История Холокоста и судьба одной австро-венгерской семьи. Отрывок из книги
Инсбрук, лето 2019 года
Передо мной фотография двоюродного брата Гуго, Эгона Дубски, единственного сына брата Софии, Леопольда. Я обнаружила его в истории евреев Тироля, и относится он ко временам Первой мировой войны. На нем изображен молодой, круглолицый, близорукий, слегка косящий человек. В военной форме Эгону явно неуютно, он стесняется и нервничает; он вовсе не таков, как подтянутый, молодцеватый Гуго, более неловок и скован, чем его двоюродные братья. Я полагаю, что Эгон меньше подготовлен к трудным горным походам, потому что не вижу его ни на одной фотографии, где его отец снят за этим занятием с Гуго и Эрихом: все трое — члены Альпийского клуба.
Именно Леопольд перевез семейство Дубски в Инсбрук из Богемии в 1870-х годах и обучил Шиндлеров всем тонкостям винокурения на своей фабрике по улице Хайлиггайст-штрассе. Его сын, похоже, уродился совершенно другим. Упоминания о нем обрывочны: один историк пишет, что он страдал нервной дрожью и легко поддавался внушению; свидетель по делу о реституции собственности утверждает, что у него «наблюдается некоторая умственная отсталость» (nicht als vollwertig zu nehmen). Мне он почти всегда представляется робким хилым человеком.
Хочется узнать о нем побольше и сравнить судьбу Дубски и их компании в сумрачные тридцатые годы с тем, что происходило в то же время у Шиндлеров. И вот я снова в Инсбрукском земельном архиве. Только теперь мне нужны все материалы о компаниях Дубски.
Как только я начинаю их просматривать, то сразу понимаю, что открываю целый пласт семейной истории, о котором отец никогда нам не рассказывал; и вскоре я нахожу причину, почему о дяде Курта, Эгоне, никто нигде не упоминал. Вместе с моим двоюродным дедом Эрихом и его сыном Петером Эгон Дубски в 1933 году перешел из иудаизма в христианство. Возможно, так они хотели защититься от подъема антисемитизма. Потом он сделал еще более решительный шаг, почти оторвался от своих корней — и угодил прямо в лапы национал-социалистов.
Именно в Инсбрукском земельном архиве я узнала, как произошло сближение Эгона Дубски и арийки Алоизии Бертольди, его счетовода, которую все звали Луизой. Она много лет проработала у Дубски. Через Луизу Эгон познакомился с ее братьями Иоганном и Карлом Бертольди, и, кажется, они затянули его в мир нацистского подполья.
После запрета нацистской партии в Австрии в 1933 году «нелегалам» нужны были деньги, люди, которые могли служить прикрытием, и транспорт для контрабандной перевозки листовок из-за границы с Германией. Я установила, что с декабря 1936 года Эгон стал заниматься этой деятельностью и секретно ввозил нацистские пропагандистские материалы в Тироль. Что завело его на этот путь: искренняя вера в правоту дела или инстинкт выживания?
Оказалось, Эгон связался с водителем, работавшим в компании Дубски. Да, Эгон не ходил в горы, но состоял в Инсбрукском спортивном клубе, где познакомился с пронацистски настроенным Готфридом Аукенталером. В 1936 году Аукенталер лишился работы, и Эгон тут же взял его к себе водителем. В отчете государственного обвинителя от 25 августа 1937 года отмечено, что Эгон признавался Аукенталеру: если нацисты все-таки придут к власти, еврейское происхождение может сильно ему повредить; следовательно, взяв на работу сочувствующего нацистам Аукенталера, Эгон застрахует себя.
Но уже потом Аукенталер показал, что Эгон согласился взять его на работу только потому, что он, Аукенталер, состоял в нелегальной нацистской партии. Своему новому начальнику-еврею Аукенталер похвалялся, что он не только активный ее член, но и сотрудник инсбрукского отделения SA. Последнее было неправдой, но помогло Аукенталеру устроиться.
Согласно обвинительному показанию 1937 года, Эгон неоднократно пытался вступить в пограничную милицию (Frontmiliz) — одну из австрийских военизированных организаций, которые появились после Первой мировой войны для поддержки армии. Из архивных материалов не совсем понятно, получилось ли у него это. Возможно, он служил в транспортном подразделении пограничной милиции.
Ясно, однако, что Эгону предложили обслуживать два принадлежавшие милиции автомобиля, которые нужно было держать в гараже. Один из них имел для нацистов особую сентиментальную ценность: то был представитель марки Steyr, на котором Франц Гофер в 1933 году бежал из Австрии. По сведениям обвинения, поставив автомобили к себе в гараж, Эгон сразу же начал уговаривать Аукенталера угнать их из пограничной милиции и передать в Германию, нацистам. Безрассудный замысел Эгона был таков: Аукенталер передает машины нацистам и заявляет, что это «любезный подарок от Эгона Дубски». Аукенталер показывал, что делал вид, будто согласен, но не стал выполнять указаний Эгона.
Изо всех сил стараясь стать своим в среде немецких нацистов, Эгон предпринимал, как ему казалось, дополнительные меры самозащиты. 22 января 1937 года они с Луизой заключили договор о совместном владении собственностью (Gütergemeinshaft Vertrag). Это означало, что теперь они владели активами друг друга (но и взаимно отвечали по долгам). Через пять дней, 27 января 1937 года, Эгон с Луизой обвенчались в местной католической церкви. Свидетелями со стороны невесты были ее братья, Иоганн и Карл Бертольди; в свидетельстве о браке Эгон указал, что имеет римско-католическое вероисповедание.
А еще через несколько месяцев, 17 июля 1937 года, мир Эгона разлетелся вдребезги, когда пограничная милиция арестовала его за нелегальную пронацистскую деятельность. Позже, в 1949 году, один из свидетелей показал, что в основном Эгон выполнял обязанности курьера; Аукенталер говорил, что он передавал в Германию сведения о расположении и содержимом военно-полевых складов пограничной милиции. Эгону предъявили обвинение в попытке угона автомобилей пограничной милиции и организации нелегального информационного агентства.
После ареста он содержался под стражей до 21 августа 1937 года: выкрест-еврей оказался в инсбрукской тюрьме с прочими нелегальными нацистами. Дело было закончено в феврале 1938 года в связи с амнистией, которую Гитлер вырвал у канцлера Шушнига для попавших в тюрьму австрийских нацистов. Если Эгон и думал, что участие в подпольной деятельности нацистов даст ему какие-то привилегии после мартовского аншлюса, то он жестоко просчитался. Коммерческая деятельность компании Дубски резко пошла на убыль.
Однако Луиза думала о том, как защитить свой бизнес. Не прошло и месяца после аншлюса, как, с согласия Эгона, она продала его своему брату, Фридриху Бертольди, за 35 400 шиллингов. При этом Фридриху нужно было уплатить лишь 15 000, так как Луиза вычла из общей суммы 20 400 шиллингов, их внес ее отец, Фердинанд.
В краеведческом музее я обнаружила объявление о передаче, напечатанное 13 июня 1938 года в официальной газете Innsbrucker Nachrichten: бизнес братьев Дубски отныне переходил во владение арийца, а именно приобретшего его Фридриха Бертольди. Уважаемым клиентам теперь следовало обращаться в эту новую фирму. Фридрих торопился: предстояло еще переписать ее на его имя в департаменте регистрации прав собственности на землю.
Однако уже на другой день, 14 июня 1938 года, в Innsbrucker Nachrichten пришлось печатать опровержение: арианизация фирмы братьев Дубски была объявлена недействительной. Подробно разъяснялось, что любая передача еврейской собственности возможна только с разрешения местных властей и объявления такого содержания может публиковать только пресс-служба гау. Таким образом, говорилось в объявлении, компания переходила под контроль назначенного временного администратора (kommissarische Verwalter).
Кроме всего прочего, тот факт, что Фридрих Бертольди был зятем Эгона, указывал на семейственность. В Вене управление по передаче собственности (Vermögensverkehrsstelle) отозвало разрешение на передачу, и бизнес Дубски замер.
А на самом деле произошло вот что: Эгон, Луиза и Фридрих впали в немилость у гауляйтера Гофера, разъяренного этой попыткой обойти его контроль. Он был убежден, что ни одна собственность в Тироле не могла передаваться без его предварительного согласия, поэтому мог буквально диктовать, кто извлечет выгоду из арианизации еврейского бизнеса. Положение Эгона было ничуть не лучше, чем его двоюродных братьев Гуго и Эриха.
18 июля 1938 года Эгон снова попытался увильнуть от нежелательной арианизации и передал свою часть бизнеса Луизе, так что по крайней мере на бумаге она оказалась единственной владелицей всего. Однако ей пришлось одолеть еще немало бюрократических препон, в том числе и регистрацию в департаменте регистрации прав собственности на землю. Войдя наконец в законное владение, радовалась она недолго, потому что государственный обвинитель заподозрил Бертольди в попытке скрыть еврейское происхождение их бизнеса.
Роясь в бумагах Инсбрукского земельного архива, я поняла, что испытываю к Луизе неоднозначные чувства. Делала ли она все, что могла, для защиты Эгона и их бизнеса из любви — или же хладнокровно, расчетливо использовала слабовольного и нездорового мужчину, который попал в страшную для себя ситуацию? Летом 1938 года все еврейские бизнесмены Инсбрука, в том числе и мой дед, старались, если получится, продать свои компании надежным друзьям и знакомым арийского происхождения. Я отринула цинизм и начала думать, что Луиза с братьями и правда старались защитить и спасти Эгона.
Бертольди были не из тех, кто быстро сдается. Фридрих подал жалобу в рейхсминистерство экономики, напирая на то, что он был активным членом нацистсткой партии еще тогда, когда в Австрии она была вне закона, и приводя длинный перечень услуг, который он ей оказал. Луиза же поступила еще решительнее.
Инсбрук, 6 августа 1938 года
В этот день Луиза Дубски, по совету своих брата и юриста, подала на развод с мужем. Никакого злого умысла здесь не было. Все делалось с согласия Эгона. Активы Дубски нужно было полностью оторвать от еврейской фамилии «Дубски», чтобы они не попали в чужие, арийские руки. Поводом для развода в заявлении было указана «ошибка» при заключении брака. Луиза якобы не представляла себе, что «еврейское происхождение ответчика приведет к нескончаемому напряжению во всех сферах жизни».
Через двадцать дней Луиза подала в земельный суд Инсбрука заявление на официальную регистрацию прав собственности на подарок Эгона ей — на его часть бизнеса. Ей отказали на том основании, что такие передачи должны разрешаться исключительно управлением по передаче активов, которое находилось в Вене.
Она не сложила руки. В том же году, только позже, юрист Луизы подал апелляцию на это решение, указав, что с 1 октября 1938 года такое разрешение требовалось только для коммерческих, и притом действующих еврейских предприятий, но не объектов недвижимости. А бизнес Дубски простаивал уже несколько месяцев, и, по логике юриста, поэтому разрешения и не требовалось.
Вплоть до июня Эгон и Луиза оплачивали труд своих сотрудников, хотя и не получали никакого дохода. Постепенно им становилось все тяжелее и тяжелее. 17 октября офицеры гестапо арестовали Эгона и недвусмысленно приказали ему немедленно покинуть Инсбрук. Эгон ослушался и на следующий день попытался свести счеты с жизнью. На время выздоровления Луиза сумела поместить его в психиатрическую лечебницу в Инсбруке.
Что же до собственно бизнеса, то надежда блеснула. Юрист Луизы выиграл дело в Верховном земельном суде Инсбрука. К ноябрю 1938 года она зарегистрировалась как законная владелица половины бизнеса Дубски, а другой половиной стала владеть по договору, пусть пока и без законной передачи прав.
В ноябре 1938 года нацистская партия начала открыто демонстрировать ненависть и презрение к евреям, жившим среди австрийцев. И Шиндлеры, и Дубски, и даже Блохи оказались без всякой защиты.