Сознание животных: как разговаривают обезьяны и чем думают муравьи

Известно, что сознание определяется по производимому им действию, само же оно не наблюдается: «Сознание — как ветер: его самого не видно, а видны только результаты его деятельности: волны на море, колыхание ветвей деревьев».

Был период, когда появилась идея, что все высшие функции (отвечающие за пение, чтение, любовь и т. д.) в мозгу локализованы, то есть у всех них есть адрес.

Знаменитый американский проект по обучению обезьян человеческому языку, который длится уже многие годы, показывает, что языку может обучиться не только человеческий мозг, но и мозг других биологический видов — что полностью нарушает все представления о том, кто такой человек и каково его место на планете.

Все живые существа вступают в коммуникации с себе подобными, со своими жертвами или врагами. Но человеческий язык обладает совершено особыми качествами, которыми на данный момент не обладает больше никто.

Например, у животных существует набор сигналов, которыми они пользуются для коммуникации; это закрытые списки, что означает, новые сигналы у них не появляются. Человеческий же язык состоит из списка неких изначальных кирпичиков — фонем; из них получаются морфемы или, проще, слоги, из которых вырастают слова, а из слов — фразы, из фраз же получаются целые тексты. То есть язык имеет иерархическую цифровую структуру. Это открытый список — всегда можно придумать новое слово. Этим мы и отличаемся от любых других биологических видов.

Итальянский ученый Джакомо Ризолатти сделал замечательное открытие — он обнаружил «зеркальные» нейроны. Проводились опыты над обезьянами, снимались потенциалы их мозга, которые для ясности были переведены в звук. Было замечено, что мозг примата реагировал на поглощение некоторых лакомств. При этом оказалось, что те же структуры мозга работают не только тогда, когда обезьяна сама кладет себе в рот вкусности, но и они же работают, если ее еду берет лаборант. Таким образом, в мозгу, как в зеркале, отражаются производимые обезьяной или кем-то другим действия.

Потом эти системы были открыты и у людей, и сейчас мы знаем, что они включаются, когда субъект делает что-то сам, когда он видит, как это делает кто-то другой, и когда он вспоминает или предвидит это действие.

Дарвин писал: «Разница между людьми и прочими биологическими видами заключается в степени, а не в качестве». То есть, люди — это не что-то совсем иное, а примерно то же, что и другие существа, но намного сложнее. Количество нейронов у нас невероятно выросло и перешло в качество познавательных процессов — мы просто гораздо быстрее и эффективнее. Но это вопрос, над которым еще спорят.

В одной вызвавшей серьезные споры статье, написанной тремя крупными лингвистами, среди которых виднейший — Хомский, утверждается, что языковая способность, в широком смысле слова, разделяема нами с другими биологическими видами, что она не только человеческая. И действительно, многие и не столь высоко стоящие существа умеют такое, что оторопь берет.

Например, у говорящих попугаев есть слоги, фразы, диалекты, пиджины (языки, которые спонтанно возникают, когда встречаются два разных языка). У них даже есть нечто вроде литературного языка для общения с другими видами. И это у птиц, с их небольшим мозгом!

У насекомых, например, у муравьев, есть способность выучить язык другого вида, то есть они полиглоты. Они мимикрируют, придуриваются, что служат в другом муравейнике. Они могут притвориться что умерли, и когда их противники из соседнего муравейника, перетащат их к себе, они делают что-то такое в своем желудке, после чего взрываются вместе с муравейником. У них разные варианты социального устройства: рабовладение, скотоводство (разводят тлю и потребляют ее молоко), выращивают грибы.

Нейронов в мозгу примерно 150 миллиардов. У каждого из них примерно 10 тысяч связей с другими нейронами и другими частями других нейронов. И это все находится в голове каждого человека, как умного, так и глупого. А если вытянуть все нервные волокна в одну линию, то ее длина будет в восемь раз больше расстояния до Луны. Поэтому что за распределенный мозг такой, я продолжаю не понимать.

Обезьян пробовали учить человеческому языку — попытка провальная, так как у них другая гортань и они не могут выговаривать артикулированные звуки. Но зато их можно учить говорить искусственным языком, знаками. Их стали обучать человеческому жестовому языку — появились «говорящие» обезьяны.

Однако это не все, на что способны братья наши меньшие. Человеку доступна семантика — присваивание знаку (слову) обозначения некоего объекта. Мы не подозревали за животными возможности символизации, и зря: оказывается, пониманием синтаксиса, то есть порядка следования элементов, владеют не только люди; животные тоже могут его осознавать. Обезьяны могут овладеть им на уровне трехлетнего ребенка.

У приматов есть культурная преемственность — способность передавать знания негенетическим путем: они могут обучать своих детей языку, учить друг друга, исправлять ошибки. Исходя же из наших знаний, никто из животных не должен уметь это делать.

Они узнают себя в зеркале и в фильмах. Они владеют местоимениями, то есть способны осозновать, что «я» — это не только сам я, но и мой сотоварищ, «он». А ведь это, хотя и постигаемо, но сложно для наших детей.

Обезьяны владеют метафорой, то есть употребляют слова в переносном смысле.

В рамках одного эксперимента перед обезьяной положили фотографии людей, ее самой, ее отца и других обезьян. Она отсортировала их так: отнесла себя к людям («я говорю, значит, я — человек»), а своего отца, не обученного жестовому языку, причислила к обезьянам, назвав при этом беднягу грязной тварью.

Единственное, чем владеет только лишь человек — это рекурсивные синтаксические процедуры, то есть построение логической цепочки типа «Маша не знает, что Петя соврал Саше о том, что Валя была в кино». Такие процедуры — основа социального общения. С ними связана theory of mind — теория о способности построить модель поведения другого человека, возможности домысливать за других, «входить в чужое сознание». Наука утверждает, что подобные процессы недоступны животным, ими обладают только люди старше четырех лет.

В сочинениях Дарвина ничто не противоречит сегодняшнему спору о том, что такое сознание. Что важнее для формирования познавательных возможностей — генетическая информация или среда, в которой мы и другие существа обучаемся и воспитываемся? Вопрос этот пока не решен.