Абрамович и Павлов-Андреевич в Манчестере

В программе этого года, например, — инсталляция Захи Хадид, мировая премьера нового произведения композитора-минималиста Стива Райха, опера Руфуса Уэйнрайта и так далее. Но одно из главных событий фестиваля — перформанс под названием Marina Abramovic Presents, в котором участвует в частности Федор Павлов-Андреевич. На интервью русскоязычному изданию он согласился не сразу: по его словам, он никогда не позиционировал себя в России как художник.

63-летняя сербка Марина Абрамович выглядит на 37, говорит грудным голосом с густым восточноевропейским акцентом (хотя много лет живет в Нью-Йорке) и считается ветераном, а то и вовсе изобретателем искусства интерактивного перформанса.

В ее первых работах в середине 70-х интерактивность достигалась экстремальными методами, публике несколько раз даже приходилось спасать Абрамович. Она хлестала себя плетьми до бесчувствия, ложилась в полуобморочном состоянии на лед и горящую деревянную доску, а то стояла посреди галереи раздетой, предлагая присутствовавшим сделать с ней все, что им заблагорассудится, при помощи арсенала инструментов различного свойства — один из зрителей приставил к ее виску заряженный пистолет. С возрастом Абрамович остепенилась и перестала издеваться над собственным телом — по крайней мере так, как раньше. Зато теперь этим занимаются 14 молодых художников из разных стран, которых Абрамович пригласила к участию в своем новом проекте. Каждый из них сам придумал свой перформанс и отправил ей заявку.

 

This browser does not support the video element.

Групповой перформанс начинается в семь вечера, а заканчивается в одиннадцать. На входе в зал зрители подписывают обязательство («контракт») не покидать помещения в течение ближайших четырех часов, что бы ни происходило. После этого им предписывается оставить в гардеробе одежду, вещи и телефоны (особенно телефоны) и облачиться в белые халаты.

 

This browser does not support the video element.

 

Толпе из двухсот человек, напоминающих студентов мединститута, предлагают проследовать в зал на первую часть действа под названием «Учения». Абрамович выходит на сцену с микрофоном, рассказывает об искусстве перформанса и о том, чем оно отличается от театра. Общий смысл таков: в театре играют заранее написанные и разученные роли, и зритель знает, что все понарошку, — в перформансе же все по-настоящему.

Потом сербка предлагает сделать несколько упражнений на концентрацию, чтобы лучше подготовиться к восприятию того, что нам предстоит увидеть и сделать. Упражнения, надо сказать, напоминают о НЛП-тренингах и центрах «Лайфспринг»: сначала нужно в течение десяти минут маленькими глотками потягивать воду из крохотного стаканчика (чтобы сделать свои действия более осознанными и растянутыми во времени и обострить восприятие). А потом смотреть незнакомому человеку из публики прямо в глаза в течение пяти минут, и так с тремя разными людьми. Говорят, иногда зрителям приходилось валяться на полу и орать во всю глотку.

«И что, ты все это делала?» — с недоверием спросила меня потом лондонская подруга, которой я рассказывала о перформансе. Да, делала. И должна сказать: когда проделываешь эти упражнения не для того, чтобы «перестать волноваться и начать жить», а чтобы лучше понять перформанс, они кажутся уместными и не вызывают протеста.

Обработанные Абрамович зрители разбредаются по галерее Уитворт, которую специально для перформанса полностью освободили от экспонатов, и обнаруживают в каждом зале человека, занимающегося чем-нибудь странным. Снимать все это строго-настрого запрещается, да и видео получилось бы бесконечно длинным: перформеры, что называется, не торопятся. Согласно Абрамович, одна из основных идей продолжительного перформанса как жанра — измененное восприятие времени. Поэтому участники проекта двигаются так, что кажется, будто смотришь замедленную съемку.

По одному залу расставлены старые туфли и в художественном беспорядке раскиданы свиные головы, а шотландский перформер Аластер Макленнан проделывает с этими предметами загадочные операции. В другом зале кореянка Чжун Хе Хван танцует с маленькими радиоприемниками, из которых исходит «белый шум», и кормит зрителей зеленым желе. В третьем француженка Мари Кул совершает манипуляции со всевозможными вещами белого цвета. А в подвальном этаже все это время бритый итальянец Нико Васчеллари изо всех сил дубасит, кажется, кувалдой по камню. Или наоборот.

Некоторые из перформансов завораживают. Например, совершенно голая китаянка Дуань Цинмэй с трагическим лицом и закрытыми глазами медленно перемещается по своему залу, трогая себя в разных местах и что-то напевая; она приближается к зрителям, оттесняет кого-то к стене, кому-то наступает на ноги, с кем-то заигрывает (при этом не открывая глаз и не прекращая петь) — и в этот момент ирония публики пропадает: относиться к этому отстраненно никак не получается.

This browser does not support the video element.

Когда оказываешься в зале, где происходит перфоманс Павлова-Андреевича под названием «Мой рот — это храм», вздыхаешь с облегчением: во-первых, там весело, а во-вторых, по-настоящему интерактивно. Выступление русского перформера достойно курехинского «Ленин — гриб» и прочих величайших «прогонов» современности.

 

This browser does not support the video element.

 

На входе в зал зрителям сообщают, что они сейчас окажутся в храме Василия Титова, и предлагают скрестить руки на груди. Зритель видит очередь к деревянной коробке на возвышении; в коробке вырезано маленькое окошечко, а в окошечке виднеется рот перформера — очень, надо заметить, выразительный и драматически освещенный. Рот облизывается, причмокивает, плюется, отрыгивает — словом, коммуницирует с внешним миром всеми возможными невербальными способами.

Далее приходится отстоять двадцатиминутную очередь под саундтрек из сочиненных Павловым-Андреевичем «дневников» Титова. После этого одна из ассистенток («жрица храма») выдает уже порядком офигевшему зрителю карточку, на которой написано, что нужно сделать со ртом в окошечке. Наиболее часто встречающаяся опция — покормить его чем-то из длинного списка продуктов, разложенных в пронумерованных бадьях на полках.

Мне досталась карточка, предписывавшая покормить Федора авокадо и, пока он ест, рассказать ему анекдот. С перепуга я не смогла вспомнить ни одного и обратилась за подсказкой к одной из ассистенток. Она предложила мне на выбор две шутки, которые я даже пересказывать не буду, — настолько они странные.

Другим зрителям достались более креативные задания: почистить зубы Павлову-Андреевичу, покрыть их черной эмалью или вовсе залепить ему рот. Одна из зрительниц, живущая неподалеку от Манчестера, видела перформанс уже три раза; после первого просмотра она была убеждена, что на следующий день ей выпадет петь Федору колыбельную — и стала основательно к этому готовиться, попыталась вспомнить все колыбельные, которые ей были известны. Ее ожидания оправдались.

 

This browser does not support the video element.

Благодаря своей концепции Павлову-Андреевичу в отличии от других перформеров удается не остаться голодным после четырехчасового марафона. По его словам, задача его все равно была не из простых: чистка твоих зубов другим может превратиться в настоящую пытку, как и кормежка из чужих рук. Павлов-Андреевич своих эмоций не скрывает: когда ему что-нибудь не по вкусу, он не стесняясь срыгивает или плюется.

Манчестерская публика все воспринимает с благодарностью — в этом, по мнению Федора, ее отличие от московской. Как-то Павлов-Андреевич плюнул в человека, который оказался журналистом из «Таймс». На следующий день в издании вышла ироничная заметка.

 

This browser does not support the video element.

 

Тем, кто не нарушил условий «контракта» и дождался конца перформанса, выдается сертификат, в котором значится: «Такой-то Такойтович выдержал четырехчасовой перформанс. Спасибо за ваше доверие». И стоит подпись Марины Абрамович.

 

This browser does not support the video element.

Я обычно не вешаю грамот на стенку, но эту, наверное, повешу. Пусть гости знают, на что я способна.