Эрик Булатов: Что такое концептуальное искусство

Булатов окончил школу в 1952 году и в том же году поступил в Художественный институт имени Сурикова. Он рассказывает: «Это время было очень тяжелым для нашей культуры; она была в состоянии паралича. То, что было интересным, делалось людьми, которые сформировались до советской эпохи. А в это время их осталось очень мало, да и те, кто был, как правило, деградировали на глазах».

Для Булатова проблема стояла таким образом: когда он при помощи средств, которые давало ему академическое образование, пытался изобразить что-нибудь с натуры, то чувствовал, что никак не может поймать живой нерв жизни, в которой сам живет и которая его окружает. «Я делаю портрет, — говорит Булатов, — формально он похож на натуру, но я вижу, что это какой-то мертвый слепок, и он не имеет никакого отношения к человеку, которого я рисую».

Булатов познакомился с Робертом Фальком, который сыграл большую роль в его жизни. Он стал для него не только проводником в незнакомом мире французского искусства, но и примером того, как должен жить и вести себя художник во враждебном социальном пространстве.

Владимир Фаворский тоже сыграл немалую роль в жизни Булатова. Он научил его понимать искусство в целом, а главное — понимать классическое искусство. Благодаря Фаворскому Булатов осознал, чем он владеет, какой инструментарий в его руках.

Булатов приводит пример схемы «поверхности и пространства картины»: «Картина — это такой странный предмет, который с самого начала обладает собственными чертами: имеет плоскую поверхность и одновременно пространство. Видно, что достаточно провести горизонт посередине картины, как она сразу делится на верх и низ. Горизонт превращает низ в горизонтальную плоскость, уходящую вверх, в глубину пространства. Оказывается, что буквально в каждой точке поверхности картины содержится определенный характер энергии, каждый раз разной — чем ближе к середине картины, тем больше возможности движения в глубину. Чем ближе к краю, тем больше возможности движения по плоскости».

Художники всегда использовали либо один, либо другой тип такого пространства. Почти все немецкие художники, как правило, используют высокое пространство, многие французские художники предпочитают глубокое пространство. А если человек пытается использовать оба, то картина разваливается в разные стороны, и это уже некое натуралистическое изображение.

Освоив непонятное ему прежде искусство, Булатов понял, что не приблизился к той реальности, которая его окружает. В этот момент американский поп-арт стал естественным союзником в его деле (поп-арт как раз занимался второй реальностью, окружающей человека), но одновременно и врагом — это направление утверждало вторую реальность как единственную, из которой нет никакого выхода. «Именно поэтому, — говорит Булатов, — я чувствовал его враждебность. У меня постоянно возникал вопрос, как освободиться от этой реальности. Она есть, и я хочу ее выразить, но выразить ее ограниченность, свойства, возможность или невозможность выскочить за ее пределы».

По мнению Булатова, самое важное, что он сделал в искусстве, это то, что он построил картину, которая включает пространство зрителя, то есть состоит из собственного пространства и пространства, в котором находится зритель.

Он приводит в пример свою первую работу, где его представление о картине полностью было реализовано. Важно, что она состоит как бы из двух картин: на одной мы видим пейзаж, небо, людей, а на второй — красную полосу, закрывающую горизонт. Если бы была только красная полоса на белом листе бумаги, то это была бы работа поп-арта, но столкновение этой полосы с пространством, которое находится по ту сторону картины, — это абсолютно анти-поп-артовская картина.

«Красная полоса, — объясняет Булатов, — для картины не нужна, она не имеет никакой связи с пейзажем, но имеет прямое отношение к жизни зрителей, которые видели эту картину. Эта красная лента вызывает определенные ассоциации: орденская лента или ковровая дорожка, но это всегда конкретные ассоциации с социальным пространством».

Картина «Слава КПСС» — одна из узловых в творческой судьбе Булатова. На первый взгляд кажется, что это обычный политический плакат, но если всмотреться, то видно, что буквы отслаиваются от облаков. Они написаны на поверхности картины и агрессивно набрасываются на нас, владея всем пространством от поверхности картины до нашего мозга.

У Булатова возникла потребность выразить в картине свое слово, которое он произносит от себя, не будучи его автором. На помощь ему пришел его любимый поэт Всеволод Некрасов. По мнению Булатова, его слово не хочет быть закрепленным на бумаге, на плоскости, оно хочет звучать и жить в пространстве. Он приводит примеры своих картин с использованием слов из поэзии Некрасова: «Живу — вижу», «Свобода есть», «Вода текла». На слова Блока из поэмы «Двенадцать» была написана картина «Черный вечер — белый снег».

Хотя конструктивизм и близок Булатову, но есть некоторые противоречия между ним и этим стилем. Во-первых, для Булатова самое главное — горизонт, а для конструктивистов это неприемлемо. Они отрицали горизонт, старались от него избавиться. Горизонт для Булатова — это не столько ограниченность в пространстве, сколько указание на то место, которое человек занимает в мире. Взгляд зрителя всегда находится в середине картины — на горизонте.

Во-вторых, конструктивисты всегда адресуются к зрителю, что-то требуют от него. Булатов же никогда к зрителю не обращается, поскольку считает себя одним из них. Для него собеседник — не зритель, а собственная картина. Он задает ей вопросы, которые ему принципиально важны, а она ему отвечает; только после этого он понимает, что ему нужно, так как найденный образ позволяет автору глубже понять свое творение.

На других картинах Булатов уже вводит не социальный, а экзистенциальный горизонт, который мы можем увидеть, преодолев социальный. Дальнейшее движение сквозь картину может продолжаться, что вызывает у зрителя ощущение видения света «оттуда», из-за картины.