Отчетная выставка «Dead Moroz жив!» в «Триумфе», Даффи в Барвихе

Здесь скромным по меркам бывшего дома приемов «ЛогоВАЗа» балом правила вовсе не прибавочная стоимость к искусству, но дух свободы, равенства и братства, недавно выпущенный на волю премией Кандинского.

— Хорошо бы вызвать Осмоловского на дуэль, — размышлял вслух Беляев-Гинтовт, напоминавший народовольца не только своим видом, но и ходом мысли. — Я на шпагах могу, на рапирах, с двух рук неплохо стреляю, но он-то…

Неподалеку от министра культуры евразийцев, которого кровопролитная мысль застала на подступах к гардеробу, жена главы представительства ЕК в России Рита Янссен выслушивала однобокие стенания людей в пиджаках (This crisis is terrible!) и выражала им соболезнования.

В зале, где были выставлены шахматы Дэмиена Херста с аптечными колбами вместо фигур, особого ажиотажа не наблюдалось. Восторженные барышни, еще месяц назад оглашавшие пространство «Красного Октября» цоканьем каблуков и сдавленными воплями: «Где эта дорогая конфета?», выискивая «Барочное яйцо» Кунца на выставке Гагосяна, скорее для порядка ощупывали зубоврачебные кресла, вмонтированные в инсталляцию Херста. Их лица выражали то удовлетворенное облегчение, какое обычно бывает, когда, засомневавшись, человек лезет в карман и все же находит там свой кошелек.

Тут же смущенно вышагивал художник Максим Ксюта, даром что его работа — закупоренные в стеклянную коробку снежки на фоне отпечатка человеческого тела в сугробе — вызывала куда большее любопытство, чем все прочее. «Они не злые, наоборот, они этого человека и вылепили, то есть создали, — объяснял он, кивая на оскалившиеся в хищной гримасе псевдоснежные комья. — Впрочем, галерист ведь тоже участвует в мифотворческом процессе. Так что если Ханкин говорит, что они съели того человека, то пусть, мне не жалко».

В зале по соседству проводили вольную экскурсию для порядком обрусевших иностранцев — те с одобрением кивали в сторону золоченого полотнища Гинтовта во всю стену и приговаривали: «Прекрасно, прекрасно».  

— Это русалка Гоши Острецова, — указывала девушка на психоделическое изображение русалки, чью грудь скрывал меховой купальник, прикрепленный поверх картины, и, чуть помедлив, добавляла. — Купальник можно снять.

— И что там? — интересовался иностранец.

— Там… там все настоящее! — нашлась что ответить экскурсовод.

Впрочем, скелетам советского прошлого нашлось место не только в несгораемом шкафу Беляева-Гинтовта, но и в гардеробе Евгении Михайловны Борзых, использовавшей его в куда более светлых целях. В воскресенье в «Солянке» представляла свой первый альбом юная московская команда Dsh! Dsh! с Борзых в главной роли. Певица, пару месяцев назад очутившаяся на обложке журнала «Афиша», нахлобучивала на голову мотоциклетный шлем, путалась в красной ленте, норовя повязать ее на манер галстука, и с пионерским рвением пела смешные песни про купленный с рук резиновый круг, виноград и прочие радости всесоветской здравницы Крым, упакованные в оболочку вечнозеленого спейс-диско.

Промоутер Александр Чепарухин, зашедший на концерт после того, как услышал группу на MySpace, к концу вечера уже записывал телефон Борзых и грозился вытащить группу на подведомственный ему фестиваль по случаю дня города Казани (где в этом году пели, например, Земфира и Патти Смит).

Таким образом «Солянка» запустила программу выходного дня «Воскресности» — историю не только и не столько про спокойные танцы после ударных пятницы и субботы, сколько про тихие посиделки и разговоры на трезвую и не очень голову для более взрослой публики. Воскресным днем здесь теперь можно нарваться на лекцию вроде «Есть ли жизнь на Марсе?» в исполнении эмгеушной профессуры, вечером — на умиротворенный диджей-сет семейного подряда Сергея и Саши Санчес. 

В Барвихе тем же вечером открывался концерт-холл, затесавшийся среди бутиков Bvlgari и Prada в Barviha Luxury Village. К пятнице на концерт жутко востребованной нынче в Британии певицы Даффи (Duffy) было продано ровно двенадцать билетов по 15 тысяч рублей каждый. Спохватившись, организаторы попытались спасти положение, нагнав светских персонажей, не вполне отдающих себе отчет в происходящем, и тем заполнив без малого тысячный зал на три четверти, но тщетно: певица даже не вышла за цветами.