Беседы с Михаилом Пиотровским: «Хороший тон: Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской»
Музей — особая территория, священная, и она, конечно, влияет на состояние, настроение, на мысли людей и на их чувства. Я не могу себе позволить мечтательно прогуливаться по Эрмитажу, я по нему хожу, быстро хожу, иногда пробегаю два, три и больше раз в день: прохожу, выискиваю, замечаю неполадки. Смотрю внимательно — где грязно, где этикетки протерлись, хорошо ли картины висят, натерты ли полы до блеска, словом — придираюсь ко всему и ко всем. Я привык пробегать по Эрмитажу, но иногда глаз восхищенно останавливается — невозможно не задержаться, невозможно не полюбоваться! Например Караваджо — всегда завораживает, и хочется (в который раз!) вглядеться.
«Лютнист» («Юноша с лютней»), 1595 год. «Учитесь играть на лютне — ее струны обладают силой похищать сердца». Что мы видим? Молодой красавец играет на лютне, на ней царапина — символ неразделенной любви, рядом лежат ноты, на них записан мадригал знаменитого композитора XVI века Якоба Аркадельта. Юноша напевает: «Я люблю вас и молчу. Хотел бы без слов вам быть понятным». Надпись «BASSUS» указывает, что песня исполняется в басовом ключе. Лютня, скорее всего, инструмент первой половины XVI века, а крестообразный орнамент на грифе — инициал имени Христа в греческой транскрипции, который часто встречался на инструментах кремонских мастеров.
Микеланджело Меризи по прозвищу Караваджо (его отец служил архитектором миланского герцога де Караваджо) был художником известным и скандальным: «Гениальное чудовище, не знающее правил...»
«Без Караваджо не было бы Вермеера, Жоржа де Латура, Рембрандта. Делакруа, Курбье и Мане писали бы по-другому» — слова восхищения произнесут потом, в XIX веке. А в его время критики возмущались: «Чем прикажете восхищаться? Картины его наполняют люди толстые и вульгарные, с порочными, опухшими от пьянства лицами». Современники вспоминали: «Его недостаток состоял в том, что он не уделял постоянного внимания работе в мастерской. Поработал пару недель — и предавался месячному безделью, разгуливая со шпагой на боку и ножом за спиной, переходя из одного игорного заведения в другое. Так что жить с ним было далеко не безопасно». «Мне довелось повстречать одного художника, его звали Караваджо, — писал другой современник. — Он человек неотесанный, с грубыми манерами, вечно облаченный в какое-то непонятное рубище, но, рисуя уличных мальчишек, жалких бродяг, он выглядел счастливым человеком».
Пройдут века, и о нем скажут: «Это простое и действительно новейшее искусство». «Для меня главное, — говорил художник, — не делать на холсте ни одного мазка, не подсказанного жизнью и природой». Он презирал рисунки и эскизы — никакой подготовки не нужно: «Все, что кипит в душе, что восхищает и тревожит — всю ярость мгновения надо сразу отдавать холсту». Живопись Alba prima — без предварительного рисунка.
«Лютнист» — одна из самых ранних, светлых и загадочных работ мастера. Кто же изображен на картине? Может быть, Марио Минити, поразивший Караваджо горделивой осанкой и красотой. Когда они встретились, Марио исполнилось 16 лет, он был одержим страстным желанием стать художником. Караваджо взял его в помощники и, говорят, был с ним неразлучен. Пройдет много лет, и Марио, благополучно и счастливо женатый, успешный художник, спасет учителю жизнь — приютит в своем доме на Сицилии, убережет от преследователей (дело в том, что Караваджо обвинят в убийстве и объявят в розыск).
А может быть, юноша на портрете — знаменитый испанский кастрат Педро Монтойя. Он выступал с хором Сикстинской капеллы и очаровал Караваджо своим искусством. Художник любил рисовать его томное лицо и разговаривать о музыке и поэзии:
«Музыка — младшая сестра живописи и так же способна передавать живые чувства»; «Музыка помогает родиться стихам, а стихи рождают музыку».
Картина «Лютнист» была написана по заказу покровителя Караваджо монсеньора Пандольфо Пуччи, младшего брата кардинала дель Монте. Кардинал Франческо дель Монте — опытный царедворец, хитрец, большая умница. Ему за сорок — он красив, богат, удачлив, у него изысканный вкус, он полиглот и меломан (играл на гитаре, клавесине, лютне), собирал редкие музыкальные инструменты и книги. Картины Тициана, Леонардо, Брейгеля украшали стены его роскошного дворца. В этом дворце кардинал предложил Караваджо жить и работать. Единственное условие кардинала — во дворце никогда не должно быть никаких женщин. Говорят, кардинал не отличался скромностью, часто устраивал пиры, на которых танцевали юноши в женских платьях, гости озорничали, но всегда велись умные возвышенные разговоры. В гости часто приходил Винченцо Галилей — великолепный скрипач, он спорил с Караваджо: «Живопись имеет дело с бездушными красками, а музыка порождает живые звуки и через них передает чувства». Караваджо возражал: «Музыка — младшая сестра живописи, она не умирает, как мелодии, написанные вами».
Художника поддерживал сын Винченцо, Галилео Галилей, когда-то мечтавший стать музыкантом и художником. Но победило желание постигать тайны мироздания — он стал ученым. Караваджо беседовал с ним о таинственных возможностях и свойствах света. Книга Галилео Галилея «Естественная магия» увлекла художника. Он, следуя советам друга, начал бороться с темнотой: много часов работал в темной комнате, и постепенно его глаза, как у кошки, научились различать в темноте мельчайшие предметы. Он увидел, как фантастически они проступают из царства теней, из мрака: «Один-единственный луч света может творить чудеса. Луч света, который преодолевает сопротивление сумрака, — что может быть заманчивее?»
«Лютнист», как ранняя работа Караваджо, очень отличается от других его работ, в которых много крови, страха, страсти. В ней, наоборот, много нежности, света, тишины. Свет мягко освещает молодое прекрасное лицо музыканта, и кажется — музыка звучит.
Винченцо Джустиниани — богатый банкир, утонченный ценитель изящных искусств. Ему показалось, что художник изобразил волшебной красоты девушку, и он уговорил кардинала продать картину.
Есть еще один вариант «Лютниста», написан гораздо позже и хранится в Метрополитен-музее. На картине изображен знаменитый певец, кастрат, он играет на лютне, а рядом лежит скрипка, будто ждет кого-то. Когда я бываю в Метрополитен-музее, всегда подхожу к этой картине и каждый раз радуюсь: наша, эрмитажная, гораздо лучше.
Книгу можно приобрести по ссылке