Обзор: Берлин

*

В Берлине больше всего на свете любят демонстрации. Что ни день, движение где-нибудь перекрывают в угоду возмущенным массам. Только за последний год я видела шествия курдов и грузин, эритрейцев и колумбийцев, палестинцев и китайцев. Бастовали профсоюзы врачей, потом на улицы выходили школьники, работники оперных театров, детских садов, библиотек и мясо-молочной промышленности. Я видела неонацистов, автономов, экологов и водителей грузовиков. Демонстрации порой напоминают народные гуляния, бразильский карнавал, африканские фестивали песни и пляски, сопровождаемые заводным ритмом перкашн.

В мае традиционная любовь берлинцев к демонстрациям достигает своего апогея. Начинается все с горячих первомайских схваток. Сначала по Кройцбергу ходят танцующие процессии под флагами Че Гевары, напоминая бродячих артистов эпохи Вудстока. К вечеру сюда стягиваются тысячи полицейских. Всемирный день солидарности трудящихся перерастает в Вальпургиеву ночь: анархистские группы нападают на полицейских, жгут машины и бьют витрины магазинов. Нынешний Первомай стал самым кровавым за последнее десятилетие: 289 человек арестованы, 440 полицейских ранены. «Против чего здесь выступают, забыли еще в семидесятые годы, – признался мне политолог Кристиан Шульц. – Последний, кто еще помнил об этом, умер, видимо, года три назад».

Подзабытые социальные расклады немного прояснил самый крупный фестиваль немецкоязычного театра Theatertreffen. «Марат, что стало с нашей революцией?» – вопрошал хор настоящих безработных, которых выпустили на сцену престижного фестиваля, чтобы они, не дай бог, не пошли на демонстрацию. В этом кризисном году на фестивале совсем не было привычного Чехова, зато показали агитпроп, обернувшийся шумным политическим скандалом. Спектакль Marat / Sade гамбургского драматического театра по пьесе Петера Вайсса оказался среди десяти лучших спектаклей года. Радикальный лидер Французской революции Марат, превращаясь по ходу то в Ленина, то в Кастро, ведет диалоги с маркизом де Садом. «Удивительно актуальные диалоги о социальной справедливости и тяге человека к злу», – пояснила театровед и член жюри фестиваля Ева Берендт. «Народа» в зале не было, а «народ» на сцене играли женщины, получающие пособие по безработице HARTZ IV, на которое, говорят, жить нельзя. Они рассказали о своих попытках устроиться на работу, о повышении цен на макароны в супермаркете Lidl. А потом вдруг эти обездоленные огласили перед зажиточной фестивальной публикой список самых богатых людей Гамбурга, потребовав ввести налог на их имущество. Инфарктов в зале все же не было, а пресса еще долго возмущалась то самой агиткой, то жиреющими богачами, то наглеющими бедняками. «Театр хочет быть политическим и революционным, – сказала Ева, – но разве он в состоянии что-то изменить? Хотя если налог на имущество когда-нибудь введут, то макаронами можно будет накормить безработных всех стран».

Пока же безработным всех стран предлагают только зрелища. Небывалой вечеринкой ответила берлинская группа «Ротфронт» на майский накал политических страстей. «Мы не имели в виду ничего политического, когда дали группе такое название. "Рот Фронт" – для кого шоколадная фабрика, для кого Эрнст Тельман», – признался фронтмен группы Юрий Гуржи. Бывший харьковчанин решил накормить всех обездоленных танцами и закатил дискотеку длиной целую неделю. И любой безработный мог сюда попасть – вход стоил всего пять евро. Танцевали до упаду, и казалось, что недовольных в городе остаться не должно. «Говорить слово "революция", – пояснил мне Юрий, – примерно то же самое, что повторять бесконечно слово "любовь": оно затаскано, за гранью добра и зла, ну как рыба какая-нибудь. Оно превратилось в продукт».

 **  

Когда с социальными проблемами в Берлине немного разобрались, взялись за дело мира. Германия, потерпевшая во Второй мировой войне поражение, праздновала День Победы, или День Освобождения, как его здесь называют. Чтобы не запутаться в парадоксах истории, устроители выдвинули лозунг «Кто не празднует, тот проиграл», обеспечив тем самым массовость мероприятия. 9 мая, в субботу, по аллее Пушкина в сторону Триумфальной арки двигалось странное шествие: мамы с колясками, немецкие пенсионеры, одиночные советские ветераны, разноязыкая молодежь с бадминтоном, цветами и футбольными мячами. В парке царил дух всемирного примирения. Вокруг знаменитого памятника Советскому воину-освободителю гремела музыка от Bloody Kalinka, «Трио Шо» и Cosmonautix. «Здесь было очень много молодых русских с детьми и водкой, – рассказала лингвист Елена Тихомирова, автор книги "Наши трехъязычные дети". – Неподалеку от саркофагов, изображающих подвиги Советской армии, родители устраивали пикники, а дети играли надувными дубинками и стреляли мячиками по бочкам». Большевистская курортная капелла (Bolschewistische Kurkapelle) – клоунский сброд в полувоенной форме – исполнила революционные песни всех времен и народов вперемежку с советскими шлягерами. Не были забыты ни французские шансоны, ни «Марсельеза» в немецкой редакции, ни The Beatles в оригинале, ни песни культовой западноберлинской группы Ton Steine Scherben. Многие плясали, кое-кто утирал скупую слезу, на лужайках играли в бадминтон. Но когда на двадцати духовых инструментах заиграли что-то из Nirvana, я окончательно потеряла всякое ощущение места и времени. Впрочем, многим жителям все же пришлось осознать, в каком городе они находятся: в ту же ночь на другом конце Берлина нашли стокилограммовую бомбу времен Второй мировой и эвакуировали целый микрорайон.

***     

Но мирные акции уже было не остановить. На Мотцштрассе, где в двадцатые годы был центр русской эмиграции и жили Андрей Белый и Владимир Набоков, а сегодня кипит «голубая» жизнь, целый день целовались тысячи пар, и не на спор, а из убеждений. Приезжим было невдомек, что это не просто радикальные влияния весны, а акция протеста против расизма, гомофобии и нетерпимости, устроенная организацией Projekt Maneo. Гомофорпосты расставили и в районах, где чаще всего случаются нападения на гомосексуалистов. Поцелуйная манифестация закончилась у памятника гомосексуалистам, жертвам нацизма. Вместо вечного огня – «вечный поцелуй».

В мае на Фридрихштрассе появились нацистские красные полотнища. «Гитлер возвращается», – то ли шутили, то ли угрожали газеты. Правда, вместо свастики внутри красовался кренделек, но дух от ужаса все равно захватывало. Берлинцы массово жаловались в совет по делам рекламы, считая «нацистский дизайн» оскорблением современной демократии и личных чувств. Так стартовала премьера The Producers, или «Весны для Гитлера», Мэла Брукса, самого успешного бродвейского мюзикла последних тридцати лет с поющим Гитлером и танцующими степ национал-социалистами. В Вене, Москве и Иерусалиме мюзикл прошел «на ура». Но хорошо другим смеяться, а в Берлине «Весну для Гитлера» играли в Адмиралпаласте, где фюрер во время войны частенько смотрел оперетты и где для него была сооружена специальная ложа. Но времена меняются, и кажется, что актер, игравший Гитлера с утрированными гомосексуальными ужимками, уже побывал на акции «вечный поцелуй» и даже участвовал в торжествах на День Освобождения. На премьеру мюзикла пришли все, кто должен: представители разных политических партий, писатели, дизайнеры с Вольфгангом Йоопом во главе и берлинский мэр Клаус Воверайт, уже смотревший мюзикл в Нью-Йорке. Режиссер Мэл Брукс решил приехать попозже и посмотреть рядовой показ. А простые берлинцы утихомирились и хвалили спектакль. Врач Хайке Майнц сказала: «Брукс делает Гитлера смехотворным. Если бы в то время больше людей поняло, насколько он нелеп, наверное, масштабы катастрофы были бы иными». А вот молоденькой актрисе Марике Вайхе это все вообще не интересно: «Чуть что, сразу про фашистов начинают кричать. Надоело уже! Мое поколение хочет наконец жить спокойно».

 ****      

Но ее ровесник, художник и пчеловод Билл ван Берген, с этим тезисом явно не согласен, ему совсем не хочется спокойной жизни. Он мечтал о славе Наполеона и потому встревожил майский Берлин посильнее красных стягов и списка богачей. Билл сел на коня и въехал на площадь у Рейхстага, где заседает немецкий парламент и обычно стоит очередь из туристов и школьников, желающих осмотреть знаменитый стеклянный купол Нормана Фостера. Элегантно одетые, но почему-то вымазанные сажей пресс-агенты Билла зачитали в мегафон десять тезисов во имя красоты, величия и совершенства, подкрепляя их цитатами из немецкой литературы времен Гете и Шиллера. «Политике не хватает красоты и поэзии», – твердил Билл и, не слезая с коня, провозгласил создание партии политической красоты (Zentrum fr politische Schnheit), тут же выдвинув свою кандидатуру на пост президента Германии. Билл, впрочем, действительно молод и настолько хорош собой, что политикам, случайно заставшим акцию, крыть было нечем. Простые слушатели, особенно девушки, и рады были бы проголосовать или на худой конец вступить, но не знали как. Со времен Йозефа Бойса, писали критики, так по-крупному никто не безобразничал: «Лошади перед бундестагом – просто во имя поэзии. Превосходно!»

Но красавец Билл ван Берген все равно проиграл. Имя нового президента без всяких прикрас осталось прежним – Хорст Келер. То, что Келер победил, 1123 делегата узнали, когда в зал бундестага вошла духовая капелла играть национальный гимн, а не что-то из Nirvana. Красоты и на этот раз не хватило, но зато «процедура была, как в цирке», сказал шеф социал-демократов одной из земель Ральф Штегнер. По случаю победы Келера в бундестаге разливали русскую водку, а народные массы на улице не отставали: выборы президента пали на шестидесятую годовщину создания Федеративной Республики Германии. Праздновали по всему Берлину, и от Бранденбургских ворот в бесконечную даль тянулись аттракционы, летние сцены, пивные лотки и прилавки с сосисками.

А через пару дней опять было ни пройти ни проехать: на центральной городской магистрали в два ряда стояли... нет, не танки, а огромные, с двухэтажный особняк, украшенные флажками тракторы. Был ли это Love Parade профсоюза трактористов или снова повысили цены на дизельное топливо, я так и не поняла.С