Выставка Пепперштейна в «Риджине», «Живые портреты» Энди Уорхола
Лишнее приглашение спрашивали от самых бульваров. Изумленные писатели шли на церемонию, которая восемь лет до этого была этаким «внутрицеховым» событием для номинированных на премию и их знакомых, пробирались через толпу читателей, заходили внутрь и с тревогой спрашивали друг у друга: «Вы знаете, кто все эти люди?!» Внутри было как-то привычнее, там прогуливалась «своя» публика — поэты Евгений Рейн и Тимур Кибиров, писатели Александр Кабаков, Сергей Шаргунов и Дмитрий Липскеров, редакторы толстых литературных журналов (Андрей Василевский) и главный редактор ELLE Ирина Михайловская.
ELLE впервые в этом году учредил собственный приз. Он предназначался девушке, и в этом была отдельная интрига: далеко не все девушки, попадающие в шорт-лист «Дебюта», соответствуют представлениям глянца о том, как должен выглядеть писатель, особенно если он женского пола. Но попадание получилось: на сцену поднялась красивая крошечная блондинка в сложном сером платье — Екатерина Репина, автор повести «Все те же люди, февраль и кофеин». Повесть пока никто, кроме жюри, не читал, но известно, что она состоит из нескольких новелл, одна из которых будет опубликована в журнале. Катя получила из рук Ирины Михайловской свой приз — подвеску и браслет, совершенно детским голосом сказала в микрофон: «Спасибо!» и ушла. Зал хором умилился. «Ах ты ж боже мой!» — выдохнул сидевший сзади академик-океанолог и депутат Артур Чилингаров, еще четыре часа назад стоявший на палубе ледокола «Москва»: он прилетел вручать приз в номинации «Крупная проза» из Питера, где ледокол спускали на воду.
В номинации «Малая проза» приз вручала Лидия Федосеева-Шукшина. Глядя на окружавших ее шорт-листеров, она произнесла: «Я хоть и немолодая, но русская актриса, и что-то я не понимаю, о чем они говорят». «Они про секс!» — крикнули ей из первых рядов. «Я знаю, что такое секс. Но не люблю», — ответила она игриво и бросилась целовать 20-летнего лауреата Михаила Енотова. «Ка-а-ак неожиданно», — прокомментировал ведущий Владимир Молчанов.
Неожиданности подстерегали и пришедших в субботу вечером в галерею «Риджина» на вернисаж выставки Павла Пепперштейна «ИЛИ — ИЛИ. Нацсупрематизм — проект нового национального стиля России». «Тут есть прикольчики?» — весело кричал 4-летний ребенок, вбегая в выставочный зал. «Нет, сынок, тут только картины», — отвечала ему молодая мама.
Гости озадаченно рассматривали супрематические образы России (богатырей, матрешек, черные квадраты) и Америки (картины «OBAMA — MAMA» и «OBAMA (в) HOPE»). Часть присутствовавших приняла традиционную для Пепперштейна тему войны символов всерьез и принялась рассуждать об отношениях России и США, пока другая часть фиксировалась на художественных приемах. «Это у него намек на Пузенкова?» — спрашивал дизайнер Михаил Аникст, глядя на очередную вариацию «Черного квадрата» с надписью Who is afraid of black square?
«Это Потемкинская лестница, кадр из фильма Эйзенштейна», — втолковывал ребенку его седовласый отец, указывая на кислотных цветов Потемкинскую лестницу, по которой в детской коляске ехал очередной Черный квадрат — работа «Рождение Голливуда». Но мальчик уже мчался рассматривать матрешек на другой картине.
Зрелые же годы Голливуда можно было наблюдать во вторник в Государственном музее современного искусства на Гоголевском бульваре на выставке «Энди Уорхол. Живые портреты». Часть из представленных на выставке фильмов Уорхола (Andy Warhol) уже была показана в Москве в 2001-м, но куратор Клаус Бизенбах (Klaus Biesenbach) привез также кинопробы, на которых в камеру смотрят Деннис Хоппер (Dennis Hopper), Джейн Хольцер (Jane Holzer), Сальвадор Дали (Salvador Dali), Сьюзан Зонтаг (Susan Sontag) — многие, кто оказывался в 60-е в студии Уорхола.
Присутствующих терзала одна мысль: как бы раздеться. Еще до открытия в гардеробе кончились номерки — он был явно не рассчитан на такой наплыв любителей искусства. «Господа, кто хочет в одежде, может в одежде», — надрывалась гардеробщица, пока гости в шубах толкались на лестнице, ведущей в залы.
Наверху Иосиф Бакштейн бродил по залам и целовался то с одной, то с другой девушкой из тех, кому все же посчастливилось раздеться, — среди счастливиц были Ирина Михайловская и Ольга Кабо. Неподалеку, обмахиваясь приглашением, стоял Эдуард Лимонов в теплом пальто.
«…И мутанты, и уроды», — говорил начинающий глянцевый фотограф начинающему арт-критику. Как выяснилось, они обсуждали показ «Обитаемого острова» для блогеров, который только что прошел в «Октябре», где продюсер фильма Роднянский сообщил, что Федор Бондарчук сломал руку в двух местах и приехать не сможет. Модель и актриса 1960-х Энн Бьюкенен (Ann Buchanan) молча плакала с экрана, висевшего тут же на стене.
На лестнице до самого закрытия продолжалась толчея: все рвались взглянуть в глаза кинозвездам прошлого. «Где искусство-то? Куда идти? Туда, где толкучка?» — озадаченно спрашивал кто-то из гостей. Другой, интимно притиснутый к нему общим порывом, повторял: «Я 10 минут не мог войти в здание!» У входа сталкивались два потока людей — киноманы, светские персонажи, художники, тусовщики, финансисты: одни все посмотрели и надеялись уйти, а другие только пытались зайти внутрь. Иногда толпящиеся узнавали друг друга и принимались целоваться. Так неделя, начавшись с давки вокруг молодой литературы, закончилась трамвайным ажиотажем вокруг арта. В центре этого культурного водоворота на руках у какой-то девушки дрожал маленький белый чи-хуа-хуа, с ужасом глядя на объединяющую силу искусства.