Эдвард Лир: «Большая книга чепухи». Новое издание классика бессмыслицы

Южная Калабрия (1847)

Крыжовник — это фантазия

Это был очень маленький старый palazzo в городе Рочелла, с маленькими комнатками, стоящий на крутом обрыве над морем. Семья приняла нас очень сердечно; мы познакомились с доном Джузеппе, доном Аристидом, с каноником и Доном Фернандо, и в течение двух мучительных часов до ужина просидели, любуясь на звезды, внимая совам, перекликавшимся на скалах у нас над головами, и отвечая al solito* на вопросы об Ингельтере, производимых там продуктах и туннеле под Темзой.

Признаюсь, я не раз впадал в крепкий сон и, внезапно просыпаясь, невпопад и весьма туманно отвечал на этот допрос с пристрастием. Чего только я не включил в список природных продуктов Англии — верблюдов, кошениль, морских коньков, золотой песок; а что касается знаменитого туннеля, боюсь, что в своем полудремотном состоянии я украсил его самыми фантастическими подробностями.

Наконец объявили начало ужина, и к нашей компании присоединились красивая жена Дона Фернандо и остальные домочадцы женского пола, — хотя в разговоре они, насколько я помню, заметного участия не принимали. Были поданы исключительно овощи и фрукты. Фрукты являются основной продукцией и гордостью Рочеллы и ее окрестностей.

Наше заявление, что в Англии тоже растут фрукты, было встречено с плохо скрытым недоверием.

— Вы же сами признаете, что у вас нет ни вина, ни апельсинов, ни оливок, ни фиг, — развел руками хозяин. — Откуда же у вас могут быть яблоки, груши или сливы? Всем известно, что в Англии не растут и не могут расти никакие фрукты — лишь одна картошка. Зачем вы рассказываете небылицы?

Было ясно, что мы выглядим вралями и самозванцами.

— Но у нас и в самом деле растут фрукты, — кротко твердили мы. — Более того, у нас растут такие фрукты, каких и у вас нет!

Подавленный смех и презрительные ухмылки, встретившие наше утверждение, разбередили в нас патриотическое чувство.

— Какие же такие фрукты у вас могут быть, каких у нас нет? Да вы просто шутите! Назовите же эти фрукты — ваши сказочные фрукты!

— У нас есть Смородина, — сказали мы, — много Смородины. И Крыжовник. А еще Венгерка**!

— Что это значит Смородина и Крыжовник? Какая такая Венгерка? — в ярости воскликнули все присутствующие. — Ничего подобного не существует — это вздор и чепуха!

В молчании мы доедали свой ужин, почти убежденные, что действительно солгали. Никакой смородины не существует. Крыжовник — это беспочвенная фантазия!

13 августа 1847

Албания (1848)

Джорджио и вежливый почтмейстер

На Джорджио, моего драгомана, повара, слугу и проводника, у меня никогда не было причин жаловаться. Он владеет всевозможными языками, свободно говорит на десяти из них — талант, обычный для многих много путешествующих греков на Востоке, а мой

Джорджио родом из Смирны.

Его лицо несколько напоминает те странные лица львов или грифонов, которые можно видеть на дверных молотках и ручках ваз, а форма нижней челюсти говорит о том, что лучше не испытывать долго его терпение.

По утрам Джорджио бывает рассеян и склонен вспоминать разные случаи из прошлого. После полудня его замечания становятся все более отрывистыми и нравоучительными — чтобы не сказать мрачными. Всякий признак нерешительности и колебания выводит его из себя. Необходимо следить за настроением слуги, от которого зависит ваше благополучие, и лучше всего не раздражать его попусту, потому что у хорошего драгомана много дел помимо капризов и беспокойств его нанимателя…

В Греции не принято затягивать утро большим и сложным завтраком, как то бывает у северян. Хорошей чашки кофе с бутербродом, как правило, достаточно. Зато перед отправлением обычно остается несколько свободных минут, чтобы сделать какую-нибудь зарисовку.

Обитатели Енидже так невозмутимы, что трудно понять, о чем они думают. Окраины этого города являют собой сельский и совершенно безмятежный вид, зато внутри намешано много всякой всячины, способной увлечь карандаш художника.

Когда мы с Джорджио на прощание пили кофе с почтмейстером, я неловко наступил на чашечку красивой трубки. Эти чашечки — что притаившиеся змеи для близорукого человека, они обычно находятся на значительном расстоянии от курильщика, живущего на другом конце невероятно длинного чубука.

Хрусь! Чашечка трубки раскололась — но никто не пошевелился. Единственной реакцией было извинение вежливого мусульманина, которое — в переводе Джорджио — звучало так:

— Гибель этой трубки при обычных обстоятельствах действительно могла бы быть огорчительна. Но в друге каждый поступок прекрасен.

Эта речь живо напомнила мне поучение итальянца сыну, покидающему родной дом:

— Если в компании кто-то наступит тебе на ногу и скажет: «Прошу прощения», отвечай так: «Напротив, мне было очень приятно!»

14 сентября 1848

Неистовый дервиш

Ближайшие окрестности Тираны изумительны. Едва выехав из города, вы оказываетесь посреди очаровательных мирных равнин, по которым бегут чистейшие реки. 

Все утро я провел, не выпуская из рук карандаша, на Эльбасанской дороге, откуда открывается великолепный вид на Тирану. Вереница крестьян, возвращавшихся домой с базара, дала мне возможность сделать зарисовки их костюмов. Из тех лиц, которые оставались доступны взору — большая их часть была закутана мусульманскими покрывалами, — несколько показались мне симпатичными, но остальные были измождены трудом и заботами.

Я заметил также дервишей, носящих высокие остроконечные шляпы из фетра и черные хламиды…

Ночью, едва я удалился в свою комнату, похожую на свиной хлев, задул свечу и приготовился заснуть, как вдруг скрежет ключа, поворачивающегося в замке соседней комнаты, привлек мое внимание. Внезапно моя гнусная комната осветилась лучами света, проходившими через громадные дырки в стене у меня над головой. В то же самое время какой-то жужжащий, свистящий звук, сопровождающийся невнятным бормотанием, заполнил мой слух.

Желая понять, что происходит, я осторожно, избегая являться в открытом проломе, приник к маленькой щели в стене, разделявшей наши комнаты. И что же я увидел?

Ну конечно, одного из тех безумных дервишей, которых я приметил на дороге накануне. Он выполнял один из своих обычных трюков — вращался и кружился на месте, причем делал это в одиночестве, исключительно для своего развлечения. Он кружился сперва на ногах, а потом, наподобие двери на петлях, sur son se`ant***, и предавался прочим столь же благочестивым гимнастическим упражнениям.

Притаившись за стеной и немного побаиваясь своего эксцентричного соседа, размахивавшего по комнатке своей палкой с медной ручкой, я ждал, чем же кончится это необыкновенное представление.

Кончилось оно очень просто. Старый шут постепенно, как юла, остановился в своем вращении, достал веточку винограда, съел ее, растянулся на подстилке и уснул!

28 сентября 1848

___________________

* Как обычно (итал.).
** Сорт сливы.
*** На своем седалище (фр.)

Приобрести книгу можно на сайте издательства по ссылке