

По большому счету, Мамышев-Монро был последним певцом ушедшей эпохи, ее поэтом, верным служителем культа. Без его любви все эти звезды были бы никому не интересны. Но под воздействием магии его колдовских трансформаций они оживали и преображались в актуальных персонажей арт-жизни, становились частью современного художественного процесса. 

— Сейчас, когда я спрашиваю молодых людей про Мамышева-Монро, — говорит Андрей Бартенев, — они ничего про него не знают. Впрочем, и кто такая Любовь Орлова, они тоже не знают. И только через пятого, кем был Адольф Гитлер. Не говоря уже о Ленине — Сталине. Они живут вне привычного нам исторического контента. Но именно они формируют новый мир. Там им эти герои просто не нужны. Это как если бы мы с вами стали рассуждать о европейских светских хрониках XV века. Сейчас все очень быстро происходит, целые временные пласты у нас на глазах отпадают, отрезаются. И то, что было вчера, уходит безвозвратно. Тут логика понятная. Он в TikTok? Отлично, мы его знаем. Берем с собой. Она три года в телеграме и инстаграме — окей, мы ее знаем. А все, что было до того, мы не знаем. Значит, ничего этого и не было. 

Многое из наследия Владика так и осталось непрочитанным, нерасшифрованным, утраченным во время его бесконечных пожаров и скитаний. Теперь пришло время собрать то, что еще можно сохранить. Первая фундаментальная попытка была предпринята на большой академической ретроспективе «Архив М» в Московском музее современного искусства в 2015 году.

В отличие от нее, выставка «Цветик-семицветик» — скорее коллективный портрет художника в воспоминаниях его друзей и современников. Спрашиваю Андрея Бартенева, как возникла идея самой выставки. 

— Как известно, я подвержен вторжениям потусторонних сил через сны. Все мои друзья, которые ушли, но хотели бы со мной повидаться или что-то передать своим родственникам, обязательно приходят ко мне во сне. Влад за это время приходил три раза. Первый раз он сказал: «Бартенев, сука, верни мне мою жизнь». Потом явился снова и потребовал: «Бартнев, где моя жизнь, *****?» А в последнем сне он предстал Карлом Великим — встреча происходила в Галерее 1812 года в Зимнем дворце. До сих пор помню ультрамариновый свет, который лился из окон, и огромный портрет Карла в глубине зала. Я медленно иду к нему и вижу, что это Владик! Когда я проснулся, то сказал себе: с этим надо что-то делать. 

И Бартенев сделал: собственноручно разослал триста писем друзьям Владика, его поклонникам, коллекционерам, всем, кто знал его лично или состоял с ним в отношениях разной степени близости. В его письмах содержалась одна просьба: написать или хотя бы поискать у себя в архивах свидетельства былых безумств, проказ и озарений Владика Мамышева-Монро. Припомнить «невозможные» истории, где правда неотличима от художественного вымысла, а перформанс — от самой жизни. Тогда на письма Бартенева откликнулись 80 человек. Самые верные, самые смелые, самые любящие. Среди участников выставки — Эндрю Логан, Павел Пепперштейн, Андрей Малахов, Сергей Борисов, Ольга Тобрелутс, Белла Матвеева, Эвелина Хромченко, Стас Намин, Пахом, Светлана Куницына, Татьяна Торчилина, Лиза Березовская, Антон Каретников, Вита Буйвид, Пьер Броше, Михаил Розанов, Валерий Кацуба и многие другие.

Самое удивительное, что Владик служил зеркалом для всех, кто его окружал. Каждый хотел видеть (и видел!) в нем себя. Каждый отзывался на его призывы и провокации, ощущая себя в этот миг объектом желания гения. И конечно, ни в чем не мог отказать, даже когда с ним становилось совсем невмоготу.  

А потом он, как водится, исчезал, а если вдруг потом и объявлялся, то только если ему требовались деньги.

Мысленно я представил себе эту толпу влюбленных, обманутых и покинутых. Как они нервно сжимают свои фломастеры и шариковые ручки, как мучаются, чтобы подобрать правильные слова и вспомнить какие-то смешные и не слишком обидные для них самих истории.

У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже. Не суть! Читаешь их длинные и короткие послания, любовно обрамленные для выставки в стекло и багет, переходишь от одной стены к другой, вглядываешься во Владиковы «расцарапки», фотографии и картинки, а из каждого угла несется неповторимый голос 90-х годов, «когда мы были молодыми и розы красные цвели».

О, эта Сладкоголосая Птица юности! Нынешним летом она поселилась в галерее «ЗДЕСЬ на Таганке». Залетела, чтобы пропеть свое заветное I wanna be loved by you, just you. И скоро опять улетит. Постарайтесь ее застать. Ведь неизвестно, когда еще она вернется.

Выставка «Цветик-семицветик. Наш неповторимый Владик Мамышев (Монро) Королевич» 18+ открыта в галерее «ЗДЕСЬ на Таганке» до 1 сентября.
Адрес: ул. Таганская, д. 31/22/ Режим работы: с 11.00 до 20.00