Как решить проблему донорства органов в России
Количество тех, кому требуется трансплантация, остается стабильно высоким. В прошлом году на фоне пандемии коронавируса ждали своей очереди более 9,5 тыс. человек. Годом ранее было сделано немногим менее 2,5 тысяч подобных операций. В том числе 1473 человека получили новую почку, 584 — печень, 337 — сердце и 25 — легкие. Число трансплантаций за прошедшие 13 лет выросло четырехкратно. Но, как отмечает глава Национального медицинского исследовательского центра трансплантологии и искусственных органов им. В. И. Шумакова Сергей Готье, реальная потребность только в пересадке почки выше существующих показателей примерно в 10 раз.
Из-за пандемии трансплантологи были вынуждены резко сократить число операций. Было сделано лишь менее двух тысяч пересадок — в основном почек, печени и сердца. А вот такие органы, как поджелудочная железа и легкие, в нашей стране практически не пересаживают — считаные единицы операций. Лидирует тут Америка: в прошлом году 39 тысяч человек там получили новые органы и шансы на жизнь. В числе прочих было пересажено 23 644 почки (по сравнению с 1124 в России), 8901 печень (559 в России), 3716 сердец (249 у нас), 962 поджелудочные железы (16 в РФ) и 2597 пересадок легких (18 в России).
В Евросоюзе, где проводится единая политика трансплантации, в 2019 году было совершено 34 285 операций в этой области: 85% пришлись на почку (21 235) и печень (7900). Подавляющее число трансплантаций в Европе производятся от умерших доноров. При этом уровень смертности находящихся в листе ожидания своей очереди на пересадку пациентов не превышает двух процентов, более 75% ожидающих получают орган в течение года (более 75 тысяч от примерно 100 тысяч поставленных на лист ожидания), общая смертность пациентов, проходящих по программам трансплантации, не превышает в ЕС 3,5%.
В нашей стране всего 32 региона занимаются трансплантацией, операции проводятся лишь в 54 больницах. При этом нет, по сути, эффективного административного ресурса для организации донорских программ. Нет, например, никакой ответственности для больниц, в которых появляются доноры, и никто не понесет никакого наказания, если тот или иной человек не выступил донором, хотя возможности и условия для этого были. В России при этом нет единого списка/очереди ожидающих пересадку того или иного органа, нельзя узнать ни примерные сроки ожидания, ни то, насколько справедливо, «прозрачно» происходит выбор, нет централизованной статистики, которая указывала бы пациенту шансы на успех реципиентов. Каждое медучреждение в этой части автономно.
По мнению предпринимателя Дмитрия Давыдова*, автора проекта «20 идей», прежде всего для кратного увеличения числа операций по трансплантации следовало бы расширить круг лиц, которые могут выступать в качестве живых доноров. Сейчас, по закону этим донором может быть тот, кто находится с пациентом в генетическом родстве. Однако далеко не всегда такой генетический родственник готов орган предоставить, тем более качество органов зависит напрямую от здоровья донора. Скажем, если ваш генетический родственник является запойным алкоголиком, то его печень вам не подойдет. Во-вторых, решение отдать свой орган (даже почку, которых две) — это тяжелое решение, не все на него способны. Это заметно сужает на практике круг возможных доноров. Следует разрешить донорство между супругами, находящимся в браке не менее года. Или же в случаях гражданского брака, который «скрепляет» общий ребенок. Можно рассмотреть вариант донорства между родителями и приемными детьми и так далее.
Во многих странах существует возможность стать донором для близких друзей. В Америке предусмотрена возможность анонимного донорства — в пользу специального центра по трансплантации, который уже сам решит, кому лучше подойдет, скажем, донорская почка. Функции проверки законности и добровольности возлагаются на специальные комиссии по этике, которые призваны гарантировать, что решение о донорстве, во-первых, добровольное, во-вторых, не корыстное, что человек, условно, не «продает» почку из-за нужды. Благодаря строгим законам и многоуровневой системе работы учреждений трансплантологии, в России также в последние годы удалось декриминализировать эту сферу. Сейчас предусмотрена уголовная ответственность за покупку и продажу органов — часть 2 пункта «ж» статьи 127.1 УК РФ «Торговля людьми» и часть 1 статьи 120 «Принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации». За торговлю людьми предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок от 3 до 10 лет. За принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации также предусмотрена уголовная ответственность — до 4 лет лишения свободы.
Также, следуя идее, для расширения потенциала трансплантологии Россия могла бы либо подключиться к международной системе обмена донорскими органами (по типу европейского фонда Eurotransplant), либо инициировать создание новой системы, скажем, в рамках ЕврАзЭС.
В настоящее время можно говорить, что в нашей стране существует во многом искусственно созданный дефицит посмертных донорских органов, хотя сегодня развитие медицины достигло такого уровня, что пришить донорский орган и заставить его работать в другом организме — не самое сложное. В отличие от живого донорства, в данной сфере нет все же особых препятствий и со стороны государства. В то же время главным таким препятствием является довольно широко распространенное в обществе неприятие идеи посмертного донорства. Сказывается и то, что многие медицинские организации, из-за сложности процесса трансплантационной деятельности, предпочитают не связываться с изъятием органов у умершего человека.
Через этап неприятия посмертного донорства органов проходили все страны, которые сейчас достигли значительных результатов в области трансплантации. Например, в католической и ранее довольно консервативной Испании число посмертных доноров на миллион населения составляет 45–47 в год: там действует та же правовая модель для посмертного донорства, что и в России — презумпция согласия, подразумевающая, что если человек высказался при жизни против посмертного донорства, то такая его позиция должна быть внесена в регистр отказов. Вопреки некоторым представлениям, кстати, Русская православная церковь не выступает против посмертного донорства. Хотя она против презумпции согласия человека на донорство после его смерти. В других странах подобная коллизия разрешается с помощью прижизненной фиксации согласия человека на донорство после смерти в его документах. Например, в США — в водительских правах. Там, как и в Германии, работает модель испрошенного согласия: человек должен при жизни подписать документ, что он хочет быть донором. Если бумаги нет — нет и пересадки. Однако, учитывая широко распространенный скепсис по отношению к донорству в России на обывательском уровне, если сейчас принять такую модель, то, наверное, на долгое время трансплантации станут еще менее доступны для людей.
В то же время, используя все лучшее, что накоплено в других странах, Россия уже сейчас могла бы резко увеличить количество операций по пересадке органов, что помогло бы спасти десятки тысяч жизней, об этом и говорит Дмитрий Давыдов*. Для повышения качества «человеческого капитала», о котором много говорится с самых высоких трибун, государство могло бы взять на себя инициативу в изменении устаревшего законодательства в области трансплантологии, используя в том числе общественные инициативы по этой важной теме.
*Признан Минюстом иностранным агентом